По мере прохождения XXI в. всемогущая Америка во все более возрастающей степени окажется окруженной конфликтами, страхом, смятением, отчаянными попытками «остановить время». А как иначе, если Соединенным Штатам не удается выполнить свое обещание создать мировую либеральную утопию, поражением внесистемных движений создать новое общество, «где все поют». Если американцы не сумеют продемонстрировать способности к действенному и хладнокровному анализу, не сумеют соединить эффективность с гуманизмом, их будущее не может не стать блеклым. Американское будущее окажется похожим на движение автомобиля с поврежденными тормозами вниз по склону горы. Самое большее, что американцы смогут сделать, — это попытаться так сманеврировать, чтобы свести непосредственный ущерб себе к минимуму. Многое будет зависеть от их способности хладнокровно анализировать происходящее.
Демократия — весьма широкое понятие. Не будем впадать в детали или в лоб противопоставлять демократию империи, зададим только один вопрос: способны ли современные американцы, чья государственная система воздействует на политическую жизнь практически всего мира, согласиться с поддержкой какой–либо иной страны республиканской или демократической партией США? Категорически нет, ответите вы, и будете правы, констатируя двойной стандарт.
Идеологи американского мира не преминут выдвинуть свои аргументы. Во–первых, американский подход к построению и сохранению демократических начал якобы бескорыстен. Морская пехота США восстановила в 1993 г. Жана Бертрана Аристида в президентском кресле на Гаити и продолжает его поддерживать, несмотря на то что первым актом восстановленного президента было дипломатическое признание Кубы. В Боснии и Косове вооруженные силы США выступили против сербов по гуманитарным соображениям.
В ответ можно, как минимум, упомянуть следующее. Это представители афроамериканской общины (35 млн избирателей) пообещали претенденту на президентский пост Клинтону в 1992 г. свою поддержку в случае возвращения бывшего школьного учителя Аристида в Порт–о–Пренс, и Билл Клинтон хладнокровно пообещал — едва ли от любви к гаитянской демократии. А сегодня молодые демократы Гаити никак не могут свергнуть иго ставленника северян, но проблемы гаитянской демократии в данном случае не обсуждаются. Что же до сербов, то не менее 300 тысяч были изгнаны хорватами и не менее 100 тысяч албанцами с вековых нажитых мест — при полном молчании американской демократии. Из чего можно сделать, как минимум, один вывод: сербская община в Америке менее влиятельна, чем гаитянская.
Второй аргумент в пользу демократического контроля над миром — демократические государства не воюют между собой. Этот тезис гуляет по страницам демократической прессы, свидетельствуя, увы, лишь о малом интересе к истории. Демократические Афины насмерть сражались с демократическими Сиракузами, Римская республика безжалостно уничтожила Карфагенскую республику. Законно избранный президент США Линкольн положил более полумиллиона человек ради возвращения в Североамериканский союз законно избранного президента Южной Конфедерации Дэвиса. Демократические США и Британия схватились друг с другом в 1812 г. Представьте себе, что будет на Ближнем Востоке, если вместо проамериканских режимов здесь взойдут к власти демократически избранные президенты. Самый свежий пример: демократии Америки и Франции заняли диаметрально противоположные позиции в иракском конфликте. Турецкий меджлис воспрепятствовал помощи Америке в Ираке. Германская демократия выступила против несанкционированных международными органами действий Вашингтона в месопотамском Междуречье. Британская демократия смотрит на палестино–израильский конфликт, равно как и на подход к Ирану и Сирии, отлично от американцев.
Современность дает убедительные примеры противоположного. Именно отсутствие демократии в таких крупных мусульманских странах, как Пакистан, Египет, Саудовская Аравия, позволили американской демократии воспользоваться поддержкой наиболее мощных режимов региона, вопреки демократическому мнению арабской улицы.
Третий аргумент в пользу действенного приложения североамериканской республикой силы (предваряющие удары и т. п.) заключается в том, что революционное развитие военной технологии не позволяет ожидать возможного террористического удара в бездействии. Контраргумент очевиден: Соединенные Штаты провозглашают такое право за собой, но категорически против провозглашения такого права той же Россией — или любой другой страной. Подобная избирательность не может привести ни к чему другому, как к разладу основных крупных демократических суверенных стран (что уже, собственно, сказалось в разладе американо–французских и американо–германских отношений).
Четвертый продемократический аргумент администрации Буша–младшего заключается в том, что силовое вмешательство первой демократии мира ведет к образованию на месте диктатур и деспотий новых демократий мира. Это в теории. Это в воображении творцов демократической государственности. В реальности очередное сломленное государство превращается не во что иное, как в американский протекторат. Не имея международного мандата на очевидные насильственные действия, Соединенные Штаты постоянно увеличивают международную «стоимость» своих силовых акций. Совершенно очевидно, что демократии придется непросто между шиитским большинством Ирака, лишившимся привилегий баасистами и суннитами, ощущающими давление необоримого раздробленного многомиллионного Курдистана. Кстати, если бы США действительно заботились о демократии на Ближнем Востоке, то они не стали бы подрывать действенность палестинского правительства — единственного избранного правительства в арабском мире.
Да не лучше ли Вашингтону обернуться к ближним пределам — к странам, находящимся в их зоне влияния? Присутствие американских войск не делает Колумбию примерной демократией. Едва ли можно говорить комплименты в адрес таких стран, как Венесуэла, Гаити и соседняя Мексика (где жизненный уровень 80 % населения за последние 15 лет понизился и где лишь «экспорт» бедняков в США поддерживает местную политическую систему).
Сколько новых вьетнамов нужно Америке, чтобы осознать примитивность и порочность силового способа демократического строительства? Как пишет республиканский теоретик Дмитрий Саймс, «обретая дополнительное бремя посредством вовлечения в новые «войны освобождения», Соединенным Штатам придется выбирать между римской эксплуатацией колоний — что взрастит плоды распада империи — и британским опытом имперского перенапряжения, который также ведет к отступлению». Можно ли представить себе, что двести суверенных государств, даже в полной мере признавая мощь североамериканской республики, признают ее конечным арбитром собственных демократических ценностей?
В конечном счете ведь меняется и сама Америка — полтора миллиона новых граждан ежегодно, причем таких граждан, чей демократический опыт не впечатляет. Сумеет ли демократическая «машина» американской республики сохранить линию Джефферсона — Линкольна — Франклина — Рузвельта в говорящей все больше по–испански и китайски стране, весьма далекой от англо–саксонских корней? К 2100 г. среди 560 млн американского населения наследников пуритан будет абсолютное меньшинство, что неизбежно изменит и саму американскую демократию. Тот же Д. Саймс считает, что «никто не знает точно, когда процесс балканизации Америки станет неизбежным. Но современная политическая атмосфера в США — где при определении национальной повестки дня приобрели такую власть узкомыслящие политические группы — эта точка зрения не так уж и далека от истины, особенно если правительство не осознает жизненной важности ограничения нелегальной иммиграции».
Россия живет по новым, демократическим правилам в мире, где администрация Буша весьма агрессивно «расширяет зону демократии». Оказали ли России помощь соседние демократии? Особенно латышская и эстонская, загнавшие русскоязычное население едва ли не в резервации? Заметьте, при полном попустительстве «главной» демократии, призвавшей эти страны в свой военный союз. Демократия в конечном счете — это инструмент решения национальных проблем, а не некая самоцель. Этот тонкий инструмент должен быть создан в результате внутренней эволюции. Навязанный извне, он становится малоприемлемым и обоюдоострым.
