Материальные обстоятельства. Возможности Америки огромны, военная мощь очевидна, технология безукоризненна — этот гигант может действовать самостоятельно, поворачиваясь спиной к международным обязательствам и международным организациям, выдвигая национальные интересы как превосходящие по значимости все прочие, презирая юридические сдерживающие механизмы. Здесь безусловное национальное единство, политическое «единоначалие», эйфория патриотизма, единство национального самосознания порождают волю к доминированию.

А Европа обращена к практике многосторонности, делает акцент на международных организациях, пытается «понять» других, выше всего ставит уважение к юридическим нормам. Прошедшая сквозь войны Европа невольно культивирует расслабленность, двусмысленность, опору на национальную идентичность, предотвращающие космополитическое всевластие.

Еще одна популярная аллегория — Рим и Афины. Не являясь ничьим данником, Рим всевластен в своей универсальной империи на протяжении ряда веков, и Вашингтон, кажется, перенимает этот факел. Рожденная разделенной, Греция так и не смогла преодолеть внутренней разобщенности, выразившейся в бесконечных войнах за континентальное преобладание. Как и в Европе, имеет место гордость за интеллектуальные достижения; ее наука и культура получили мировое признание, но внутренний раскол подорвал внутренние силы и стремление к доминированию, доведя ее до состояния американского протектората.

Но все это своего рода литература. В реальности, триумфально осваивая технологию, Соединенные Штаты прилюдно рискуют политически обратиться к регрессу. Хороша демократическая система, которая делит население на две почти равные части, не умея избрать общепопулярного президента, информация контролируется несколькими корпорациями, непопулярные «неоконсерваторы» приобрели несоразмерное влияние, даже элементарные юридические принципы подвергаются сомнению! Гнев Ахилла, а не разум сената правит всемогущей страной. Что ни говори, а Америка Буша повторяет ошибки Европы периода между Наполеоном и Вильгельмом Вторым.

Европа отстает технологически, но она сделала вывод из своих политических несчастий, обрела уроки истории. За пятьдесят лет производительность труда в Западной Европе росла быстрее, чем в США, и практически настигла высокую американскую производительность. У Европы нет дефицита во внешних расчетах, характерного для США. Экспорт ЕС превышает американский. ЕС, в отличие от США, не зависит от внешних инвестиций. Евро становится конкурентом доллара. Политически зрелым видится объединение региона, итог долгой и планомерной работы. Возникает колоссальная агломерация. Пока успешно идет преодоление противоречий национального и интернационального. Пройдя долгий путь, Одиссей строит медленно, но верно. Да, пока мощь Европы может показаться невидимой, но у нее уже нет комплекса неполноценности в отношении Америки. И у нее на четверть большее население и экономика, равная 82 % американской. И ее политическая культура явственно отличается от американской. В Европе численность посещающих церкви более чем вдвое меньше, чем в Соединенных Штатах[353].

Ахилл и Одиссей пока не противники. Более того, они в одном лагере. Их стратегии часто направлены на общие цели — но это в том случае, если они захотят действовать совместно. Но пока США, действуя односторонне, наводят в мире «американскую правду», а Одиссей пытается предотвратить ненужные конфликты, призывая к многосторонности. Согласно опросам общественного мнения, численность лиц, благосклонно относящихся к США, после Ирака уменьшилась почти наполовину. И более трети европейцев выступают за более настойчивое отстаивание Европейским союзом своих интересов.

Неизбежно то, что Америка увидит пределы своего «всемогущества» — мир велик и склонен отвергать указ извне. Европе предстоит поверить в свои силы. Нужно ли напоминать, что Ахилл погиб в бою, а Одиссей, пройдя сквозь все, возвратился в свою гавань?

При подписании в Вашингтоне в 1949 г. Североатлантического договора оркестр военно–морского флота США исполнял мелодию Гершвина из «Порги и Бесс» под названием «Все это не обязательно так». Насколько это не так, выяснилось в начале XXI в., когда США ринулись на Средний Восток. Лидером противостояния американским действиям в междуречье Тигра и Евфрата стала Франция — и это не было удивительно, поскольку голлистская традиция самоутверждения стала некой константой европейского развития. (Французский антиамериканизм включает в себя и левых и правых[354].) Более неприятным для Вашингтона стал новый подход страны, где США держат свой самый большой контингент в Европе, — Германии. Уже в ходе предвыборной кампании 2002 г. канцлер Шредер исключил возможность присоединения к Америке в Персидском заливе. Стало нарочито ясно, что времена стояния на границе «холодной войны» канули в Лету и Вашингтону придется противостоять лидеру европейского развития. В феврале 2005 г. канцлер Шредер заявил, что НАТО — плохой форум для решения межатлантических противоречий. Сказано это было во время визита президента Буша в Европу.

Вторым подлинным поражением американской дипломатии в Европе стало неожиданно самостоятельное поведение прежде покорной Турции. Именно здесь в 1947 г. зарождалась «доктрина Трумэна» с последующей «холодной войной». Те времена ушли. Все действительно стало «не обязательно так». Турецкий меджлис 1 марта 2003 г. запретил американскому контингенту выйти к иракской границе с турецкой стороны. Общий антииракский фронт Запада обрушился.

Интенсивность межатлантического противостояния фактически превзошла все прежние стандарты. Жесткость одностороннего американского подхода к Ираку симметрично вызвала европейское недовольство. Что является более новым фактором: в Соединенных Штатах окрепло чувство антагонизма к таким европейским лидерам, как Франция и Германия, своего рода «франкогерманофобия». Это относительно новое — и важное — явление. До сих пор от Германии ждали благодарности за «холодную войну» и за объединение (как и от турок благодарности за введение единственной мусульманской страны в западный военный лагерь). Американские правые, указующие на «предателей», получили общественный резонанс, если и не стопроцентную поддержку, — снова наступили жесткие времена неорейганизма; дружественные Европе американские либералы ушли в своего рода подполье, устрашенные обвинениями в отсутствии патриотизма и т. п. Распалась связь старых либералов по обе стороны Атлантики. Нелепо и представлять ныне американского президента говорящим «Ich bin Berliner». Даже на форумах НАТО Буш старается обойти «неверных» стороной. Кто драматизирует несогласие?

Посмотрим на объективные обстоятельства. Немцы прибывали на американские берега двумя огромными волнами (Бенджамин Франклин боялся замещения английского немецким) в 1830–1890‑х гг. и в 1930–1960‑х гг. Поток французов в Америку был заметным в 1820–1840‑х и в 1940‑е годы. Поток итальянцев был мощным в период 1900–1980‑х гг. Взрывная демографическая волна ирландцев приходится на 1820–1860‑е гг. Шведы и австрийцы–венгры прибывали в конце XIX века, а португальцы и греки — полвека спустя[355].

Между 1971 и 2002 гг. в Соединенные Штаты въехало 29 128 909 иммигрантов, из них из Европы — 3 277 140 человек[356]. Все. Европа перестала создавать естественные связи. Еврейская иммиграция самоценна. А с юга и востока на мир принятого английского языка двинулось новое подлинное переселение народов. Мексика начала своеобразную реконкисту. Прежнее европейское лицо Америки стало весьма быстро меняться. Прежде едва ли не всемогущие европейские национальные лобби стали терять свою силу и влияние.