«Я услышал их хриплый гогот задолго до того, как увидел их своими глазами, — рассказывал Бард. — Жуткий был звук, что-то вроде смеха — смеха, в котором нет ни капли радости. Все барды-неудачники в Ирландии находили дорогу в это одно-единственное место, где жизненная сила мощнее, чем где бы то ни было. И оставались там навсегда».

Пожалуй, смеяться до упаду все же не стоит, — пробормотал Джек.

Он сидел с закрытыми глазами, всем своим существом вбирая животворящую силу этого места. А теперь вдруг открыл глаза — и взгляду его предстало зрелище отнюдь не из приятных.

Здесь, в зачарованной долинке, Джек впервые столкнулся с существом действительно опасным: прямо перед ним, оскалив пасть, стоял гигантский, неуклюжий троллий кабан. В пасти его угрожающе поблескивали острые, как кинжалы, клыки.

Мальчик похолодел от ужаса. И сделал первое, что пришло ему в голову, — запел материнское заклинание, успокаивающее растревоженных пчел. Он пел его снова и снова, чувствуя, как заговору эхом вторит жизненная сила. Сила слишком близкая, слишком могучая. Словно стена огня надвигалась на него…

Джек рухнул навзничь. В мыслях у него прояснилось, пламя погасло. Кабан, пыхтя, обнюхивал его со всех сторон, тыкаясь пятачком в грудь, лицо и руки.

— Золотая Щетина?! — воскликнул мальчик. Он порывисто обнял чудовище за шею, почесал за кожистым ухом. — Так ты нашел-таки дорогу домой? Хорошая свинка! — Поднявшись на ноги, Джек потрепал зверюгу по щетинистой холке. — Я так счастлив. Ну разве здесь не чудесно?

Золотая Щетина согласно хрюкнул.

Джек повел кабана в лагерь. Едва завидев чудище, девочка вскочила на ноги и нацелилась в него камнем.

— Нет-нет, не надо! Это друг, — закричал Джек. — Вот, смотри!

Он вскарабкался кабану на спину, отчасти ожидая, что зверюга тут же скинет его в ближайший куст. Однако Золотая Щетина, похоже, отнюдь не возражал, чтобы на нем покатались, как на ослике.

Кабан хрюкнул, Отважное Сердце что-то прострекотал в ответ.

— Он говорит, что ты его освободил, — прошипела Торгиль, испепеляя Джека негодующим взглядом.

— Ну, было такое… Погоди-ка. А ты откуда знаешь, что он говорит?!

— Не твоего ума дело. Да Олаф едва не погиб, пока его словил!

— И что?! Беднягу собирались утопить в болоте. Я, в отличие от безмозглых берсерков, страданий терпеть не могу.

— Глупый ты раб! Теперь его место займет Люси! — закричала Торгиль.

— Я тут ни при чем! — завопил Джек, соскакивая с кабаньей спины на землю.

— Еще как при чем, ты, дубина саксонская!

— Brjostabarn! Это ты отдала малышку Фрит! — заорал Джек.

Теперь они стояли лицом к лицу, задыхаясь от ярости.

Впервые за много дней в голове у Джека прояснилось. Гнев разом развеял сонные чары долины. Мальчуган внезапно вспомнил о Люси. Небеса милосердные, он же здесь только ради сестренки, — а он и позабыл! Не может даже вспомнить, сколько здесь пробыл!

— Вот именно, — кивнула Торгиль, безошибочно угадав его мысли. — Пока ты тут пускал слюни в землянику, время ушло.

— Боже мой, Люси! — прошептал Джек. И тут в голову ему пришла новая мысль. — Ты поняла, что сказал Золотая Щетина! Да ты сама занимаешься колдовством, как я погляжу! Ты лгала мне!

Торгиль понурилась.

— Я никогда не лгу. Эта треклятая способность настигла меня внезапно. Мне так стыдно, — едва слышно проговорила она.

— Тебе? Стыдно?! Да скорее кошки Фрейи устыдятся, чем ты!

Воительница гордо расправила плечи. Кто-кто, а она была не из тех, кто уклоняется от битвы.

— Тролльего кабана я не понимаю, зато понимаю Отважное Сердце. И всех этих негодных пичуг тоже! — Она погрозила кулаком в сторону леса. — Все равно что сидеть в зале, битком набитом перепившимися воинами. Чив-чив-чив — тараторят и тараторят всякую чушь. Типа: «А ну пошел прочь с моего дерева», или «Глянь, что за смазливые цыпочки!», или «Извиняйте, мне надо отлить». И ведь ни на минуту не заткнутся — с рассвета и до темноты! А ночью вступают совы.

— Так вот как ты нашла это место, — догадался Джек. — Совы…

— Да! Именно там, в скалах, я впервые обнаружила, что понимаю птичий язык. Совы ужасно разволновались из-за драконицы: дескать, а что она станет делать, когда обнаружит, что весь ее выводок погиб? Одна из сов рассказала остальным, как отыскать эту долину. Видно, драконице сюда вход воспрещен…

— Да ты прям как Сигурд! Ты отведала драконьей крови!

— Лучше бы мне этой крови вовеки не пробовать! Я превратилась в мерзкую ведьму!

— Торгиль, но это же чудесный дар!

— Я его ненавижу!

Девочка упрямо отвергала свою удачу, прямо-таки обеими руками от себя отталкивала. То ли дело Джек: да он бы полжизни отдал за то, чтобы научиться понимать язык птиц; вот только драконья кровь, пожалуй, убила бы его на месте. Торгиль и то с трудом выжила…

— Сдается мне, нам и впрямь лучше уйти, — проговорил мальчик. — Чем раньше мы доберемся до Горной королевы, тем лучше.

— Давно пора, — буркнула Торгиль.

Со сборами никаких проблем не возникло. По той простой причине, что у путников, почитай, никакой поклажи и не было. Джек набрал про запас орехов и плодов и увязал их в Торгилев плащ. За пределами долины воительница, конечно, продрогнет до мозга костей, но ведь и он, Джек, замерзнет ничуть не меньше, а еда им нужна. По пути назад мальчик заметил лежащих в траве сов. Бедняги так ослабли, что даже взлететь не могли.

Совы спаслись от драконицы только затем, чтобы угодить в опасность еще более страшную. Мир и покой долины усыпили их бдительность: птицы и не догадывались, что не смогут здесь охотиться. А на плодах и ягодах долго не протянешь…

Джек сложил припасы на землю и перенес сов — одну за другой — на голый камень ближайших холмов. И оставил их на тропе, уводящей к утесам. Не видя долины, совы разом оживились.

— Что тебя так задержало? — поинтересовалась Торгиль, едва завидев Джека.

— Совы, — коротко отозвался он, в подробности, впрочем, не вдаваясь.

Мальчик перебросил мешок с провиантом через плечо, а в другую руку вместо оружия взял посох. Единственным ножом завладела Торгиль, под предлогом того, что она, дескать, владеет им лучше. Отважное Сердце вспорхнул на спину к Золотой Щетине: кабан как раз направлялся к чертогам Горной королевы. Зверюга, как выяснилось, был с нею в дружбе и всегда заглядывал в гости, ежели оказывался поблизости.

Все это Джек узнавал, так сказать, через вторые руки. Золотая Щетина болтал с Отважным Сердцем, а тот переводил для Торгиль со свиного на вороний. А девочка передавала услышанное дальше. Ну, или часть услышанного. Большую часть она замалчивала, бог весть почему: то ли по просьбе Золотой Щетины, то ли просто чтобы позлить Джека.

В конце долины, где ручей нырял под землю, Золотая Щетина отыскал проход, густо увитый виноградными лозами. Заметить лаз со стороны было ну никак невозможно, пока не окажешься внутри, а перебравшись на противоположную сторону, видел ты только трещину в скале — и все. В воздухе разом похолодало.

Эта тропинка вилась по дну очередного глубокого ущелья. Она убегала все вниз и вниз, петляла туда-сюда, а порою и разветвлялась. Дорогу выбирал Золотая Щетина. Сгустилась тьма, а путники так и не выбрались из ущелья, так что постелью им сослужил голый камень.

Ночлег под открытым небом оставлял желать лучшего. Джек и Торгиль спали сидя, привалившись к массивной туше тролльего кабана, словно к спинке кресла. В кабаньей щетине кишмя кишели вши: они ползали повсюду, в том числе и в волосах у Джека с Торгиль, хотя кусаться — не кусались. Похоже, человечья кровь была им не по вкусу. Тем не менее, ощущая их вкрадчивое щекотание, Джек всякий раз просыпался.

Впрочем, он и без того глаз почти не сомкнул. В ущелье поднялся ветер, а ближе к рассвету и вовсе ударил мороз. Джек спрятал Отважное Сердце под туникой — чтобы обоим согреться хоть немножечко…