— В настоящий пафосный ресторан пустят с даже с собакой на роликах и с мороженым. И с сиреневым ирокезом.

Я посмотрела поверх небоскребов. Дорогое небо, Криса Хеймсворта ты мне еще должно. И работу. И денег. Но для начала сойдет и этот.

— Поехали! — кивнула я.

Самый паршивый день закончился. Начинаем отсчет ошибок заново.

Он открыл мне дверцу, и я с трудом вскарабкалась в высокий джип. Когда эти пафосные дорогущие машины только появились в Москве, они мне очень нравились. Я всегда была поклонницей машин Джеймса Бонда времен Шона Коннери — эти плавные поршевские обводы, прищуренные злые фары, ощущение хищной красоты. Но потом в «кайеннах» стали ездить все подряд, они превратились в символ бандитских и глупых денег и совершенно мне разонравились.

Конечно, до сегодняшнего дня это была немного ситуация «лиса и виноград». Зато теперь я могла в полной мере ощутить уют просторного салона, оценить, что огоньки на приборной доске перемигиваются прямо как на панели космического корабля — и вместе с космосом за окном это создает совершенно фантастическую атмосферу. Ладно, пусть пошлая и бандитская, но машина мне нравится.

— Кстати! — вспомнила я. — Вы мое имя знаете, а я ваше нет. Так нечестно.

— О, точно, — он откинул солнцезащитный козырек, достал оттуда визитку и протянул мне.

— Вадим Сергеевич Романов, — прочитала я вслух. Надо же, фамилия тоже породистая. — Холдинг «Небьюла»…

Ну нифига ж себе! Вот это я попала!

— Знаете, — сказала я очень, очень спокойным голосом, пока владелец холдинга «Небьюла» Вадим Сергеевич Романов выруливал на шоссе. — Вы мне должны даже больше, чем кофе. Ведь это по вашей милости я безработная.

Он мрачно покосился на меня, аккуратно вынул визитку из пальцев и убрал обратно за козырек. Плотно сжав губы, вырулил на шоссе, и только тогда повернулся, вновь ошеломляюще улыбаясь:

— Начнем, пожалуй, с начала. Я Вадим.

Потрясающая наглость. Я даже слов не нашла за все недолгие пять минут, что мы добирались до «Середины лета». А потом слова пропали, потому что место за тяжелыми и мрачными дверями оказалось настоящим чудом.

Из теплого деревянного пола к потолку поднимались колонны в виде переплетающихся деревьев; наверху они расходились извивами толстых ветвей, которые встречались и сплетались друг с другом. Вместо листьев их оплетал вечно-зеленый плющ, и я бы не удивилась, узнав, что настоящий. С потолка свисали гирлянды розовых, желтых и белых цветов с едва мерцающими в глубине диодными огоньками.

И отовсюду лился теплый солнечный свет, будто мы в летнем лесу, а не в центре Москвы заполночь. Если бы Вадим не поддерживал меня за локоть, я бы обязательно споткнулась, пялясь по сторонам. Столики тоже будто росли из пола, а вокруг них были расставлены плетеные кресла и кое-где даже висели качели на толстых грубых канатах.

Немножко даже пожалела, что мы в итоге пришли в самый дальний угол, где качелей уже не было — только деревянные скамьи с ворохом подушек.

Я бы покачалась.

Ну да, инфантильная.

Только когда Вадим усадил меня спиной к залу, я очнулась и поняла, что все это время он был так близко, что практически обнимал меня, а я этого даже не заметила.

Опомнившись, попыталась сосредоточиться на нем и не бросать украдкой по сторонам любопытные взгляды. Виталик меня постоянно одергивал, когда я в упор рассматривала людей, поэтому сейчас я постаралась изобразить отстраненную вежливость, и не пялиться на Вадима так откровенно, как только что пялилась на интерьеры.

Хотя, если честно, эти правила приличия меня всегда убивали. На людей в упор смотреть нельзя, по сторонам, открыв рот — тоже нельзя. Так на что смотреть-то? На собственные обгрызенные ногти и страдать, что я в приличном заведении и без маникюра?

К счастью, мои терзания прервала официантка, которая принесла меню и графин с лимонадом, который так ярко и остро пах летом и дачей, что я почти забыла, что мы не за городом в жаркий летний день.

Вадим врубил харизму на полную мощность и успел обаять официантку, пока она разливала лимонад по бокалам и раскрывала меню. Когда мы пришли, девушка была сонной и снулой, но сейчас разрумянилась, засверкали глаза, улыбка перестала быть дежурной.

— Девушке в кофейне слабо было так улыбнуться, — задумчиво уронила я в воздух, невидящим взглядом скользя по меню.

— Я перед ней извинился, — фыркнул он. — И завтра цветы пришлю.

— Потом — не считается. Стоило вообще так нервничать из-за какого-то кофе? — я, кстати, тоже наглая, особенно когда не в своей тарелке. А от цен в меню, на которые я, как настоящая безработная бедная девушка, посмотрела в первую очередь, я стала прямо очень не в своей тарелке.

— Когда ты кофейный наркоман, но легкомысленно отпустил секретаршу, надеясь, что во всем гребаном деловом центре есть хоть одна открытая кофейня… И тут выясняется, что есть ровно одна, но в ней не принимают карты — стоило!

— Купить вам пакетик растворимого кофе три в одном на случай будущих катастроф? — заботливо поинтересовалась я. Меня удостоили острого злого взгляда. — Что?

— Да вот думал, мне показалось, что вы невыносимо ядовитая змея на фоне неадекватного состояния. А теперь вижу — не показалось.

Я проглотила комментарий на тему, что человек, ставший причиной моего самого паршивого дня с начала и до конца, еще и не того заслуживает. Ему, небось, всю жизнь делают скидки за смазливую мордашку. Даже я расплылась.

Но постаралась все-таки сосредоточиться на меню. А то я так неприлично долго его разглядываю, что у моего спутника скоро возникнет ощущение, что я читаю по слогам.

Хотя тут только по слогам и читать:

«Конфи из кролика на подушке из капустного пюре с хамоном и лаймовым маринадом».

«Артишоки, фаршированные маринованными кумкватами».

«Аранчини из ризотто».

Ну, допустим, кролика я узнала. И подушку тоже. Но что с ними проделали, можно как-то по-русски объяснить?!

Салаты были понятнее, но от вариантов «салат с арбузом и чесноком» и «салат из лепестков роз с трюфельным маслом» мне сильно легче не стало.

Может, тут детское меню есть? С картошкой фри и сосисками? Я бы не постеснялась!

Но даже предсказуемый раздел пасты меня предал: фарфалле, оркьете, фетуччини, фузилли, — так, я все поняла, достаточно.

Фуа-гра с радиккьо а-ля натюрель вколотило в мой гроб последний гвоздь, и я решительно захлопнула толстенькую папку.

Попыталась превратить свой кривой оскал в вежливую улыбку и сказала подошедшей официантке:

— Что-нибудь на ваш вкус, пожалуйста. То, чем ваш шеф больше всего гордится.

Официантка вернула мне такую же натянутую улыбку и забрала меню.

Я немного поискала, куда деть совершенно лишнюю пару рук и, случайно подняв взгляд, застукала Вадима, с тайной улыбкой наблюдающим за мной.

— Развлекаетесь? — прошипела я, наклоняясь к нему через стол. — Привели собачку на скейте с ирокезом и наблюдаете, что будет?

— Ну, если честно… — прижал он руку к груди, но промахнулся и вместо сердца поверил свою искренность внутреннему карману пиджака. Надеюсь, в нем лежит что-нибудь ценное. Презерватив или хотя бы кредитка. — …если честно, не был до конца уверен в здешнем персонале. Днем тут хозяйка следит, чтобы не было снобизма, а ночью все что угодно может быть.

— И как? Кто справляется лучше — персонал или собачка?

Вадим тоже перегнулся через стол ко мне, так что мы стали выглядеть как заговорщики, которые планируют взорвать английский парламент, и я залипла в прозрачной чистоте его глаз.

Он протянул руку, положил мне на затылок, притягивая к себе еще ближе, и в тот момент, когда я уже была совершенно уверена, что сейчас он меня точно поцелует, дернул меня за прядь и прошептал прямо в губы:

— Собачка.

И откинулся на спинку, насмешливо на меня глядя: