Таблица 1

ВВП ШЕСТИ ВЕДУЩИХ СТРАН МИРА (И РФ) В 2003 Г. В МЛРД ДОЛЛ.

Источник: The World in 2005. London. The Economist Publications, p. 89.

Доля США в мировом валовом продукте увеличилась между 1996 и 2002 годами с 25,9 до 31,4 %[370]. Годовой доход в расчете на каждого американца составил 40 тыс. долл. На США приходится 35,8 % мировых расходов на производство новой технологии. Америка инвестирует в высокотехнологичные области больше, чем вся Европа, вместе взятая. Военная мощь глобального масштаба включает в себя флот двенадцати тяжелых авианосцев, ядерное оружие, атакующие подводные лодки наряду со спутниками в космосе и несравненные силы быстрого развертывания. Американская экономика осуществила в 1980–1990‑х гг. модернизацию, сделавшую бремя военных расходов менее ощутимым, несмотря на увеличение доли американских военных бюджетов в общемировых расходах. «Неужели поддержание американского первенства не стоит оборонных где–то на уровне 3–3,5 % ВНП?»[371] Если США сохранят организацию Североатлантического договора до 2050 г., то они будут продолжать оставаться сильнейшей военной силой мира.

Самые убежденные апологеты атлантизма признают, что «у многих западноевропейцев глобализация порождает глубокое чувство зависти и раздражения в отношении Соединенных Штатов ввиду того, что Америка оседлала лучше других тигра глобализации, и потому, что в складывающейся ситуации жертвам глобализации представляется, что США попросту бичуют каждого замешкавшегося. Вводите Интернет, уменьшайте размер предприятий и маршируйте под американские мелодии в мир быстрого развития»[372].

С точки зрения глобализационного объединения атлантическое направление останется наиболее приоритетным для США в XXI веке. Причины очевидны — в Северной Атлантике сосредоточена самая большая экономическая и военная мощь мира. Здесь, на двух берегах Атлантического океана, живет самое образованное и квалифицированное технологически население — около 800 млн человек (13 % мирового) — привыкшие к мировому лидерству представители единой цивилизации, общего исторического и культурного наследия. В их руках мировая наука и огромные индустриальные мощности. Примерно уже сто лет Запад производит две трети промышленного производства мира. (Пик пришелся на 1928 год — 84,2 %. В дальнейшем подверглась падению и доля Запада в мировом промышленном производстве — с 64,1 % в 1950 году до 48,8 % в 2000 году — грандиозная, определяющая доля.)

Среди 500 крупнейших компаний мира в 1999 году 254 компании были американскими и 173 — западноевропейскими. Вместе они составляют абсолютное большинство (на долю чемпиона Азии — Японии приходится лишь 46 компаний)[373]. Можно смело предположить, что США и Западная Европа еще очень долго в XXI веке будут главным средоточием центров высокой технологии, науки и эффективного производства. Не менее внушительно смотрится Запад и в военной сфере. Армии Запада, оснащенные наиболее совершенной военной техникой, — самый мощный военный конгломерат в мире[374].

Для сравнения участия в глобализации Соединенных Штатов и Западной Европы специалисты предлагают сопоставить четвертьвековой давности список 25 ведущих американских и западноевропейских компаний со списком 25 ведущих компаний этих регионов на сегодняшний день. Различие между региональными списками будет воистину потрясающим: в Западной Европе 25 лидеров сохранили свои позиции, а в США большинство лидеров будут новичками. Венчурный капитал в одном лишь штате Массачусетс превосходит венчурный капитал всей Европы. В Америке группа людей с 50 тыс. долларов может через несколько дней создать компьютер «Эпл», а в Европе таких примеров нет. Американская сторона гораздо эффективнее воспользовалась возможностями глобализации. Рынки капитала сегодня в США гораздо эффективнее, чем в любой другой стране.

Приметно следующее: банкротство в Западной Европе — каинова печать для разорившейся компании. О ней с горечью вспоминают в третьем поколении. Банкротство в США — заурядная вещь; банкротов привечают, потому что считают, что они получили очень полезный опыт, без которого невозможны нововведения. В Кремниевой долине полагают, что банкроты «всегда лучше и умнее благодаря своим несчастьям. И им — как это ни парадоксально — легче собрать деньги в следующий раз, потому что люди говорят: «Он обжегся в своем первом предприятии? Уверяю вас, он кое–чему научился, и я ставлю на него деньги»[375]. 300 тысяч рабочих мест на предприятиях высокой технологии разоряются и создаются вновь.

И в Америке меньше смотрят на происхождение. В Кремниевой долине 1786 компаний с капиталом в 12,6 млрд долл. и 46 тысячами рабочих управляются индийскими и китайскими иммигрантами.

При всех вышеуказанных слабостях совокупная мощь западноевропейского ядра Европы все же приближается к классу американских показателей. В 1999 году валовой продукт Европейского союза составил 19,8 % общемирового, уступая только американскому (20,4 %)[376]. Крупнейшие западноевропейские столицы ищут пути восстановления своей геополитической значимости, они пытаются поднять свой вес как за счет активизации собственной стратегии, так и за счет объединения усилий. Предпосылки этого объединения уже созданы. «Формы противодействия гегемонии в коалиции, — полагает С. Хантингтон, — сформировались еще до окончания «холодной войны»: создание Европейского союза и единой европейской валюты. Как сказал министр иностранных дел Франции Юбер Ведрин, Европа должна создать противовес доминированию Соединенных Штатов в многополюсном мире»[377].

Объединив в Европейском союзе силы, западноевропейцы могут в любой момент снова обратиться к геополитике. Огромные территории, многочисленное население, необъятные ресурсы, высокая степень технологической изощренности, внутреннее социальное и политическое единство, эффективная военная машина, способность проецировать свое могущество в самые отдаленные районы планеты и волевая готовность осуществлять эти воинские операции, административная способность быстро принимать решения и реализовывать их — вот что будет характеризовать узкую группу могучих держав, которые через несколько лет (десятилетий) могли бы трансформировать однополярность в биполярность.

Западная Европа находится в самой середине долговременного процесса экономической и политической интеграции, которая постепенно снижает значимость внутренних границ, которая постепенно создает центральную власть Европейского союза. Тенденция такова, что ЕС постепенно превращается в соперничающий с гегемоном центр — пятнадцать членов ЕС создают подлинную критическую массу; распространение ЕС на восток Европы как бы склоняет баланс (в негласном и заочном соревновании с США) в пользу Европы. Европейский союз уже стал организацией большей, чем конфедерация, и в обозримом будущем ЕС, возможно, станет европейской федерацией. Огромный торгово–политический блок ощутил свою силу и не намеревается отдавать другим жизненно важные и прибыльные позиции.