«В Орле я очутился в большой, но очень избранной толпе, ожидавшей перед рядами парадно выстроенных на платформе солдат. С шумом и грохотом как бы обрушился на нас и на весь вокзал огромный паровоз с траурными флагами. Из среднего вагона быстро появился и шагнул на красное сукно, заранее разостланное на платформе, молодой, ярко-русый гигант-гусар в красном доломане, с прямыми и резкими чертами лица…

Мог ли я думать в тот жаркий весенний день, как и где увижу я его ещё один раз!

Целая жизнь прошла с тех пор.

Вокруг застыл в своих напряжённо-щегольских позах его последний почётный караул, офицерская и казачья стража: шашки наголо к правому плечу, на согнутой левой руке — фуражки, глаза с резко подчёркнутым выражением беспрекословности и готовности устремлены на него. Сам же он, вытянутый во весь свой необыкновенный рост и до половины покрытый трёхцветным знаменем, лежит ещё неподвижнее. Голова его, прежде столь яркая и нарядная, теперь старчески проста и простонародна. Поседевшие волосы мягки и слабы, лоб далеко обнажён. Голова эта кажется теперь велика — так детски худы и узки стали его плечи. Он лежит в старой, совсем простой рыже-серой черкеске, лишённой всяких украшений, — только Георгиевский крест на груди…»

Дымников не общался с бывшими однополчанами, организовывавшими различные встречи, и, конечно, не записывался в РОВС, однако в начале лета ему прислали приглашение на ужин офицеров-корниловцев с Председателем РОВС генералом Кутеповым. Маленький ресторан, скромный стол, но большой разговор и даже выступление Плевицкой. Дуэт. Перед смертью Врангель сделал хорошее дело: вернул корниловцам их командира Скоблина.

На встречу собралось немного — человек 50. Кутепов со Скоблиными вошли, когда неожиданный гром грянул прямо над рестораном. Плевицкая не растерялась и, воскликнула, продекламировав: «Он весь, как Божия гроза!» И указала на Кутепова.

Дымников отверг это сравнение. Чёрный костюм как-то по-купечески диссонировал с желтовато-белой обритой наголо головой. Бородка вроде та же, но лежит на белом воротничке как чиновничья, и в глазах не вечный огонь схватки, а ожидание чего-то. Может, смерти? И глаза как будто уже не такие чёрные. И зачем побрился наголо? Коля Мохов даже шепнул: «На Ленина похож. Сейчас картавить будет».

Нет, он не картавил, когда после нескольких обычных тостов произнёс речь. Вот, что касается содержания, Дымников не смог бы отличить ленинскую речь от кутеповской. Обе назвал бы одним нехорошим словом.

   — Тяжёлая участь выпала на нашу долю, — говорил генерал, — видеть, как на наших глазах милый нашему сердцу облик старой России ушёл в безвозвратное прошлое. На наше поколение выпал и другой тяжёлый, но почётный жребий — с Божьей помощью спасти и возродить наше Отечество. Мы боремся не за те или иные партийные идеи, мы боремся за Россию. На эту борьбу мы зовём всех русских людей, где бы они ни были — на родине или за рубежом. Мы зовём к ней и тех наших братьев, у которых под красноармейской шинелью не перестало биться русское сердце. У нас один враг — коммунизм, одна цель — благо Великой России. Мы — «белые», пока «красные» владеют Россией, но как только иго коммунизма будет свергнуто, с нашей ли помощью или без неё, мы сольёмся с бывшей Красной армией в единую Русскую армию. Перед русскими, живущими в Манчжурии, сейчас встаёт вопрос, как им быть в случае столкновения Китая, а возможно, и Японии, с советской Россией. Вопрос очень сложный, так как, с одной стороны, желательно сражаться с властью красного Интернационала, но с другой — нельзя бить по национальным интересам России. Такими интересами я считаю — Восточно-Китайскую железную дорогу и русское влияние в Монголии, которое началось задолго до большевиков. Русские национальные организации могут оказать помощь в борьбе с СССР — вооружённую и дипломатическую — лишь в случае получения определённых гарантий о ненарушении в борьбе с большевиками национальных интересов России...

После окончания речи были «Ура!», аплодисменты, Плевицкая пела романсы — не только коронные «Помню, я ещё молодушкой была...», «Замело тебя снегом, Россия...», но и нечто новое: «Всё, что было, всё, что мило, — всё давным-давно уплыло...».

   — Кутепов — главный и самый опасный руководитель русской военной эмиграции, — сказал Ян Серебрянский. — Поэтому у нас на первом месте операция против него. Мы её готовим очень тщательно, с учётом ошибок предыдущих операций. Контролирует сам нарком.

Серебрянский в своём кабинете беседовал с Пузицким и Зайцевским. Лев Борисович, впившись в него уважительно-преданным взглядом, никак не мог понять, почему этому умному и храброму человеку так нравится его работа — планировать тайные убийства, похищения, грабежи, взрывы.

   — Беглец не нашёлся? — спросил Пузицкий, чекист огромного роста, огромной силы, рыжеволосый с рысьими глазами, любитель военной формы, весь в ремнях и с орденом на груди — за Савинкова.

   — Вот поэтому я и пригласил Льва Борисовича. Операция с Врангелем прошла успешно, за исключением того, что исполнитель сбежал. Вроде умный парень, этот Заботин, а совершил такую глупость. Вместо ордена получит... наказание. Ведь от нас убежать нельзя. Приказано прикрепить к группе исполнителей группу наблюдателей. Лев Борисович один из них. Его знаете только вы, Сергей Васильевич. Второй и третий исполнители, да и четвёртый, если он будет, Зайцевского не знают и не видят. Он их знает и видит. Кто эти исполнители, вы, Зайцевский, узнаете своевременно, а пока контактируйте с Сергеем Васильевичем.

   — Если мы готовим такую серьёзную операцию, то что делает группа Д? — спросил Пузицкий. — Зачем ошиваются в Германии Попов и де Роберти, вызывают к себе Кутепова?

   — Застрелить Кутепова очень просто, — сказал Серебрянский. — Это может сделать и любой чекист на улице, и де Роберти, тем более что они знакомы. Им всем приказано: генерала не трогать. Разговаривать, зондировать почву, настроение выяснять, планы, но не трогать. Я думаю, что скоро мы их отзовём. Итак, друзья, готовьтесь. Операция назначена на... В общем скоро.

В Крещенский вечер у Кутеповых собрались несколько самых близких сослуживцев и друзей. Говорили о будущем России и, естественно, о собственном будущем. Генерал только что вернулся из Берлина, где вёл переговоры б сомнительными личностями из России, похожими на агентов ГПУ.

   — Привёз Пашеньке игрушечную пушку, — сказала Лидия Давыдовна с некоторым упрёком, — уже начинает учить стрелять.

   — Я воспитываю сына по программе Петра Великого, — объяснил Александр Павлович. — У нашего императора первой игрушкой была лошадка, потом солдатики, потом пушка. Паша дожил до возраста, когда время заниматься пушкой, и я привёз ему немецкую пушку. Сейчас немецкая артиллерия самая сильная. Россия в развале, французы думают о развлечениях, англичане — моряки. Как это ни смешно, а больше ничего полезного мы с полковником Зайцевым из Берлина не привезли. Попови де Роберти, надо отдать им должное, кормили нас роскошными ужинами и обедами, но все разговоры и в застольях, и на совещаниях — пустая болтовня. Попытки втянуть нас в новый «Трест».

   — Они же создали там какой-то союз, — сказал князь Трубецкой. — В нём активно участвует наш генерал Дьяконов.

   — ВРИО, — разъяснил Кутепов. — Ворона какая-то. «Внутренняя Российская Национальная Организация». Тот же «Трест». И Попов, и де Роберти сознались в конце встречи, что так оно и есть, и оба они — сотрудники ГПУ. А сначала такими заговорщиками представлялись. Давайте нам в Россию больше офицеров, но только с деньгами — в ГПУ узнали, что РОВС кое-что из колчаковских миллионов получил. Поднимем, мол, восстание. Россия готова...