Мальчик посмотрел вниз: Золотая Щетина тихонько похрюкивал и, задрав свою бочкообразную голову, с обожанием таращился на него. Зверюга изменилась до неузнаваемости! Свиньи тем временем дожевали горчицу и обнюхивали землю, выжидая, не бросят ли добавки. Безмозглые существа эти свиньи, решил про себя Джек. А вот Золотая Щетина совсем другой. Гигантский кабан призывно запыхтел, яснее слов требуя: «Еще!»

Так что Джек запел новую песню, между делом незаметно отползая по балке все дальше и дальше (занозы то и дело вонзались ему в задницу), пока не оказался на противоположном ее конце. Нет, не вне пределов кабаньей досягаемости, отнюдь; однако так у него, по крайней мере, был шанс добежать до внешней ограды первым.

Джек соскочил на пол. Приземлился он неудачно, упав на бок. Мальчик тут же вскочил на ноги — но Золотая Щетина тоже не дремал. Кабан метнулся к загородке и преградил Джеку путь к свободе.

Кабан и мальчик не отрываясь смотрели друг на друга, глаза в глаза. Затем Золотая Щетина шагнул вперед, сопя и пофыркивая, и задрал морду — ни дать, ни взять пес, вымаливающий хозяйской ласки. Джек опасливо протянул руку и почесал кабана под подбородком. Золотая Щетина хрюкнул.

— Ах ты, старый растяпа, — промурлыкал Джек так, как привык обращаться со свиньями дома. — Да так ты, пожалуй, растаешь как масло.

И он почесал кабана за ухом. Золотая Щетина блаженно зажмурился.

— Ну-ну, — проговорил Джек. — Кажется, рабов ждет небольшой сюрприз.

Он запер свиней и кабана в чистом загоне и, перебравшись через ограду, распахнул дверь хлева.

Свиное Рыло, Грязные Штаны и Болван разом соскочили с забора.

— Ты пел, — сказал Грязные Штаны. — А про что?

— Тебя не сожрали, — разочарованно протянул Свиное Рыло.

— Не сожрали, — согласился Джек и, гордо подбоченившись, встал перед рабами.

— Но я ж своими ушами слышал визг, — пробормотал Свиное Рыло.

Джек внутренне кипел от ярости, но чувств своих выказывать не собирался. Вот уж нет, не дождетесь.

Рабы ломанулись внутрь.

— Фу-у! Вонь-то какая, — поморщился Болван.

— Я не виноват, — принялся оправдываться Свиное Рыло. — Зверюга-то уж больно охоч до человечинки. Он же троллий кабан. Я к нему и близко не подойду…

— Еще как подойдешь, коли Олаф прикажет! — возразил Грязные Штаны.

— Дык для этого новенький есть. Эгей, парень! Давай-ка сюда! Работать-то кто за тебя будет?

Джек вошел в хлев и демонстративно перегнулся через ограду. Золотая Щетина тут же подтрусил к нему и задрал подбородок, требуя, чтобы его почесали.

— Слааавная свииинка, промурлыкал Джек.

Глаза у рабов чуть не повылезали из орбит.

— Sei?er, — пробормотал Грязные Штаны. — Вот он зачем пел-то.

— То-то Хейди к нему так и льнет, — шепнул Болван.

— Это скальдическая магия, а никакой не «сейдер», — заявил Джек, в глубине души отнюдь не будучи в этом уверен. — Я — скальд. А скальды свинарников не чистят. — Он вручил грабли Болвану; тот машинально взял их в руки. — Будете меня злить, с ног до головы чирьями покроетесь. А попытаетесь причинить мне вред — я лишу вас рассудка или еще чего похуже сотворю!

Рабы ошарашенно переглянулись — видать, пытались сообразить, что такое «еще похуже».

— А уж ежели я расскажу Олафу о вашей проделке, он вас на кусочки изрубит. — Побелевшие лица рабов яснее слов сказали Джеку, что по крайней мере, эта угроза прозвучала вполне убедительно. — А теперь я пошел завтракать. А вы извольте вычистить хлев до темноты. И опрокиньте-ка ведро-другое на Золотую Щетину. Ему не по душе ходить замызганным…

И Джек вальяжно вышел на улицу — ни дать ни взять капитан драккара. И даже не оглянулся ни разу. В конце концов, в этой кошмарной земле помощи ему ждать неоткуда. Если ему удастся запугать рабов, что ж, тем лучше. Он им ничего не должен!

Едва оказавшись за пределами видимости, Джек привалился к изгороди. На мальчика с запозданием накатил ужас пережитого: он же едва не погиб! Он задрожал всем телом, из глаз хлынули слезы. Ну почему на него все ополчились?! Как ему выжить, когда кругом столько врагов?! Джек поднял взгляд — Отважное Сердце устроился рядом и тихонечко стрекотал про себя.

— Ну, по крайней мере, хоть один верный друг у меня есть, — промолвил Джек, вытирая глаза рукавом. — Может, даже два, вместе с Золотой Щетиной…

И он принялся вытаскивать из ладоней занозы — заодно успокаивая нервы. Из хлева долетали ругательства и вопли: видать, Золотая Щетина успел позабыть о том, что он хорошая свинка. Джек разом взбодрился и, заметно повеселев, зашагал к дому. Отважное Сердце летел следом, на сей раз даже не пытаясь улизнуть вместе с другими воронами.

— Дууурно это, — проговорила Хейди, в сотый раз расправляя роскошный алый плащ Олафа.

День клонился к вечеру; все домочадцы собирались на пир к королю Ивару. Пир по случаю возвращения Олафа домой. Если, конечно, вернувшимся и впрямь были рады… Невзирая на многочисленные подарки Олафа, Ивар самым оскорбительным образом прождал две недели, прежде чем признать триумф героя.

— Ты дааришь Ивару тролльего кабана, но, если король увиидит мааальчика, его он тоооже потребует, — предостерегла Хейди.

Она поколдовала над разукрашенной ленточками бородой Олафа и наконец вручила мужу парадный шлем. При виде него Джек вздрогнул. Шлем украшала зловещая ястребиная маска, столь хорошо знакомая мальчику, но этот был еще и вызолочен, и покрыт узорами — по краю маршировал строй свирепых воинов, а по верху вилась тонкой работы виноградная лоза.

— Женщина, юный скальд будет петь хвалебную песню в мою честь. Что толку в хвалебной песни без слушателей?

— А шшштооо… — в устах Хейди это слово прозвучало как вздох ветра, налетевшего с моря, — шшштоооо подумает король, увидев, что у тебя ееесть скальд, а у него — нееет?

— Ты про Ивара плохо не говори, — неуютно поежился Олаф. — Я ему всю свою жизнь служу верой-правдой. Он — человек чести.

— Быыл, — возразила Хейди. — Быыл — до того, как прииишла она.

— Ну, может, и твоя правда, но ты же все равно ничего изменить не в силах… Подай мне меч, мальчик. Мне придется оставить его у двери — но с плащом он здорово смотрится.

Смотрелся меч и впрямь великолепно — в новехоньких ножнах, что Скакки украсил драгоценными каменьями, выковырянными из похищенного креста. Джек и поднимал-то клинок с трудом, а вот Олаф играючи пристегнул его к поясу. Скакки тоже вырядился в пух и прах и тоже вооружился добытым в бою мечом. Таким великаном, как отец, ему не бывать, однако никто не усомнился бы в его храбрости и мастерстве.

Джеку Скакки нравился. Умом юноша пошел в мать. Он был мягок с младшими детьми и на удивление добр с рабами. Олаф с сожалением говорил о том, что Скакки не унаследовал его берсеркских наклонностей, но, несмотря на этот его явный недостаток, искренне гордился сыном.

Дотти и Лотти обвешались драгоценностями с головы до пят: тут и кольца на каждом пальце, тут и браслеты, ожерелья, талисманы, и по три здоровенных броши на каждой: две скрепляли бретельки верхнего платья, третья красовалась на груди. С этих брошей на цепочках свисала всякая мелочь: ключи, гребни, ножницы, ножи и крохотная серебряная ложечка — ковырялка для носа, если верить Дотти. О пользе ковырялок для носа Лотти с Дотти узнали от Хейди — и оценили их по достоинству.

Руна — весь в белом, с переброшенной за спину арфой — выглядел истинным скальдом. Петь он не мог, но пальцы музыку не позабыли. Даже Торгиль смягчилась настолько, что соизволила переодеться в чистую зеленую тунику. На шее у девочки переливалось и искрилось ожерелье из серебряных листьев, столь ей полюбившееся. А на Джековой шее тускло поблескивал железный рабий ошейник.

В преддверии встречи с королевой Джек чувствовал себя как на иголках. После того как он споет (и без ошибок! — в сотый раз предостерег его Руна), он сможет раствориться в толпе, а вот Люси — с ней все гораздо хуже. Люси подарят королеве, и он, Джек, не в силах помешать этому. Олаф уверял, будто Фрит очень любит красивых малышек — возможно, потому, что своих детей у нее нет. И обращается с ними вполне сносно — до тех пор, пока не разозлится. О том, что бывает с детьми, когда королева разозлится, Олаф предпочел умолчать.