Олаф потрясенно глядел на мальчика.

— Это то, что я думаю?

— Магическое заклинание, — благоговейно подтвердил Свен.

— Я слыхивал его и раньше. Вот только не помню где, — проговорил Олаф. — А нам оно не повредит?

— Я бы не рисковал. — Свен поежился.

— Так ты бард? — спросил Олаф у Джека.

Вместо ответа Джек пропел первые строки песни о Беовульфе. Она ему особенно удавалась: еще бы, столько приключений, и мелодия такая воодушевляющая! Да и голос звучит очень даже неплохо, непроизвольно отметил Джек, — даже лучше, чем когда он в последний раз пел перед Бардом.

— Эй, ты! Забери свой поганый хлам! — рявкнул Олаф, пинком отшвыривая звякнувший кинжал в сторону. — И пошли прочь, пока я не навострил свою секиру о ваши черепа.

Пикты аккуратно собрали свое добро. Угрозы Олафа не произвели на них ни малейшего впечатления — и это при том, что великан превосходил их ростом по меньшей мере вдвое. Олаф подхватил Джека под мышку и зашагал обратно к лагерю берсерков. Последнее, что увидел Джек, — это бледное, горестное лицо монаха в свете догорающего костра.

На следующий день берсерки отчалили. Крепчающий ветер надувал паруса и гнал корабли с головокружительной скоростью. При попутном ветре ладья Олафа быстротой превосходил все прочие, так что очень скоро остальные суденышки затерялись в туманной дымке на юге. Землю слева изрeзали заливчики и проливы, море же сделалось молочно-зеленого цвета. В воздухе запахло вольной свежестью. Чайки, крачки и тупики разлетались во все стороны; со скалистых островков вспорхнули два-три ворона.

— Птицы Одина, — проговорил Олаф, показывая пальцем.

Джек кивнул. Бард рассказывал ему и об этом. Одноглазый бог скандинавов редко покидал свою крепость на далеком севере. Но его чернокрылые слуги летали по всему миру, принося ему вести о войнах, кровопролитиях и всем прочем, что могло порадовать их жестокого хозяина.

Справа по борту из воды вздыбился огромный серый бугор. Эрик Красавчик, нескладное чудище со шрамом через все лицо, завопил:

— Э-ге-гей, кит!

— Поворачивай! Поворачивай! — проревел Олаф Однобровый.

Воины бросились к веслам, что давно уже лежали без дела: ветер-то дул попутный. И кинулись в погоню. Серый горб стремительно понесся прочь и наконец вновь ушел под воду.

— Гонка что надо, — проговорил Олаф, возвращаясь на свое место рядом с Джеком. — Не будь мы так нагружены, я бы его добыл…

— Это и был кит? — спросил Джек.

Об этих созданиях он знал лишь понаслышке. И даже не подозревал, что кит при ближайшем рассмотрении окажется столь огромен.

— Он самый, юный скальд, — отозвался Олаф, используя скандинавское слово, означающее то же самое, что и «бард». — Тролли ездят на них верхом, как на конях. А еще с них можно взять отменный китовый ус — «морскую слоновую кость» — и масло для светильников: для деревни на целую зиму хватит.

С тех пор как Олаф обнаружил талант мальчика, он тратил немало времени на то, чтобы разъяснять Джеку то и это. А еще учил его языку и стихосложению. Сам великан знал немало песен, хотя голос у него был не ахти.

— Хочу, чтобы ты подбирал подобающие слова, когда настанет время петь мне хвалу, — объяснял он.

Джек не был уверен, что повышенное внимание Олафа его радует, но все лучше, чем достаться пиктам.

Из всех рабов остались только они с Люси. Теперь вместо понурых пленников корабль вез меха, глиняную посуду, металлическую утварь, лекарства и мешки с зерном. И все это — в придачу к добыче, захваченной ранее. Берсерки возвращались домой богачами и весьма этому радовались. То есть все, кроме Торгиль. Девчонка удрученно сидела на своем месте на корме корабля, лишь изредка заставляя себя встряхнуться настолько, чтобы потаскать Люси за волосы, но, как правило, Джеку удавалось защитить сестренку. Теперь, зная, что Джек — бард, Олаф был склонен вставать на его сторону.

Прочие берсерки тоже с ним осторожничали, как если бы Джек действительно обладал властью обрушить на их злополучные шкуры громы и молнии. По правде сказать, мальчуган и впрямь преохотно поджарил бы их на небесном огне, да только понятия не имел как.

«Жаль, Бард не научил меня сводить людей с ума, — удручался Джек. — Я бы их всех побросал за борт, китам на обед…»

— Хочу хлеба с медом, — потребовала Люси, что лежала, свернувшись клубочком, у ног Джека.

Она выучила язык берсерков еще быстрее брата и теперь вовсю ими распоряжалась: уверенно и властно, словно настоящая принцесса. Один только Джек знал, как хрупка оболочка, защищающая рассудок девочки. Только он один различал едва заметные признаки, свидетельствующие об ее отчаянии. Личико Люси исхудало, черты заострились, она словно повзрослела. И без того тоненький голосок едва не срывался на истерический визг.

— Хочу хлеба с медом. Прямо сейчас, — повторила Люси.

Олаф, рассмеявшись, открыл корзину.

— А что ты сделаешь, если я не дам тебе хлеба с медом? — поинтересовался он.

— Попрошу брата, и он сделает так, что у тебя борода отвалится.

— Замолчи, — шепотом одернул ее Джек.

Мальчик панически боялся, что от него потребуют продемонстрировать его магические способности.

— Ой-ой-ой! Я просто трясусь — башмаки, чего доброго, свалятся! — расхохотался Олаф, протягивая ей угощение.

— Вот и правильно, — невозмутимо отозвалась девочка. Она слизала мед и принялась грызть твердый, точно камень, сухарь.

— Олаф, — нерешительно начал Джек.

— Что, тоже проголодался? Да вы, малышня, хуже стаи волков!

— Я не голоден. — Джек понятия не имел, как лучше подступиться к Олафу. По большей части великан был настроен вполне дружелюбно, хотя нередко выходил из себя и легко впадал в бешенство. — Я вот тут подумал… Тебе ведь Люси ни к чему. Ну, то есть она же еще совсем маленькая, от меня толку в два раза больше. Я буду петь тебе хвалебные песни и все такое. Так не мог бы ты… не мог бы ее отпустить? Ну, то есть высадить у какого-нибудь монастыря, чтобы о ней монахи позаботились… — Видя, как наливается кровью лицо Олафа, Джек говорил все быстрее и быстрее. — Я тебе заплачу. Я еще не знаю как, но я постараюсь. Пожалуйста…

Мощная оплеуха отбросила его на дно корабля. У Джека зазвенело в ушах, но мальчик знал, что ударил Олаф вполсилы. Еще одна «царапина котенка», вот и все. Трепка взрослой кошки отправила бы его прямиком на тот свет.

— Перестань! Перестань! — завизжала Люси. — Я запрещаю тебе бить моего брата! Ты… ты поганый kindaskitur!

Ругательство застало Олафа врасплох. С секунду он переваривал услышанное, а затем, взревев от смеха, подхватил девочку и закружил ее в пляске. Корабль угрожающе заходил ходуном.

— Ах так, значит, я — овечье дерьмо, да, маленькая валькирия? Да ты, верно, брала уроки у Торгиль!

Великан с размаху плюхнул девочку на связку шкур. Джек с трудом поднялся на ноги. Попробовать, безусловно, стоило, зато теперь он убедился: положение барда защищает отнюдь не от всего на свете.

Джек утер кровоточащий нос. Плакать он не смел. Больше всего на свете скандинавы не любят нытиков. Если хочешь выжить — необходимо владеть собою.

Олаф же сел и как ни в чем не бывало продолжил урок.

— Тебе нужно научиться тому, как мы говорим о важных вещах, — объяснял он Джеку. — Просто сказать «корабль» недостаточно. Нужно выказать кораблю уважение: поэтому мы зовем его «конь моря» или «скакун бурунов». Точно так же и меч — не просто меч, а «змей битвы». Тем самым мы воздаем почести его способности язвить и кусаться.

— А что с ней такое? — спросил Джек, меняя тему, грозящую перерасти в бесконечно-долгое разглагольствование. Он уже давно наблюдал за Торгиль: девочка часами понуро сидела у борта, не шевелясь и не произнося ни слова.

Великан, прикрыв глаза рукою, бросил взгляд в сторону кормы.

— Brjostabarn? Она горюет, что не пала в битве.

— Как это?