Но Джек уже ничего не слышал. Он без чувств рухнул на поросший травою утес над пенными волнами Северного моря.

Когда Джек очнулся, старик сидел на сером камне рядом с тропой. С плеча его сорвался ворон — и, хлопая крыльями, полетел над густыми зарослями утесника и вереска, что отделяли их от западных холмов. Джек потер лоб. Ощущение было такое, словно его сбили с ног и добрых полчаса топтали десятка два черномордых овец.

— Послушай, — проговорил Бард, провожая ворона взглядом. — С тех пор как я шмякнул тебя оземь, ты, случайно, не чувствуешь ничего необычного?

Джек рассказал старику, что да, действительно, последнее время у него то и дело глаза на мокром месте. А еще он теперь замечает многое такое, на что раньше и внимания не обращал, — ну, краски там, запахи… Рассказал, что в какой-то миг отец показался ему ребенком, а в следующее мгновение вновь превратился во взрослого.

— Я плохо объясняю, — посетовал мальчик.

— Ты отлично объясняешь, — возразил Бард. — Должен признаться, это для меня неожиданный сюрприз.

— Я схожу с ума?

Бард фыркнул.

— О нет! Ты просто расправил крылья. — Старик пошарил в суме, которую вечно таскал с собою на длительные прогулки, выудил пару темно-красных сушеных яблок и швырнул одно Джеку. — Видишь ли, парень, большинство людей живут, что птицы в клетке. Им так безопаснее. Мир — страшное место, в нем полным-полно всего чудесного, великолепного и опасного. Лучше — так считает большинство — притвориться, что ничего этого нет. Ой!

Проведя пальцем по деснам, Бард извлек семечко.

— И что б пекарю вынимать сердцевинку, когда он яблоки сушит!

Джек с трудом понимал, о чем идет речь.

— Очень немногие осознают, что дверь не заперта, — продолжал между тем Бард. — Они все бьются в нее и бьются, и вдруг — бац! — дверь распахивается, и они вылетают прочь. А снаружи мир выглядит совершенно иначе. Из ниоткуда появляются ястребы и вороны, змеи и крысы…

— Довольно! — вскричал Джек, закрывая лицо руками.

Бард пристально глянул на него — но ничего не сказал. Он пошарил в суме, нашел кусочек овсяной лепешки и, положив его на ладонь, вытянул руку. С небес спикировала чайка и схватила угощение.

— Это магия? — благоговейно спросил Джек.

— Это терпение. Если посидеть тихонько, к тебе все само придет. Этому я и пытался научить тебя последние несколько недель. Замри, не шуми. Осмотрись вокруг. Вот и меня так учили. Это дело долгое, неспешное, потому что настоящая магия опасна. А сейчас ты распахнул дверь до срока. Когда я сражался с Марой, ты ненароком прикоснулся ко мне, и призванная мною жизненная сила перетекла из моей руки в твою. Она-то и швырнула тебя на землю. И едва не убила…

Джек с трудом поднялся на ноги. Колени предательски подкашивались.

— Твоя защита развеяна в пыль, — продолжил Бард. — Теперь все, от судьбы выпавшего из гнезда птенца до грозной красы ястреба, что камнем падает на него с небес, будет проникать тебе в самую душу. Жаль. К такому количеству реальности ты еще не готов — но что есть, то есть. Ты идти-то сможешь?

— Попробую, господин.

— Тогда давай за мной.

Бард зашагал вперед, на сей раз не так быстро. Тропа постепенно отошла от края утеса и нырнула в долинку. На дне ее росла рябина, а под деревом бил ключ, разливаясь небольшим озерцом. Гладкие серебристые ветки были сплошь усыпаны гроздьями кремовых цветов; над ними облаком роились пчелы. Их громкое жужжание заглушало даже плеск воды. Джек задумался про себя, а не из материнского ли улья эти пчелы; одна опустилась ему на рукав, и мальчик понял: да, так оно и есть. Он узнал эту пчелу. Он прямо-таки ощущал, как работает ее крохотный разум, чувствовал ее возбуждение при виде медоносного дерева, ее нетерпение вернуться в гнездо, подаренное матерью. Замечтавшись, Джек споткнулся и чуть не упал.

— Мы почти на месте, — сообщил Бард.

Он подвел мальчика к большому валуну, и оба присели отдохнуть.

— Мы прошли вдоль русла одного из притоков жизненной силы, — пояснил Бард. — Поэтому тебе слегка не по себе.

Было жарко. Во всем теле Джек ощущал легкое покалывание, словно по нему ползали мириады крошечных муравьев. Пытаясь избавиться от неприятного ощущения, он похлопал себя ладонями.

Старик заговорил, но Джеку никак не удавалось сосредоточиться. Слова то звучали совсем рядом, то словно долетали из далекой дали. Очень важные слова; Джек и сам знал, что важные. Но ведь и гудение пчел тоже важно, и журчание ключа, и потаенный шорох листвы…

— А ну, просыпайся!

Джек почувствовал, как его трясут за плечи, и недоуменно уставился во встревоженное лицо Барда.

— Ты должен слушать, и слушать внимательно. Я рассказывал тебе о том, как жизненная сила потоками течет глубоко под землей. Это она питает дремучие леса и благоуханное луговое разнотравье. Это она пробуждает к жизни цветы и выманивает из коконов бабочек, что сами подобны цветам. Олени не просто щиплют траву — они следуют вдоль ее русла. Барсуки и кроты строят над этими незримыми реками свои дома. Жизненная сила направляет даже полет крачек над морем. Все в мире покорно ей — только не люди.

Бард вскочил на ноги и принялся шагами мерить полянку у озера. Встал и Джек — просто так, лишь бы не сидеть на месте. А то, чего доброго, и впрямь заснет.

— Давным-давно люди решили, что не желают уподобляться дикому зверью. Они хотели сами выбирать свою судьбу — и сделали то, что само по себе представляло величайшую опасность. Они отгородились от жизненной силы.

Широко раскинув руки, Бард воздел их к небу. Джек подумал, что старик ужасно похож на гигантскую птицу: вот-вот взлетит. Свет крохотной долинки словно бы стекался к нему. Но вот он опустил руки — и свет померк.

— Тем самым люди утратили способность понимать жизненную силу. Они не могли более, подобно зверю и птице, бездумно сливаться с миром. И тем самым люди отсекли от себя величайшую радость. Им стало казаться, что жизнь их скучна и никчемна Кое-кто пытался сокрушить стену — но выдерживать реальность людям было уже не под силу. Ты когда-нибудь слышал о Долине безумия?

Джек с трудом отлепился от рябины. Он вдруг обнаружил, что мирно посапывает, привалившись к стволу, — и как это его угораздило?!

— Ну же, шевелись! — крикнул Бард. — Все еще хуже, чем я думал…

Он рывком оттащил Джека от дерева и принялся тормошить его и расталкивать.

— Попрыгай! Побегай! Поотжимайся! — приказал он, и Джек затанцевал и закувыркался по полянке, чувствуя себя преглупо — и в то же время на удивление бодро. В голове его прояснилось, словно внезапно посвежел сам душный воздух долины. Наконец Джек бросился в траву, хохоча и задыхаясь.

— Ну вот, так-то лучше, — пробормотал Бард.

— А Долина безумия — это где? — спросил Джек.

— В Ирландии.

Бард осторожно опустился в траву. Мальчик отчетливо слышал, как поскрипывают его старые кости.

— Так это ж на другом конце мира, — удивился Джек.

— Ну, не то чтобы. За две-три недели добраться можно.

— А отец рассказывал, будто ирландцы ходят вверх ногами, а глаза у них — в пятках, — сказал Джек.

— Твой отец… лучше не отвлекай меня, мальчик! Монахи просто пошутили, а он и купился. Да половина этих монахов — сами ирландцы. А вот Долина безумия существует на самом деле. — Старик с хрустом размял пальцы. — Я и мой лучший друг обучались в Ирландии на бардов. Мы проучились много лет, прежде чем нас посвятили в тайное знание о жизненной силе. Нас отвели в одно такое место, где под землей она разливается настоящим озером. Это — оплот ее наивысшего могущества. День за днем мы сидели там, пытаясь приоткрыть ей свой разум. А едва жизненная сила подступала слишком уж близко — тут же отдергивались, точно боясь обжечься. А как только чувствовали, что сила начинает подчинять нас, мы вскакивали на ноги и принимались бегать вокруг.

— Вот поэтому ты и велел мне отжиматься? — спросил Джек.

— Именно. Тем самым ты возвращаешься обратно в тело, не позволяешь поглотить себя без остатка. Но моему другу нравился вкус власти…