— Постановление Политбюро ЦК РКП(б) от 19 августа: 55 мобилизованных коммунистов направить на Врангелевский фронт. В Крым заброшен десант во главе с Мокроусовым: коммунисты, военспецы. Для партизанской борьбы. Кстати, наш бывший офицер Макаров — помните, адъютант Май-Маевского — у них теперь не кто-нибудь, а командир 3-го Симферопольского полка повстанческой армии.

В ночь на 2 сентября Кутепов с конвоем прибыл на позиции перед Каховским плацдармом. Генерал Витковский, заменивший Слащова, доложил, что все войска готовы к наступлению. 7 тысяч пехоты, 8 танков, броневики, артиллерия, пулемёты.

   — Как будет действовать артиллерия?

   — Часть по пристрелянным целям, часть — в пехотных цепях на прямой наводке.

   — Кто старший артиллерист на прямой наводке?

   — Капитан Воронцов.

   — Воронцов. Знаю. Начальник конвоя, ко мне. Господин капитан, немедленно передайте на весь день боя ваши орудия вместе с офицерами и расчётами в распоряжение капитана Воронцова. Где мы с вами карту посмотрим, генерал?

И вновь Дымников переживал ночь перед боем. Августовские звёзды, нестерпимо яркие, то и дело вспышки падающих, пронизывающий тихой печалью аромат украинской ночи, приглушённый звук готовящегося боя...

В темноте, набитой людьми, нашёл Воронцова. Тот устроился в лощинке под старым сломанным тополем. Здесь — телефон, офицеры, в общем — военный уют.

   — И капитан Ларионов здесь, — удивился Воронцов. — Много офицеров у вас. Нельзя ли одолжить.

   — Это временно. Я, наверное, на батарею пойду опять.

   — Давайте ваших командиров орудий, сейчас расставим, покажем маршруты на завтра — с пехотой придётся идти.

Пока расчёты занимались своим делом, Дымников и Воронцов прошлись, обсудили перспективы завтрашнего боя.

   — Я знаю, что вы к Кутепову относитесь почти как к близкому человеку, но для меня он — ротный бонапартик. Это его высший уровень. Атаковать плацдарм, который уже целый месяц укрепляется и сейчас обороняется лучшей дивизией противника, атаковать в лоб, как на ротных учениях, — это значит просто погубить очередную часть Дроздовского корпуса. Танки и броневики красных уже не испугают. Они ко всему готовы.

Совсем рядом стояли два броневика — тёмные молчаливые доисторические животные. Дальше темнела огромная туша танка. Во тьме всё время сновали какие-то группы солдат, кое-где вспыхивали спички, и сразу раздавался грозный голос: «Отставить курение!»

   — Как пушки стоят — так мы их завтра и покатим, — говорил Воронцов, — дорога ровная — я сам проверял.

   — Стой! — раздался крик впереди, и убедительно щёлкнул затвор винтовки. — Стой! Стреляю!

   — Так я ж стою, — ответил испуганный голос, показавшийся Леонтию знакомым. — Я ж к вам оттудова, от красных убежал.

   — Руки вверх! Медленно ко мне.

Сквозь тьму, кишащую людьми, побежали слухи: «Шпиона поймали... Перебежчик... Разведчик... Пленного взяли...»

Дымников заинтересовался знакомым голосом и с трудом, спотыкаясь, пробрался к месту происшествия. В маленькой комфортабельной английской палатке, где даже светил фонарь, молодой поручик допрашивал задержанного.

   — Я Дьяченко, — говорил тот. — Я не солдат, но красные меня взяли как пленного.

   — Рассказывайте подробно, как оказались в Каховке.

Дымников втиснулся в палатку и сразу заявил поручику:

   — Я знаю этого человека. Я, капитан Дымников из конвоя генерала Кутепова. Вот документ. Мне кажется, этого перебежчика необходимо немедленно направить в полевой штаб, где находится и его превосходительство Кутепов. Если вы не возражаете, то дайте мне солдат, и я отведу его в штаб. Перед наступлением он может указать уязвимые места красных.

Поручик с сожалением прекратил допрос — так ему хотелось разоблачить шпиона.

   — Это Бог на вас вывел, — говорил Дьяченко, утирая слёзы радости. — А то бы ещё и к стенке поставили. К Колчаку на совет, как у красных говорят. Они меня тоже хотели хлопнуть как шпиона. В сарае под конвоем держали. Потом с другими арестованными гоняли на укрепления. Колючку тянули, блиндажи строили. Я много могу показать. И по карте.

   — Был у того мужика, к которому я тебя направлял?

   — У Белоуса? Ну, как же, ясное дело, был. Девушка у него Лена. Бусы ей подарил.

   — А чего вздыхаешь?

   — Така гарна дивчина была, — ещё раз вздохнул Дьяченко и рассказал Дымникову о случившемся.

Бой начался с восходом солнца. Артиллерия сначала вела огонь по пристрелянным целям — летели вверх в тучах земли столбы проволочных заграждений, доски блиндажей, камни, загорались хаты на окраине села. Затем на позиции красных со всех сторон пошли 8 танков. Они легко рвали проволоку, крушили земляные укрепления, оставляли после себя чёрные взрытые следы. За ними шли броневики. Огонь танков и броневиков легко подавлял пулемёты, открывавшие огонь по пехоте, накапливающейся для атаки. Солнце вставало за спиной и не мешало Дымникову вести огонь из пушек.

Танки подходили к 3-й линии окопов, пролегавшей недалеко от окраины села, когда была дана команда «Вперёд!» Рванулась бегом пехота. Дымников скомандовал: «Расчёт на колеса! Вперёд!», и его пушки поползли за наступающими цепями. Вспышки в зелени огородов — пулемёты. «Стой!» — командовал Леонтий и открывал огонь по пулемётам. Пехоту не догонишь, и артиллеристы оставались зрителями схватки в окопах, слышали крики сражающихся, видели молниеносные движения винтовок, блеск штыков, вонзаемых в тело противника.

Из 2-й линии окопов вдруг поднялись массы красноармейцев — они пропустили танки через свои ряды — и с громким «ура!» бросились в контратаку. «По пехоте шрапнелью!» — скомандовал Дымников. Он стоял в рост, не прячась за щит, и увидел странное и неожиданное: несколько вспышек орудийных выстрелов среди построек села — и два танка остановились, пуская дым. Из люка вылезали солдаты и тут же падали, сражённые пулемётным огнём. Другие два танка начали разворачиваться и тоже остановились. Вокруг них уже копошились толпы красноармейцев.

Смертельный град пулемётного свинца сыпанул по щиту орудия, и Дымников, мгновенно упав на землю, скомандовал: «Отбой! Передки к орудиям!»

Атака была отбита.

Кутепов по обыкновению стоял под огнём и наблюдал бой в бинокль.

   — Кто там у них командует? — спросил он Кривского, подражавшего генералу и заставлявшего себя стоять под пулями.

   — Командир 51-й дивизии Блюхер[49].

   — Командуйте отбой. Продолжим завтра.

Продолжали ещё 4 дня, но Каховский плацдарм устоял.

Через несколько дней в севастопольском дворце состоялась встреча с Главнокомандующим. О причине вызова не предупредили, и Кутепов был готов ответить на любой вопрос, на любое обвинение. Почему не взял Каховку? А почему не дали резервы? Почему 5 тысяч лучших войск бросили в бессмысленные десанты на Кавказское побережье, и все десанты были разбиты? Это была идея Главнокомандующего, и оправдаться ему будет нечем.

Свой вагон в Севастополе Кутепов приказывал ставить так, чтобы можно было видеть пассажирский причал и слышать отчаянные крики чаек. И сейчас кричали чайки, и какой-то пароход собирался отходить, и пассажиры с провожающими толпились на пристани, то ли напоминая, то ли предсказывая что-то хорошее.

   — Пока я буду у командующего, Миша, подсчитайте на всякий случай силы красных и наши, — сказал он приехавшему с ним Кривскому.

В трюмы парохода грузили какие-то тугие полные мешки. Наверное, хлеб, запрещённый к вывозу. Все видят, все знают, все молчат. Что он сам, генерал Кутепов, предпринял бы против этого, если б тогда, весной, его выбрали Главнокомандующим? Конечно, расстреливал бы и вешал, и хлеб остался бы в Крыму.

Во дворце его сразу провели к Врангелю. Тот встретил радушно. Кроме него в кабинете находился генерал Лукьянов из штаба. Кутепов давно заметил, что хоть первым помощником Врангеля является Шатилов, а в совещаниях с ним, с Кутеповым, он никогда участия не принимает. Не любит его. Злопамятный. Не забыл бой на Маныче в 19-м.