— Это все меняет… Скажи, а про причины того глобального сбоя, о которых он на всю сеть растрезвонил, в 2014-м, тоже ты ему сообщила?

— Нууууу…

— Ясно. У меня только один вопрос остался.

— Во сколько встречаемся?

— Нет. Маш, ты дура?

— Ну вот ты опять! — этот ее тон я знала. Он назывался «сама виновата». — Ты такая агрессивная, от этого с тобой все беды и случаются!

Божечки.

Я оборвала звонок.

Ужасно тяжело признавать, что ошиблась в человеке. Гораздо проще свалить на внешние обстоятельства. Чтобы не думать, что я шесть лет дружила с абсолютной дурой и как-то умудрялась все это время игнорировать этот факт. Но как, как?!

Следующие, кому я позвонила, были квартиранты. Ужасно неудобно выгонять людей, они, может, планировали свою жизнь, обои поклеили или розетки поменяли, а я такая — извините, ситуация изменилась, валите нафиг. Но я тоже планировала. И мне надо где-то жить.

И тут случилась первая приятная вещь за этот день — оказывается, квартиранты сами не знали, как мне сообщить, что они собираются переезжать. Это была молодая пара, которой идеально подходила моя однушка, но теперь у них кое-то изменилось — с ребенком нужна квартира побольше. Они были безумно рады, что теперь никто никому не должен, мы расходимся, довольные друг другом — они срочно уезжают в уже снятую новую квартиру, я срочно возвращаюсь домой. Попросили только три-четыре дня на все дела. Я согласилась — что уж там, зато штраф им платить не надо, а деньги мне пригодятся.

Кстати, о деньгах. Я с некоторой опаской залезла посмотреть баланс своей старой карты. В последний раз там были какие-то копейки, которые я послала на лекарства котику… а сейчас красовалась прямо-таки очень приятная сумма! Часть это были деньги за квартиру, а другая часть — зарплата и компенсация за сокращение от «Небьюлы». У Вадима же компания белая, пушистая, прям как зверь песец. Вот и досталось — так что можно выдохнуть и подумать, что делать дальше.

Надо где-то провести эти несколько дней. К родителям я сейчас не поеду под страхом смертной казни. Только маминых нравоучений мне сейчас не хватало!

Но есть то, что я всегда хотела сделать, когда у меня появятся лишние деньги…

Впрочем, я тогда еще не знала, что одного этого условия мало, надо еще загадывать личную свободу.

Так вот. Теперь у меня есть деньги, время, свобода и Шенген.

Что это значит?

Дайте мне глобус, я его раскручу и тыкну пальцем!

Впрочем, я знала место получше, чем случайно тыкнутый остров в Тихом, скажем, океане. Буквально потерянный рай.

Я открыла мессенджер и написала Герарду:

Yana: Привет. Что ты делаешь сегодня вечером?

Интересно, умеют ли быть немцы спонтанными?

Gerard: Сижу в своей квартире в Берлине. Теперь еще и думаю об одной яркой птице.

Yana: Нет, ты идешь показывать яркой птице Берлин. Verstehen?

Да, я погуглила как правильно пишется «ферштейн».

Gerard: Ты выучила немецкий? Ты прилетела в Берлин? Ты рассталась со своим парнем?

Yana: Нет. Пока нет. Да. В девять вечера на Александерплатц!

Умеют.

Следующий пункт — превратиться обратно в яркую птицу, а то ж не признает!

Билет в Берлин я купила, уже сидя в парикмахерском кресле. Прекрасные, прекрасные современные технологии! Но придется все-таки пилить через весь город в другой аэропорт, потому что из этого самолеты летали как-то слишком дорого.

— У вас такой изумительно тонкий оттенок волос… — восхитилась парикмахерша. — Стрижку?

— Нет, перекрасить в радужный.

— Что, простите?.. — остолбенела она.

Я вообще-то выбирала салон по отзывам, и там вполне себе красили в вырвиглазные цвета. Неужели я стала выглядеть как человек, который не может захотеть радужного?

— Не меньше десяти оттенков. Побольше неонового. Хочу такое, чтобы на меня бродячие кошки оборачивались и младенцы начинали плакать, едва увидят, — объяснила я как могла доходчиво.

— Ни слова больше! — просияла девушка.

Привет, свобода.

— Яна, отстань, нет у меня никакого фетиша на белые колготки! Откуда ты его вообще взяла?

— Ну ты сам признался… — очередной бокал пива был лишним, но я держалась.

— В чем, Яна?

— Что тебе нравились русские девочки в бантиках и колготках.

— Я не помню! Но даже если тогда нравились, при чем тут сейчас? Ты что — правда решила, что я хочу тебя только в колготках, и потому меня отшила?

Берлин оказался совсем не таким, как я представляла. Да, первую девушку с сиреневыми волосами я встретила прямо в самолете. Через ряд от меня. А вторую — с малиновыми — на паспортном контроле. И вообще, тут действительно было все хорошо с самовыражением. Парень с панковским гребнем сидел на кассе в аэропортовском супермаркете, женщины в деловых костюмах с узкими юбками рассекали в ярко-розовых кроссовках, а благообразные старушки не стеснялись шапочек с кошачьими ушками.

Но сам город — особенно восточная его часть — был слишком похож на московский спальный район. До боли знакомые силуэты девятиэтажек, господствующие серо-коричневые оттенки, неуловимый привкус провинциального российского города. И даже небо над Александерплатц было отвратительно серым. Хотя тут Берлин уже не виноват.

Но стоило мне встретиться с Герардом, насладиться выражением его лица при виде моих волос и потребовать таки экскурсию, как все изменилось. Он любил этот город — такое чувствуется, когда человек показывает его тебе. И дома, тротуары, деревья, машины — все изменилось.

Я почувствовала это отличие.

Берлин был живой! Молодой, яркий, настоящий! Как будто кто-то взял Москву, хорошенько ее прополоскал, встряхнул и накачал антидепрессантами.

Лица у людей, одежда — все было похожим и непохожим на московские одновременно. Словно людей тоже прополоскали и разрешили не грустить и не бояться. Даже я сама переставала потихоньку печалиться. А уж когда Герард предложил все-таки зайти в бар и что-нибудь выпить…

— Он тебя бросил из-за цветов? — Герард с каждым следующим бокалом все хуже понимал русский и все бестолковее сам на нем выражался.

— Во-первых, это я его бросила! Во-вторых, из-за цвета волос, а не из-за цветов, — терпеливо объясняла я. Это очень сложно — терпеливо объяснять, когда ты орешь человеку на ухо. Потому что бар оказался рок-н-ролльный и там как раз начиналась Очень Громкая Программа.

— Но как можно тебя бросить? Он дурак? Я ему объясню! — Герард достал телефон и, щурясь, стал листать контакты. Видимо, фокусироваться получалось уже не очень.

— Герард! Это я его бросила! Остынь!

— Из-за волос? — снова удивился он. — Не, ну зеленый ему подошел бы. Но ты суровая русская женщина!

— Нет, из-за другого! — божечки-кошечки, что ж он такой упоротый-то стал! — Но я думаю, ему бы лучше темно-красный!

Я задумчиво представила Вадима с темно-красными кудрями и это было прямо секси!

Так, стоп. Мы расстались. Никакого секси.

— Яна! Ты самый лучший mad… — Герард выпустил телефон и тот грустно булькнул в бокал с пивом. — Лучший Mädchen! Но ты не права! Нельзя бросать мужчину, потому что он не перекрасил голову! Ведь он не требовал, чтобы ты перекрасила… А знаешь…

Тут он задумался. И завис. Я тоже задумалась — не слишком ли я переоценила его крепость. То есть, мне тоже было весело, но не так почему-то, как Герарду, хотя пили вроде одинаково.

— А знаешь… Пойдем, я перекрашу! — вдруг заявил Герард, вставая. Он подозрительно покачивался, но в принципе идти мог. Я представила себе, как он зелененький приезжает в Москву и идет общаться с Вадимом, а тот, едва избавившись от девушки-неформалки вынужден общаться с партнером-неформалом, и начала хихикать. И хихикала, хихикала, хихикала, пока официантка вдруг не поставила передо мной стакан простой воды.

И только тогда поняла, что делаю это уже не меньше десяти минут. И не могу остановиться.

— Яна… — Герард смотрел на меня несфокусированным взглядом. — Отложи телефон!