А корабль все скользил по свинцовым водам на север, до тех пор пока, уже ближе к вечеру, сквозь тучи не пробилось солнце. Красное, набухшее, оно зависло низко над горизонтом Викинги повернули к земле. На берегу Джек различил густой лес и ряды костров. И два корабля, уже вытащенных на песок. Вновь прибывших приветствовали радостными криками.

В общем и целом набралось под сорок воинов плюс еще семеро мальчишек. Те, что на берегу, похвалялись награбленной добычей — вышитыми накидками, ожерельями, а один даже гордо вышагивал с парой изящных дамских туфелек, надетых на шею в качестве военного трофея. Пираты вальяжно расхаживали по берегу, гогоча и показывая друг на друга пальцами. Остальное добро разложили на песке: металлическую и глиняную посуду, ложки, кипы ярких крашеных тканей и инкрустированный драгоценными камнями крест — очень может быть, что со Святого острова. Ближе к лесу сбились в кучу пленники; ноги им предусмотрительно связали.

Джека подтолкнули к остальным пленным, а Люси, словно редкостный трофей, продемонстрировали собравшимся воинам. Олаф поднял девочку над головой, пророкотал «Litla valkyrja!» и поставил на место. Все шумно завосхищались малышкой. Люси раскланялась. Воины поклонились в ответ. Девочка захлопала в ладоши; пираты загоготали. Люси была целиком во власти своих «принцессиных» фантазий, Джек же с ума сходил от тревоги: кто знает, каковы истинные намерения этих чудовищ…

— Что за маленькая чаровница, — проговорила одна из плененных женщин, исхудавшая, с потухшим взглядом. — У меня вот тоже была дочка. Не такая красивая, как твоя сестра.

Женщина умолкла; Джек легко мог досказать остальное. Ее дочка была недостаточно хороша собой, чтобы ее оставили в живых.

— Девчонка — рабыня, как и все мы, — сказал пленник в изорванной монашеской рясе. — Ее откормят, точно породистую свинью, а потом продадут.

— По крайней мере, она осталась жива, — проговорил Джек.

— Порою смерть гораздо лучше.

— Вовсе нет.

Монах хрипло рассмеялся.

— Да вы только послушайте! Сопляк сопляком, — а дерзает перечить старшим! Послушай меня, мальчик. Чем дольше живешь, тем больше грешишь. Чем длиннее отпущенная тебе жизнь, тем охотнее Сатана нашептывает тебе на ухо. Грехи все сильнее отягчают твою душу — до тех пор, пока не стащат в самый ад. Куда лучше умереть молодым, предпочтительно сразу после крещения, и сразу же вознестись на небеса.

— Моя дочь на небесах, — промолвила женщина с потухшим взглядом.

— Ну, я бы не поручился, — возразил монах. — Даже малые дети не чужды злу.

— Я знаю, что она на небесах, — яростно выпалила женщина.

— Я тебе верю, — отозвался Джек. — Я так думаю, все зависит от того, намеренно человек причиняет зло или нет. Моя сестренка Люси способна порою с ума свести, но зла в ней нет — вот ни на столечко.

— Человек рождается нечистым, — глухо отозвался монах.

Джек спорить не стал. Примерно то же самое он по сто раз на дню слышал от отца.

Воины обжирались жареным мясом до тех пор, пока животы у них не раздулись, а бороды не заблестели от жира. Потом все упились медом и повалились на землю. Там и тут вспыхивали драки. Не один и не двое отправились на боковую с рассеченной губой или разбитым в кровь носом, но, похоже, никто особо не возражал: дескать, славно повеселились! Однако Джек подметил, что кое-кто из берсерков от таких развлечений воздерживается.

Вот и отряд Олафа Однобрового встал лагерем чуть в стороне. Никто не пытался шутливо ткнуть берсерков в спину, не сыпал им в волосы песка. Никто их не освистывал. Похоже, воины Олафа считали подобные забавы ниже своего достоинства.

За исключением Торгиля. Мимо лагеря пробежал какой-то коротко стриженный парнишка и швырнул в Торгиля камешком. Торгиль с воинственным воплем вскочил на ноги и бросился в погоню. Они обежали несколько кругов, пока наконец Торгиль не настиг своего обидчика.

— H?ttu! — крикнул коротко стриженный мальчишка.

— Aldrei! Nei! — заорал Торгиль.

Остальные заплясали вокруг, распевая:

— Dreptu hann! Dreptu hann!

— Они говорят: «Убей его! Убей!», — вполголоса перевел монах.

— Ты знаешь их язык? — удивился Джек.

Торгиль явно побеждал — куда было тощему мальчишке тягаться с разъяренным берсерком!

— О, да. Мне доводилось проповедовать этим… скотам.

Коротко стриженный парнишка попытался удрать, но Торгиль схватил его и, повалив на землю, продолжил молотить, пинать и лупить куда придется, зрелище было отвратительное. Теперь уже и наблюдатели кричали:

— Nog! H?ttu!

— Они говорят: «Хватит! Остановись!» Да только разве ее удержишь? — покачал головой монах.

— Ее?

Джек разом отвлекся от драки, что принимала все более угрожающий оборот: Торгиль, оттянув голову противника назад, норовил сломать ему шею.

— Увы, да. Это девочка.

— Nog, — прорычал Олаф Однобровый, словно котенка выдергивая Торгиль из драки.

Коротко стриженный парнишка на четвереньках убежал прочь. Толпа рассеялась.

— Не верю своим глазам, — пробормотал монах. — Разнимать противников у Олафа не в обычае: его люди дерутся до победного конца.

Великан между тем, тяжело ступая, вернулся на свое место с Торгиль под мышкой.

— Да какая ж это девочка?! — недоумевал Джек.

Правда, в его родной деревне было несколько девчонок с дурным характером, но ни одна из них не ввязалась бы в драку настолько яростную. К слову сказать, ни один мальчишка — тоже.

— Она — воительница, — пояснил монах. — Чертовка та еще: вот уж кому суждено быть поджаренной на адском огне. Ишь, все выпендривается перед Олафом, лезет в свару в два раза охотнее, чем его воины. А те, между прочим, и сами не тюфяки.

Монах смерил пиратов долгим, тяжелым взглядом. К тому времени большинство викингов уже повалились на песок, отдавшись во власть пьяной одури. Только воины Олафа расстелили постели и улеглись чин чином, как полагается.

Расположились они квадратом, словно даже во сне поддерживая боевой порядок. В середине устроилась Торгиль. Рядом с ней, на одеяле, — Люси. Девочке дали самую настоящую подушку под голову, а сверху укрыли богато вышитым покрывалом — чего доброго, украденным с церковного алтаря.

— А что такое «brjostabarn»? — полюбопытствовал Джек.

— Что за странный вопрос, — усмехнулся монах.

— Так Олаф назвал Торгиль.

— А-а-а. — Монах понимающе кивнул — Это означает «сосунок». Это он нарочно, чтобы разозлить девчонку. Скандинавов хлебом не корми, дай позлить друг друга…

— А что такое… Джек замялся, пытаясь вспомнить незнакомое слово. — Что такое «kettlingaklor»?

— Монах горько рассмеялся.

— Это означает «царапина котенка». Так эти люди называют удар, от которого дух вон. Насколько я понимаю, ты такой на себе испытал.

— Ага, — кивнул Джек.

— Ну, вижу, тебе от него особо хуже не сделалось. Ты уж поверь мне: на что похожа царапина кошки покрупнее, выяснять на своей шкуре совсем как не стоит…

С этими словами монах погрузился в свои мысли и замолк. Джек же глядел на мерцающее пламя костров, на разлегшихся в беспорядке воинов и на аккуратный квадрат, в котором расположились Олаф и его люди.

Стеречь пленников выставили трех часовых: этих к хмельного меду не подпускали. Как тут сбежишь?! Кроме того, размышлял про себя Джек, вытянувшись на холодной, влажной земле, разве он может бросить Люси? А вытащить сестренку из самой середины зловещего квадрата ему не по силам.

Скандинавы простояли лагерем на берегу несколько дней. Корабли уплывали — и снова возвращались с добычей. Наконец воины собрали столько, сколько могли увезти, и все скопом двинулись в путь.

Было ужас до чего неудобно. Джека и прочих пленников погрузили на корабль, точно связанных кур. Они лежали лицом вверх и видели разве что небо над головами да чувствовали, как под ними хлюпает холодная вода. Днище непрерывно протекало. Пленников освобождали посменно — вычерпывать воду. Когда настал черед Джека, он с ужасом увидел, что волны, того и гляди, захлестнут кораблик. Ладья была так тяжело нагружена, что прибавь лишнюю штуку ткани — и все камнем пойдут на дно.