Много воинов Олафу не требовалось — ведь отправлялись они не в набег. Плыть вызвались шестеро, включая Свена Мстительного, Эрика Красавчика и Эрика Безрассудного. К концу недели все было готово. В гавани толпились провожающие, желая мореходам счастливого пути; рыбаки на небольших суденышках ободряюще кричали им вслед. Не успела пристань скрыться из виду, как на палубу с громким карканьем опустился Отважное Сердце.

— Да не собирался я тебя бросать, — объяснил ему Джек. — Я просто подумал, что для тебя этот поход слишком опасен. Нас поджидают тролли, людоеды и прочие ужасные чудовища. Птице там не место.

В ответ ворон демонстративно повернулся к нему задом и нагадил на палубу.

— Перестал бы ты с ним разговаривать. А то у меня прям мороз по коже, — проворчал Свен Мстительный.

Торгиль, заняв свое место у кормила, направила корабль в открытое море. По земле до Ётунхейма было не добраться; вот разве что последнюю часть пути им предстояло преодолеть посуху. Олаф уверял, что дорога напрямую через горы для смертных слишком опасна.

— Море троллей, — прошептал Джек, когда за бортом заклубилось серо-зеленое марево.

— Сейчас оно наше, — усмехнулся Олаф. — Было ихним, когда его покрывал лед. Ётуны не любят глубокой воды, равно как и солнечного света. Они созданы для зимы и льдов. Недаром их называют инеистыми великанами…

— Ах, так вот кто такие инеистые великаны! — удивился Джек. — Бард рассказывал мне, что они подстерегают неосторожных путников и, дохнув туманом, лишают их воли. Бард говорил, и думать нельзя о том, чтобы зимней ночью прилечь отдохнуть под открытым небом, как бы в сон ни тянуло. Инеистые великаны усыпят тебя, и ты замерзнешь до смерти.

— Тролльи уловки, вот как я это называю, — буркнул Олаф.

Однако, невзирая ни на что, Джек от души наслаждался плаванием. Бескрайнее море и небо переполняли его радостью. От чаячьих криков сладко замирало в груди. Вот Отважному Сердцу чайки по душе не пришлись. Ворон то и дело взмывал в воздух и отгонял их, но чайки неизменно возвращались обратно.

Джек научился игре в «Волков и овец» и играл в нее с воинами. А еще с удовольствием пел с ними. «Слава бессмертна!» — гремело над волнами. Даже Торгиль присоединялась к общему пению: до тех пор, пока Руна не сказал воительнице, что у нее премиленький голосок. Девочка не на шутку обиделась.

По мере того как викинги продвигались все дальше на север, усадеб они видели все меньше, а корабли встречали все реже. Спустя какое-то время и усадьбы, и корабли исчезли вовсе. Деревья тянулись здесь к самому небу, а стволы их были такими толстыми, что за любым с легкостью спряталось бы человек шесть. Поневоле поверишь, что лес этот создан для ётунов, а не для людей! Из полумрака выглядывали лоси с рогами шире, чем раскинутые руки Олафа. Как-то раз Джеку померещилось, будто под деревьями мелькнуло что-то, весьма похожее на медведя.

Однажды днем им встретился косяк сельди, и Джек своими глазами увидел, что имел в виду Олаф, говоря, что вот, дескать, бросишь секиру в воду, — а она и не тонет. Море взбурлило тысячами и тысячами рыбин, так, что кораблю было не пройти. Эрик Безрассудный вытаскивал сельдей сетью, Отважное Сердце унес одну селедку в когтях; впрочем, по правде говоря, рыбу можно было и голыми руками вычерпывать.

— Жалость-то какая — столько добра зря пропадает! — сокрушался Олаф. — Клянусь бездонным брюхом Тора, хотел бы я отослать их домой.

— Тор нам сейчас в попутчики ой как пригодился бы, — вздохнул Свен Мстительный. — Уж он-то с троллями управляться умел!

— Ётуны однажды украли его молот, ты разве не знал? — спросил Руна, заметив удивленный взгляд Джека.

Мальчуган покачал головой.

— Трюм, троллий король, похитил молот, пока Тор спал, — начал рассказывать Олаф. — А как ты знаешь, сила Тора — в его молоте. Трюм сказал, что вернет молот, если Фрейя станет его женой.

— Как будто кто-то отдал бы богиню любви грязному ётуну! — презрительно фыркнул Свен.

— Так вот, Тор переоделся в женское платье, прикрыл лицо вуалью и отправился в Ётунхейм, — продолжал между тем Олаф. — «Ах-ах, впустите же меня, о могучие, непобедимые ётуны, — пропищал он. — Я — Фрейя, а вы все та-а-кие милашки!» И уж не сомневайся, ворота перед ним распахнулись в мгновение ока! «Ах-ах, мне бы чуточку подкрепиться с дороги», — пропищал Тор. Ему принесли восемь штук лососей, жареного быка, десять кур, свинью и овцу. Тор слопал все подчистую и запил бочонком пива. «Гром и молния, а у богини-то аппетит что надо», — сказали ётуны. Трюм приподнял вуаль, увидел горящие глаза Тора и отскочил назад, словно руку в огонь сунул. «Экая пылкость! — воскликнул он. — Вижу, Фрейя уже влюблена в меня по уши!» Тролли принесли молот Тора — ну, типа, выкуп за Фрейю. Тор сорвал с себя вуаль и схватил молот.

Олаф выжидательно умолк, наслаждаясь нетерпением Джека. Прочие воины сидели как на иголках.

— Ну, а дальше-то что? — не выдержал наконец мальчик.

— Дальше-то? Тор повышибал всем мозги и пошел домой! — торжественно возвестил Олаф.

Воины захохотали и принялись тыкать друг друга в бока.

— Тут Трюму и конец пришел, и поделом ему! — взревел Свен.

— Шмяк! Хрясь! Бац! Тресь! — Торгиль в упоении размахивала несуществующим молотом.

«Мне этих скандинавов вовек не понять», — грустно подумал про себя Джек.

— Рыба уходит! — завопил Эрик Красавчик.

И действительно, бурлящая, мерцающая, переливчатая масса утекала на юг. Корабль качнуло туда-сюда, и он вырвался на свободу.

Давайте-ка пристанем, поедим, прежде чем заходить в Ётунский фьорд, — предложил Руна. — Боюсь, там нам отдыхать уже не придется.

Ётунский фьорд… Корабль вошел в устье: вода была глубока и темна. Вдалеке, в противоположном конце залива, возвышалась закованная льдом гора. В утесах по обе стороны фьорда кишмя кишели моевки, чистики, тупики, бакланы и чайки. К скалам прилепились тысячи гнезд, воздух звенел от птичьих криков. Высматривая добычу, в безоблачном небе лениво парили орланы. Вода же буквально бурлила рыбой: тут были и треска, и пикша, и палтус, и лосось…

— На границе миров всегда так, — заметил Руна.

— Не понимаю, — признался Джек.

— Мы покидаем Срединный мир и вступаем в Ётунхейм. Здесь жизненная сила — мощнее всего. Иггдрасиль обвивает границу одной из своих веток.

— Я ничего не вижу.

— А ты постарайся.

Так что Джек послушно ушел на нос и попытался нащупать поток жизненной силы. Поначалу он и впрямь ничего не видел. Птичий гвалт сбивал его с толку, да и хриплое пение Эрика Красавчика делу отнюдь не способствовало. Джек боялся, что, чего доброго, по нечаянности вызовет туман или, того еще хуже, проливной дождь. Он и сам толком не знал, что делает.

«Явите себя, живые силы земли и неба Покажите мне ваши морские дороги. Развернитесь листом, сверкните на солнце, наполните воздух музыкой».

Джек понятия не имел, откуда взялись эти слова. Они просто были — искрились и переливались повсюду вокруг. Воздух сгустился, точно мед, вода взбурлила.

Повсюду были корни. Они змеились везде, куда ни глянь, утягивая в зеленые глубины солнечный свет. Рыбы проплывали сквозь их извивы и кольца. Корни устремлялись ввысь и, вырываясь на воздух, превращались в ветви. Выпускали листья — подобных листьев в Срединном мире вовеки не видывали. Листья сияли зеленью и золотом, птицы укрывали среди них свои гнезда.

Это было уже слишком. Видение было таким ярким и грозным, что долго не выдержать. Голова у Джека закружилась, и он упал. Очнулся мальчик, почувствовав, что Руна поднес к его губам мех с водой. Олаф опустился рядом с ним на колени:

— Что ты сейчас делал?

— Я… э… — Джек поперхнулся водой.

— Он взывал к Иггдрасилю, — объяснил Руна.

Джек сел. Эрик Красавчик, Свен Мстительный и прочие сбились в кучку на противоположном конце корабля — явно перепуганные до полусмерти. Отважное Сердце, устроившись на мачте, как на жердочке, ликующе ворковал. Его, по всей видимости, близость Иггдрасиля нисколько не тревожила.