— Моё дело такое, что я русский офицер, был в Галлиполи, сейчас из Болгарии.

   — У нас сегодня такой день, что хозяин скоро приедет.

Я позвоню ему из кабинета, — сказал Шигарин, несколько изменив тон, и ушёл в кабинет, несмотря на то, что в холле Среди диванов, столиков и копий импрессионистов, был и телефон.

Выяснилось, что господин Дымник скоро будет. Однако прежде хозяина появился ещё один посетитель. Так же как и Мохов — в дешёвом пальто и шляпе. Русский, измученный хождением по чужому городу.

   — У меня есть дело для господина Дымника, для вашего агентства, — сказал он. — Моя: фамилия Арефьев. Я из России.

   — Я помощник господина Дымника Шигарин. Имею право рассмотреть ваше заявление и, может быть, буду им и заниматься.

Шигарин разорвал пакет, углубился в чтение многолистного заявления. По-видимому, текст был интересным — голова помощника то и дело покачивалась, и усмешка пробегала по губам.

Вскоре в офисе появился сам господин Леон Дымник, одетый, как полагается одеваться парижанину, имеющему средства.

   — Всё-таки «Форд» посильнее «Рено» тянет, — сказал он. — Так, какие у нас дела? Вы из Болгарии? Заходите в кабинет.

   — Письмо адресовано Леонтию Андреевичу Дымникову. По-видимому, это вы?

   — Какой вы догадливый.

Прочитав письмо, он задал несколько вопросов. Заинтересовался армией, спросил, где находится руководство.

   — Врангель в Сербии, Кутепов — в Болгарии, в Велико Тырново. Недавно в его честь болгары давали банкет.

   — Героев надо чтить. Ведь Кутепов — герой. Да, Николай Дмитрии?

   — Ваш друг Воронцов не считает его героем.

   — А вы?

   — С Максимом Павловичем согласен во всём, кроме его намерения уйти в монастырь.

   — Максим пишет, что вы дуэль на штыках выиграли. Поздравляю.

   — Какой там выиграл — негодяй остался жив. Доносчик. Клеветник. Сейчас его в кутеповскую контрразведку взяли. Нашли специалиста.

   — Как у вас с деньгами, Николай Дмитриевич? Приехали сюда зарабатывать?

   — Надеюсь.

   — Мне кажется, что вы будете полезным сотрудником в моём агентстве. Работа живая. Плачу хорошо. Согласны? Прекрасно. Сейчас как раз появилось новое дело — вот вы и подключайтесь.

С Арефьевым разговаривали втроём.

   — Я брат Сергея Матвеевича Арефьева, Митрофан. Сергей был поручиком в армии Деникина и погиб под Орлом в октябре 19-го. Жена Сергея Зина, получив официальное письмо с известием о его смерти, сразу слегла и зимой умерла.

   — Умерла? — удивился Леонтий.

   — Чего ж удивляться? Какая зима была. Перед самой её смертью Зину навестила сестра Вера. Она уехала сразу после похорон, а вскоре обнаружилось, что пропали все драгоценности Зины. Мы их прятали в надёжное место, но сестре Зина его показала. Даже браслетик подарила. А та украла всё, даже документы и фотографии. Я пытался её найти, но она исчезла. По некоторым данным, бежала на Юг, а затем за границу. Один знакомый сумел сообщить мне, что Веру видели в Париже. Я надеюсь, господин Дымник, что вы отыщите эту женщину, и с помощью французской полиции мы вернём всё, что можно вернуть. Мне о вас говорили, что вы раскрывали и более серьёзные хищения.

   — Во сколько вы оцениваете похищенные ценности? — спросил Дымников.

—100 тысяч франков.

   — Бели моё агентство примет это дело, то мы должны заключить договор и получить хороший аванс. Примерно 10 тысяч.

   — Может быть, мы договоримся на процент от возвращённых ценностей?

   — Нет. Агентство не может рисковать. Впрочем, я подумаю. Прошу вас, господин Арефьев, подождать в холле, дока мы будем изучать ваши документы и обсуждать дело.

Документов было немного. В паспорте погибшего Сергея вписана жена Зинаида, и есть отметка о выдаче ей вида на жительство. Вера, украв вид на жительство, отправилась с ним в путешествие. Свадебное фото Сергея и Зины 1915 года. Вере здесь делать нечего. Фотография двух сестёр с подписями — это материал. Копия скорбного письма генерала Скоблина о гибели Арефьева, которое Вера выпросила в полку во время отступления. Подлинник украсть не могла — тогда в доме он, вероятно, был где-то на видном месте. Ещё справки от разных властей.

   — Ну что, господа, у французской полиции есть основания задержать Веру Федотовну Никонову за въезд в страну по подложным документам и за похищение ценностей?

Опытный Шигарин высказался быстро и определённо:

   — Незаконный въезд — да. Хищение — нет.

   — Понадеемся на чистосердечное признание или на именную драгоценность — какое-нибудь колечко с инициалами. Заветный вензель.

Леонтий напряжённо обдумывал особую цель намечаемого дела, о которой не должны знать исполнители. Мысленно всё получалось как будто просто. Однако придётся удивить своих помощников.

   — Найдём даму? — спросил он.

Оба дружно ответили, что найдут. Уже и Мохов становится сыщиком.

   — Не так это легко, как вам кажется, — сказал Дымников. — Она — типичная парижанка: рост, фигура, глаза.

   — Вот глаза-то русские, — сказал Мохов, — большие, неподвижные.

   — Так это они на фото неподвижные, — возразил Леонтий.

   — По фото видно, что они и в жизни неподвижные, — упрямо заявил Мохов.

Леонтий всмотрелся в фотографию — выходит, в Новороссийске он спал не с Зиной, а с Верой.

   — Моё решение: заказ принимаем, срок 2 недели, аванс не берём. Цена работы — 10 процентов от возвращённых ценностей, но не меньше 10 тысяч франков.

   — Без аванса — эта зря, — возмутился Шигарин.

   — Пока работаете вдвоём. Шигарин, конечно, старший. Я руковожу, в основном, из кабинета или издали. Может быть, схожу с вами на Пигаль вечерком. Всё. Шигарин, оформляйте.

С появлением звёзд русской эмиграции Пигаль наиболее щепетильные стали считать убежищем для тех, кого веселит алкоголь и возбуждает кокаин. Возник «священный треугольник» между «Кавказским погребком», «Яром» и «Тройкой», где круглые сутки кипела жизнь: охранники-казаки, артисты в шелках и бархате, выходившие в антрактах на воздух, и, главное, женщины. Больше рядились под цыганок — такая мода. Здесь в ресторанах поют Соколовы, Поляковы, Колдобан, игравший в Царском Селе для императрицы, Юрий Морфесси, певший для Николая. Конечно, Зине-Вере здесь место: она сумеет изобразить цыганку, а мужчины именно таких фальшивых цыганок почему-то любят больше, чем настоящих.

Выбрали вечер без дождя и направились туда. По площади, по улице Бланш, по бульвару Клиши разгуливали в определённом порядке: впереди Мохов и Шигарин, за ними Леонтий с высоко поднятым воротником пальто и в шляпе, надвинутой на глаза, — не узнает никто. За ним ребята-французы Серж и Пьер. Огни, толпа, шум, блеск цыганских платьев, хохот женщин и тут же истерические слёзы... Это Пигаль.

Зашли в «Кавказский погребок». На сцене танцевали лезгинку. Искомой дамы нигде не встретили. Вечер прошёл зря.

Следующий вечер тоже без дождя, и они отправились на Пигаль в том же порядке. Он сразу увидел преступницу. Она стояла под самым ярким фонарём и над чем-то смеялась, разговаривая с подругами.

Он подошёл и, не открывая лица, сказал по-русски:

   — Мадам, я мечтаю поужинать с вами в «Кавказском погребке».

   — О-о! Вы русский. А почему прячете лицо? Может быть, у вас нет носа?

О носе она повторила по-французски, и её подруга засмеялись.

   — Есть у меня и нос, и ещё кое-что, и даже деньга. — Он показал пачку франков и, наконец, опустил воротник и кашне.

   — О-о! Я вас помню.

   — Сейчас сядем за стол и будем вспоминать. А это мои люди. Не говори, Зина, что ты занята.

Несколько обескураженная, она подала руку, и они совершили небольшую прогулку сквозь мягкую податливую толпу.

   — Как тебя называть? Зина?

   — Да. Зинаида Федотовна Арефьева.

   — И я тот же Леонтий. Только теперь не офицер.