Москва не может спокойно воспринимать планы перевода американских войск из Германии в Польшу. Это, собственно, нарушает Соглашение от 1990 г. о воссоединении Германии, основополагающий Акт НАТО — Россия 1997 г., Договора 1990 г. об обычных вооруженных силах в Европе. Обозначим еще раз: многие русские испытывают опасение в отношении растущей мощи Америки близ российских границ. В то же время американцы раздражены этим отношением России. Провозглашаемое стремление России к многополярности было недавно отвергнуто К. Райс, выступавшей в Лондоне: «Многополярность чаще всего ведет к конфликту, как это было перед Первой мировой войной; многополярность противна природе, если речь идет о странах с общими ценностями и интересами; США имеют право выбирать партнеров в случае надобности, и международное право может быть нежелательным препятствием». Надо ли особо характеризовать раздражение Москвы? Партнеру такое не говорят.

3. Внутриполитическая эволюция российского и американского обществ никак не свидетельствует о растущей гармонии. Не существует подлинных программ двустороннего сближения, и «теплые» саммиты президентов только оттеняют общую тенденцию отчуждения. Ничто не переломит в стране, пережившей 22 июня, настороженное отношение к военной машине, приближающейся к России с Запада. И США и РФ увеличивают свои военные расходы, и парламенты обеих стран делают это при полном общественном одобрении. Карьера российских офицеров, сотрудничавших с НАТО, не вызывает зависти.

Едва ли есть необходимость в детальной аргументации того факта, что гражданское руководство Пентагона относится к военному партнерству с Россией еще более скептично, чем президент Буш, госсекретарь Пауэлл и Райс. Конгресс США никогда не ставил перед собой задачу преодоления препятствий на пути военного сотрудничества с Россией; то же можно сказать и о профессионалах в униформе, почти всю свою сознательную жизнь готовившихся к конфликту с тем, кто внезапно стал сам именовать себя партнером. Общие программы на сегодняшний день сводятся к демонтажу российского стратегического арсенала. Можно ли представить себе главной функцией Министерства обороны России мониторинг оборонных усилий страны для американских ведомств и конгресса?

4. Экономические связи двух стран не заслуживают восторженных оценок. На Россию приходится 1 % внешней торговли США; на США — 5 % внешней торговли России. Инвестиции американских компаний в российскую экономику равны 6 млрд долл. Американцы проклинают правовую систему России; Москва — отсутствие чего бы то ни было, напоминающего «план Маршалла», или целенаправленный допуск российских товаров на американский рынок. Упоминание Китая лишь сыплет соль на раны. Ничто (включая нефть и газ) пока не способно быть подлинной основой двусторонних отношений — ведь рядом нефтеносные и удобные Канада, Мексика, Венесуэла, Нигерия.

Указанные четыре обстоятельства возникли не сегодня и не вчера. Они давно являются частью структуры, психики, менталитета, (не)органических связей. Не разрешив вышеназванных проблем, не только наивно, но и абсурдно петь велеречивые песни с неба падающему партнерству. Прав тот, кто говорит, что российско–американские отношения «сердечные, но бессодержательные». Без надстройки, без базиса — как ни старомодна эта истина. Если Вашингтон будет безостановочно клеймить беспечный русский реформизм, а Москва все более ожесточаться по поводу легкомысленных советов, то финалом станет «холодный мир». Реализм предупреждает: первый же кризис сметет фотографии с улыбчивыми президентами, если две страны не возьмутся за дело серьезно. Как в 1941‑м. Как полагается поступать в ту эпоху, когда Запад демографически превращается почти в исчезающее меньшинство человечества?

«Культура, — как формулирует один из ведущих социологов нашего времени И. Валлерстайн, — всегда была орудием сильнейшего»[534]. Как и информация в целом. Определяемые Западом современные капиталистические ценности получили преобладающую идейную значимость. «С падением коммунизма, — пишет английский исследователь А. Дивен, — альтернативные модернизации идеологии были попросту элиминированы. Экономические элиты России формируют мощный классовый интерес в мирном поддержании мировой рыночной экономики»[535].

Привлекательность страны–лидера создает проамериканскую элиту. Становится ясным, что глобализация — это одновременно распространение американского влияния, в том числе и культурного. Как признают американские исследователи Р. Каган и У. Кристол, «современная международная система построена не вокруг системы баланса сил, а вокруг американской гегемонии»[536]. В начале XXI века все более проявляет себя то, что в США получило название soft power — идейно–культурное воздействие на внешний мир. Как объясняет Дж. Най: «Непрямолинейный путь приложения силы. Страна может достичь желаемых результатов в мировой политике вследствие того, что другие страны хотят следовать по ее пути, подражать ей, восхищаться ее ценностями, имитировать ее пример, стремиться достичь ее уровня процветания и открытости. Это обстоятельство столь же важно для достижения целей в мировой политике, как и использование вооруженных сил или экономического давления. Кооптировать народы, а не грубо заставлять их»[537]. Особенно это влияние сказывается в двух столицах, среди либеральных слоев общества.

США и Россия являются единственными двумя странами в мире, способными уничтожить друг друга. Для этого достаточно получаса ракетной атаки через Северный полюс, над которым разделяющиеся головные части начинают свое движение к заранее определенным целям. Вступление в Североатлантический союз после Польши (подобострастной в Ираке) Прибалтийских государств делает подлетное время американских крылатых ракет равным 6–7 минутам. Для потерявшей в XX веке почти треть своего населения России такая степень уязвимости — большое психологическое испытание.

Звучит параноидально? Но утечка в «Лос — Анджелес таймс» в 2002 г. сигнализирует, что Пентагон продолжает видеть в России потенциального противника. А как Америка реагирует на противников — хорошо известно с 1999 г. Что же касается мотива сознательного ожесточения, то не ясно ли он прозвучал в американской прессе поздней осенью 2003 г.? «Веймарская Россия» опять обзаводится однопартийной системой, свобода оказалась краткосрочным элементом, новый российский парламент не многим отличается (по своей покорности) от рейхстага, демократия в России — явление прошлого, 80 % населения жаждут передела грабительской приватизации 1990‑х гг. — а во внешней политике Россия готова встать на путь своеобразной «Реконкисты».

Говорить о стратегическом балансе неуместно.

Таблица 1

СООТНОШЕНИЕ СОВРЕМЕННОГО И БУДУЩЕГО ВОЕННОГО ПОТЕНЦИАЛА НАТО И РОССИИ