Однако фон Турбат наверняка должен учесть такую возможность. Он расставит лучников на верхних и нижних улицах.

Если бы он смог скрываться от солдат здесь, в сети туннелей, до темноты, то ему, возможно, удалось бы проскользнуть по нефритовой скале. Выступы барельефов и орнамента облегчили бы его задачу.

Кикаху мучила сильная жажда. Он ничего не пил с утра, ибо был охвачен жаждой познания. Теперь же потрясение, бой и беготня иссушили его. Нёбо его обволокла густая слюна, а горло словно наполнилось пустынным галечником, который искрошили копыта верблюдов.

Если понадобится, он перебьется без воды остаток дня и ночь, но это его ослабит. Следовательно, он должен добыть воду. А поскольку существовал только один способ добыть ее, именно этот способ он и выбрал.

Кикаха прокрался обратно к шахте, по которой только что поднялся, но остановился в нескольких футах от выхода и улыбнулся. Что с ним случилось? Неужели он испытал слишком большое потрясение, что лишился своей обычной хитрости и нетрадиционного мышления? Он едва не упустил свой шанс на спасение. Конечно, идея была безумной, но сама ее ненормальность служила для Кикахи лучшей рекомендацией и делала успех весьма вероятным. Если только еще не слишком поздно...

Спуск был легким. Кикаха бросился к куче доспехов. Солдаты еще не приблизились к этой шахте, они, должно быть, по-прежнему поднимались по более отдаленным проходам.

Кикаха снял с себя тишкетмоакскую одежду и запихал ее в кольчугу внизу кучи. Он поспешно надел доспехи, хотя ему и пришлось поискать для себя достаточно большие кольчугу и шлем. Облачившись, он нагнулся над отверстием и окликнул солдат. Он в совершенстве умел имитировать чужую речь, и хотя прошло несколько лет с тех пор, как он слышал эгестхэмский диалект немецкого языка, он воскресил его без труда.

Расположившиеся внизу солдаты заподозрили обман. Они были, в конце концов, не так уж и глупы. Однако они и представить себе не могли, что происходит на самом деле. Они решили, что Кикаха пытается заманить их в зону обстрела.

— Их утрершликрум Хайнс Гимбат! — крикнул он. — Я капрал Хайнс Гимбат!

Хайнс — обычное имя в Дракландии, а Гимбат — туземная фамилия; как большинство фамилий, кончающихся на «бат», она была особенно распространена среди низших классов Дракландии, представлявших собой смесь аборигенов и немцев. Кикаха не сомневался, что среди завоевателей должно обязательно найтись несколько солдат с таким именем.

В поле зрения появился сержант и остановился, подняв голову и вглядываясь в ствол шахты.

— Во ист де трикменш? (Где Обманщик?)

— Хир эн ист натюрлих. Их хап друсс. (Здесь его, конечно, нет. Я изнываю от жажды.)

— Франк эур фир васс? (Ты просишь воды? В такое время?) — взревел сержант.

Просьба была искренней, она вызвала возмущение сержанта, но также и сняла с Кикахи все подозрения. Пока сержант бушевал внизу, факелы с обоих концов туннеля объявили о подходе уже поднявшихся солдат. Кикаха покинул отверстие шахты и обратился к офицеру новоприбывших. Этот офицер, в конце концов, все-таки снял доспехи, очевидно потому, что, по мнению фон Турбата, руководить охотой следовало офицеру.

Кикаха узнал его. Это был барон Дибрис, правитель мелкого княжества на границе Эгестхэма. Он недолгое время находился при дворе, когда там находился Кикаха.

Кикаха держал голову склоненной, чтобы шлем оставлял часть его лица в тени, и сделал свой голос менее глухим. Фон Дибрис выслушал его, но не обратил внимания на его внешность. Для барона Кикаха был всего лишь еще одним безликим солдатом низшего класса. Кикаха доложил, что Обманщик бесследно исчез, а также поспешил добавить, что он попросил воды, но сержант, кажется, счел эту просьбу неразумной.

Барон, облизывая губы, не счел ее неразумной, и поэтому солдаты, стоявшие на лестнице, подняли на концах шестов бутыли с водой, Кикаха получил свою порцию и напился. Затем он попытался скрыться с глаз рыцаря, чтобы выбраться в коридор, а там, возможно, и из храма. Фон Дибрис расстроил его планы, приказав ему первому подниматься по шахтному стволу до следующего горизонтального уровня. Барон выругал его за ношение доспехов, и Кикахе пришлось снять кольчугу. Он готов был ударить или бежать, если без лат и шлема его опознают. Но фон Дибриса интересовали только поиски варвара-убийцы.

Кикахе хотелось задать много вопросов. Но его любопытство могло вызвать подозрения, поэтому он хранил молчание. Кикаха полз по стволу шахты, а потом передавал луки, колчаны и длинные мечи. После этого отряд разделился надвое. Половина двинулась в одну сторону, а другая — в противоположную. Когда половина отряда, членом которой был Кикаха, снова соединится со вторым поисковым отрядом, они полезут выше.

Только что покинутые им уровни стали светлыми и шумными. Подходили новые солдаты в качестве подкрепления. Фон Турбат, или кто-то другой, стоявший во главе вторжения, прекрасно контролировал положение и не щадил сил многочисленных солдат.

Кикаха оставался с первоначальной группой. Никто его не знал, и проблем не возникало. Когда они встречали другие группы, Кикаха помалкивал. Он, как и многие другие воины, по-прежнему оставался в шлеме, так как барон фон Дибрис не приказал снять их.

Идти стало труднее, потому что шахтные стволы стали такими узкими, что отряду приходилось двигаться на корточках, гусиным шагом. Солдаты находились в прекрасной форме, но такой способ передвижения вызывал у них дрожь в ногах и боли в спине. Кикаха хотя и не мучился, тоже жаловался, чтобы не отличаться от прочих.

Казалось, что в таком положении они пребывают уже многие часы, хотя на самом деле поиски заняли не более восьмидесяти минут. Наконец отряд из шести солдат выполз из шахтного ствола в маленькую камеру. В противоположной стене виднелись круглые отверстия, выходившие наружу. Солдаты высунулись и посмотрели вниз, где увидели на улице Смешанных Благословений пешие войска и конных рыцарей. Хотя те и выглядели маленькими фигурками, расцветка вымпелов и гербы были вполне различимы. Кикаха опознал флаги и мундиры не только Эгестхэма, но и по меньшей мере дюжины королевств и нескольких баронетств.

Повсюду валялись тела убитых и раненых жителей тишкетмоакского города, здесь и там была пролита кровь. Бои между тевтонами и местным гарнизоном происходили, наверное, в другом районе, вероятно, на вершине города.

Намного ниже протекала река. Отсюда Кикахе были видны два моста, забитые беженцами, дружно убегавшими в старый город.

Вскоре по длинному изогнутому спуску прискакал тишкетмоак и остановился перед только что вышедшим из храма фон Турбатом. Король запрыгнул на коня, приосанился и только тогда позволил вестнику заговорить. Посланник был великолепен: в головном уборе из длинных изогнутых белых перьев, алом плаще и зеленых легинах. Он, вероятно, являлся каким-то чиновником императора. Он что-то докладывал Турбату, а это означало, что император попал в плен.

У Кикахи в городе имелось мало потайных мест: даже если бы он смог удрать, то вряд ли смог бы надежно укрыться. Оставшиеся в городе жители подчинятся приказам своего правителя, а если будет велено доложить о Кикахе, как только его обнаружат, то именно это горожане и сделают.

Тут один из шедших вместе с Кикахой солдат заговорил о награде, предложенной за пленение Кикахи или за сведения, способствующие его поимке. Десять тысяч дракенер плюс титул, замок, земли и все подданные баронетства Хорстманн. Если награду заслужит простолюдин, то он и его семья автоматически станут дворянами. Денег предлагалось больше, чем король Эгестхэма получал за два года от сбора налогов.

Кикаха хотел спросить, что случилось с Лизой фон Хорстманн, его бывшей женой, и фон Лисбатом, его добрым другом, в последнее время управляющим баронетством, но не посмел, и его замутило при мысли об их возможной участи.

Он снова высунулся из окна подышать свежим воздухом и увидел человека, которого сегодня уже встречал. Тогда рыцарь держался рядом с фон Турбатом, в одной руке он сжимал меч, а под другой держал металлический ранец. Теперь этот же самый рыцарь сопровождал фон Турбата на улице, а когда король направился обратно в храм, за ним, чуть ли не наступая на пятки, шел рыцарь с серебристым ранцем.