— Господа, но письмо мне надо послать ещё до создания демократической республики в Крыму. Сегодня надо послать письмо.

   — Допьём эту горилку и шо-нибудь придумаем, — предложил Донченко.

И придумали.

   — Игнатий Алексеевич, вы же едете в Крым. Вы обязательно приедете в Севастополь, — осенило вдруг Леонтия.

   — Нет, не дальше Симферополя.

   — Поедете, Игнатий Алексеевич. Это только поможет в вашей ответственной политической деятельности на благо демократической республике. Вот я запасся в Ставке таким конвертиком, — и он продемонстрировал собеседникам конверт с чернильным штампом: «Секретно. Только адресату». — Теперь я пишу на конверте: «Севастополь. Адъютанту генерал-лейтенанта Май-Маевского капитану Макарову П. В. Лично». Найдёте его или на вокзале в вагоне генерала, или в одной из хороших гостиниц. Вам, Игнатий Алексеевич, это более необходимо, чем мне. Макаров во всём вам поможет. А я вложу в конверт записочку, короткую записочку, из которой никто ничего не поймёт, кроме, конечно, Макарова.

В записке было сказано: «Уважаемый Павел Васильевич, прошу вас найти возможность сообщить в Варшаву, Маршалковская, 17, г. Крайской, что её племянник жив и здоров, но он и его родители нуждаются в нашей общей помощи. Ваш...». Подпись неразборчива.

2 января Деникин подписал приказ о переформировании Добровольческой армии в корпус, подчинённый командующему Донской армией. Решение разумное — слишком мало штыков и сабель осталось в армии. Кстати, и от Врангеля избавились: он был назначен начальником резерва Главнокомандующего.

Кутепову было приказано прикрывать Ростовское и Новочеркасское направления. Он не удивился, когда к нему в штаб под Ростов приехал Врангель: наверное, ему передали, что Деникин остался не очень доволен разговором в Ставке о путях отхода армии.

Врангель был до удивления доброжелателен и откровенен.

   — Я рад, что избавился от личного руководства Деникина, и единственно о чём жалею — это о том, что нам не удалось сражаться вместе. Вас я считаю одним из немногих генералов, которые умеют сражаться и побеждать в этой войне. Большинство просто подчиняется обстоятельствам. Вы умеете создавать обстоятельства, благоприятные для себя. Я тоже придерживаюсь подобных принципов. Нам страшно не повезло с Главнокомандующим. Мы терпим поражения, потому что он пренебрегает основными принципами военного искусства. Его Московская директива — это же пример стратегической бездарности. Наступление на Москву по расходящимся направлениям! Ему улыбалось счастье, росла слава, и возникли честолюбивые мечты. Скрепя сердце, он формально подчинился Колчаку, но мечтал сам взять Москву и специально задерживал ваше наступление летом, чтобы дать возможность красным разбить Сибирскую армию. И войска адмирала Колчака, предательски оставленные нами, были разгромлены. А теперь, когда речь идёт о судьбе нашей армии, Деникин вновь проявляет свою неспособность принять правильное решение. Отход армии на запад позволит не только защитить Крым, но и создать по соглашению с братьями-славянами, в частности, с поляками, объединённый славянский фронт. Он будет настолько силён, что от его удара рухнет вся совдеповская постройка. Это будет фронт от моря Балтийского до Чёрного, с прочным тылом и бесперебойным снабжением. А он? Ведёт армию за Дон только ради того, Чтобы не Поссориться с казаками, которые уже против него. Многие генералы и представители общественности считают, что деятельность Деникина пагубна для дела и необходимо заставить его сдать командование другому лицу. Яне спрашиваю, Александр Павлович, каково ваше мнение по этому вопросу, поскольку знаю вас как дисциплинированного офицера, не позволяющего себе выступать против своего начальника. Однако мне известно ваше мнение, и я уверен, что вскоре мы будем с вами вместе.

— Конечно, будем вместе, в одних рядах, Ваше превосходительство, а сейчас я защищаю остатками своего корпуса Ростов и Новочеркасск. Посмотрите на карту: против меня 5 стрелковых и 3 кавалерийские дивизии, 3 кавбригады, 3 кавалерийских и 3 пехотных отдельных полка. И я стою.

Потом Кутепову рассказали, что в эти рождественские дни Врангель развил весьма энергичную и не совсем корректную для генерала-аристократа деятельность. Сначала вместе со своим начальником штаба генералом Шатиловым он поехал к Шкуро, которого сам совсем недавно изгнал из армии, помирился с ним и заявил, что главное командование совершенно не понимает обстановки и ведёт армию к гибели, и надо искать выход. Завтра с той же целью и с таким же разговором Врангель посетил терского атамана. Поддержки он не нашёл. Всё кончилось тем, что Сам же явился к Деникину, объявил Шкуро предателем и вручил Главнокомандующему обширную лояльную записку со своими стратегическими предложениями.

Кутепов понимал, что всё это о Врангеле надо знать, — война ещё долгая, ещё многих красных надо перебить в боях, расстрелять, повесить — без Врангеля здесь не обойтись.

«Главнокомандующему ВСЮР Генерал-лейтенанту Деникину

В связи с последними нашими неудачами на фронте и приближением врага к пределам казачьих земель среди казачества ярко обозначилось, с одной стороны, недоверие к высшему командованию, с другой — стремление к обособленности. Вновь выдвинуты предположения о создании общеказачьей власти, опирающейся на казачьи армии. За главным командованием проектом признается право лишь общего руководства военными операциями, во всех же вопросах как внутренней, так и внешней политики общеказачья власть должна быть вполне самостоятельной. Собирающаяся 15 января в Екатеринодаре казачья Дума должна окончательно разрешить этот вопрос, пока рассмотренный лишь особой комиссией из представителей Дона, Кубани и Терека. Работы комиссии уже закончены, и соглашение по всем подробностям достигнуто. Каково будет решение Думы, покажет будущее. Терек в связи с горским вопросом, надо думать, займёт положение, обособленное от прочих войск. Отношение Дона мне неизвестно, но есть основание думать, что он будет единодушен с Кубанью. Она же, учитывая своё настоящее значение, как последнего резерва вооружённых сил Юга, при условии, что все донские и терские силы на фронте, а кубанские части полностью в тылу, — стала на непримиримую точку зрения. Желая использовать в партийных и личных интересах создавшееся выгодное для себя положение, объединились все партии и большая часть старших начальников, руководимых мелким честолюбием.

Большевистски настроенные и малодушные поговаривают о возможности для новой власти достигнуть соглашения с врагом, прочие мечтают стать у кормила правления. Есть основания думать, что англичане сочувствуют созданию общеказачьей власти, видя в этом возможность разрешения грузинского и азербайджанского вопросов, в которых мы до сего времени занимали непримиримую позицию.

На почве вопроса о новой власти агитация в тылу наших вооружённых сил чрезвычайно усилилась.

Необходимо опередить события и учесть создавшееся положение, дабы принять незамедлительно определённое ? решение.

Со своей стороны, зная хорошо настроение казаков, считаю, что в настоящее время продолжение борьбы для нас возможно, лишь опираясь на коренные русские слои. Рассчитывать на продолжение казаками борьбы и участие их в продвижении вторично вглубь России нельзя. Бороться под знаменем «Великая, единая, неделимая Россия» они больше не будут, и единственное знамя, которое, может быть, ещё соберёт их вокруг себя, может лишь борьба за «права и вольности казачества»; и эта борьба ограничится в лучшем случае очищением от врага казачьих земель.

При этих условиях главный очаг борьбы должен быть у перенесён на запад, куда должны быть сосредоточены все наши главные силы.

По сведениям, полученным мною от генерала английской службы Киз, есть полное основание думать, что соглашение с поляками может быть достигнуто. Польская армия в настоящее время представляет собою вторую по численности в Европе (большевики, поляки, англичане). Есть основание рассчитывать на помощь живой силой других славянских народов (болгары, сербы).