НОВАЯ СИЛОВАЯ СИТУАЦИЯ
Главная проблема Америки по мере прохождения XXI в. — проблема распространения средств массового поражения. Будущее американской безопасности зависит от действий, предпринимаемых сегодня по предотвращению распространения завтра ядерного и биологического оружия. Усилия по достижению успеха в данном случае зависят от степени договоренности, согласия и слаженности действий основных независимых военных и индустриальных действующих лиц на мировой арене. «Достижение действенного сотрудничества (в данной сфере) является главной задачей в обеспечении американской национальной безопасности»[584].
Ближайшие союзники США (даже Британия) склонны выступить против расширения географии конфликта. «Ясно, что курс, предполагающий наказание вплоть до свержения правительств в Ираке, Сирии и Иране ради искоренения международного терроризма, — пишет американский историк П. Шредер, — является курсом, который не поддержат даже ближайшие американские союзники и который способен взорвать антитеррористическую коалицию»[585]. Известный обозреватель У. Пфафф указывает, что «благодаря позиции администрации Буша, неконтролируемый палестино–израильский конфликт наносит колоссальный ущерб позициям США на Ближнем Востоке и во всем мире»[586].
Скажется несоответствие военной системы Запада и бросаемых ему вызовов. Противник будет ждать западный ответ не в тех военных условиях, к которым новых проконсулов готовят ныне в Вест — Пойнте и Аннаполисе. Их ожидает голодная молодежь городов «третьего мира», чрезвычайно возросшая воинственность ислама и индуизма. «В результате, — пишет Р. Каплан, — поднимется новый класс воинов, более жестоких, чем когда бы то ни было, — и лучше, чем прежде, вооруженных. Этот феномен охватит армии убийственных тинэйджеров в Западной Африке; российскую и албанскую мафии; латиноамериканских наркоторговцев; самоубийц с Западного берега Иордана; соратников бен Ладена, сообщающихся между собой по электронной почте. Это жертвы неравенства и глобализации. Ведь глобализация представляет собой социал–дарвинизм. Она означает экономическое выживание сильнейшего — тех групп и индивидуумов, которые проявили себя дисциплинированными, динамичными и изобретательными в своем стремлении к выживанию. Культуры, которые не смогут конкурировать с технологией, произведут несчетное число воинов. Их уже можно увидеть в исламских школах пакистанских трущоб. Здешние дети не имеют моральной или патриотической идентичности, за исключением той, что им дали религиозные наставники. Век химического и биологического оружия превосходно устраивает религиозное мученичество. А будущее обещает развитие и распространение компактных примитивных ядерных устройств, химического и биологического оружия»[587].
Как полагают сами американские специалисты, наиболее вероятной угрозой являются действия террористической группы, доставляющей ядерное или биологическое оружие на грузовике, торговом корабле, самолете или лодке, — атака, похожая на опыт 1993–2001 гг. Противостоящая сила — многонациональная организация, имеющая свою базу и сочувствующие правительства. Против такого рода деятельности США фактически безоружны. «В реальной атаке мы должны ожидать использование агрессором обмана, ловушек, порчи работы радаров, осуществляемое при помощи радиоактивных средств ослепление радарных систем, попытки пробиться через национальную противоракетную систему. Вашингтон не знает, какие еще контрмеры могут быть предприняты против американских систем»[588]. Наиболее эффективным способом противодействия было бы тщательное разведывательное слежение, но пока этого в американской практике не видно. В течение ближайших нескольких лет в США, видимо, будут созданы ракетные системы обороны театра военных действий, одно из средств защиты. По расчетам бюджетной службы конгресса США, средних размеров такая система обойдется в 50 млрд долл. плюс 10 млрд долл. на сенсорные устройства в космосе. Полный спектр слежения в глобальном масштабе потребует создания дополнительных наземных станций на территории России или в Средней Азии[589].
Важнейшей стратегической задачей Соединенных Штатов становится создание подлинно эффективного режима нераспространения ядерного оружия. Это возможно только в случае активного и доверительного взаимодействия с Россией и Китаем. «Ради вовлечения в процесс Москвы и Пекина Вашингтон должен быть готов к компромиссам по другим вопросам»[590]. Пока этого не наблюдается. Напротив, стремление США создать НПРО реально ведет Китай к расширению своих стратегических военных программ, что не укрепляет, а ослабляет американскую безопасность.
И трезвомыслящие американцы уже сейчас отказываются верить в войну без потерь, в пули, которые обезоруживают, но не убивают. «Реализм требует признать, что война без потерь — это миф. Лесные плотные заросли встанут щитом перед электронным прослушиванием и лазером, а в тесно населенных городах боевые действия без гражданских потерь невозможны. Компьютерные сенсоры насытятся необрабатываемыми данными. В свое время количественные измерения и теория игр завели Америку Макнамары во Вьетнам»[591]. Волны, демобилизующие толпу, вызывая в ней рвотный инстинкт, могут лишь еще более мобилизовать массы противника. И они обратятся к оружию и приемам бедных — захват заложников, помещение своих складов и военных объектов под школами и больницами.
Главная опасность для Америки лежит в ее импульсивном стремлении использовать свою мощь для того, чтобы «стереть зло, несмотря на последствия; Дж. Кеннан называл это «слепым эгоизмом обиженной демократии»[592]. Америка просто обязана помнить о римском правиле respice finem — никогда не забывай о цели того, что ты делаешь. Или слова Черчилля о фанатике, который, несмотря на то что потерял свою цель в тумане, удваивает свои усилия. Латентный вариант подобного поведения зреет повсюду на Западе, как и предупреждения: «В XXI веке, как и в XIX, мы будем первыми начинать боевые действия — в виде операций специальных сил либо создавая компьютерные вирусы против командных центров противника, — и мы будем морально оправдывать все это. Моральный базис американской внешней политики будет определяться настроением нации и ее лидеров, а не некими абсолютами международного права»[593]. В теории мир определяют международные законы и право; в реальности взаимоотношения между государствами все больше придерживаются лишь кодекса дуэли.
Примером того, как легко может Америка стать врагом самой себе, является то, что администрация президента Дж. Буша–младшего только 7 апреля 2002 г. изменила свою тактику и вместо постоянно провозглашаемого как первоочередная цель нападения на Ирак наконец–то решила принять участие в урегулировании палестино–израильского конфликта — едва ли не в последний момент избежав двух главных опасностей: объединения против нее всего исламского мира и решительного отчуждения в этом вопросе Западной Европы, катастрофические последствия чего она ощутила бы практически немедленно.
Возможно, наилучшим курсом для Америки было бы «объявить о победе в ближайший подходящий момент и отправиться домой, а не укреплять свою доминирующую роль в каждом следующем регионе». Но общественное мнение, «сконцентрированное на жалости к самому себе по поводу потерь, экзальтации по поводу собственных достоинств, задавит голоса оппозиции наступательной тактике»[594]. Политики, помимо прочего, нуждаются в триумфах. И американские войска будут стоять в турбулентных регионах, «вмешиваясь в политические процессы этих регионов, оказывая давление на местные правительства — и так до бесконечности»[595]. А местное население будет симпатизировать террористам, все более проникаясь ненавистью к западным ценностям. «Они видят в Америке главную деморализующую силу» и будут презирать сотрудничающие с американцами правительства. «Атака становится главной формой терроризма потому, что у этих людей нет более эффективного средства ответа»[596].