Джек снова задрожал, на сей раз не только от холода. Чем больше он слышал об этих скандинавах, тем отвратительнее они ему казались.

— Попробуй еще раз вызвать огонь, — велел Бард. — Я пригляжу, чтобы ты не зашел слишком далеко.

Вторая попытка прошла более гладко, а в третий, четвертый и пятый разы мальчик почти преуспел. Наконец на шестой раз, несколько часов спустя, он добился того, что струйка дыма стала пламенем.

— Получилось! — завопил Джек и в восторге от собственной удали запрыгал по комнате, напрочь позабыв про холод. Чувства беспомощности как не бывало. — Я — бард! Я — просто чудо! Я — самый смышленый мальчик на всем белом свете!

От земли тянуло жаром. Иней на стенах растаял. С промерзшей кровли закапало, еще миг — и она затлела.

— Сгинь!

В комнате мгновенно потемнело, в воздухе повис дым пополам с золой. Джек замер, недоуменно хлопая глазами.

В смутном свете дверного проема, скрестив руки на груди, стоял Бард.

— Не я ли объяснял тебе: умей остановиться вовремя!

Джеку показалось, будто ему отвесили пощечину.

— Да как ты смел загасить мой огонь! — негодующе завопил он. — Как ты посмел испортить мою работу!

Мальчик чувствовал, как сила струится вверх по его ногам и растекается, согревая, по телу. Его переполняла свирепая радость. Он способен на все — на все! — куда до него старому дураку, который даже оценить не в состоянии, с каким великим магом имеет дело.

Бард воздел посох.

— Прекрати, — угрожающе произнес он. — Если я способен прогнать Мару, явившуюся из-за моря, лучше тебе даже не знать, что я могу сделать с неоперившимся зазнавшимся птенцом.

Сила сгинула, словно ее и не было. Джек рухнул на пол. Он чувствовал себя так, словно остался один-одинешенек посреди темного моря, а повсюду бушуют жадные волны. А он — лишь жалкая букашка, цепляющаяся за обломок бревна. Да как ему только в голову пришло причинить вред тому единственному человеку, что пытался ему помочь?! Ну не дурак ли он? И Джек горько расплакался.

— Ну-ну, полно, полно, — смягчился Бард. — Да ты и в самом деле еще ребенок. Я слишком многого от тебя требую.

Старик опустился на колени и положил руку на голову мальчика. А в следующий миг Джек почувствовал, как что-то накрыло его, словно мягким одеялом. Такое теплое, такое надежное… Ему захотелось закутаться в это одеяло поплотнее — и даже носа наружу не высовывать.

— Слушай, дитя, — послышался негромкий голос старика. — Ты должен сознавать пределы своей власти. В противном случае ты, чего доброго, причинишь немало вреда. Я наложил на тебя охранные чары. Пусть все блуждающие дyхи видят мой знак — и держатся от тебя подальше.

Больше Джек ничего не разобрал — хотя шум ветра смутно улавливал. Ощущение было такое, будто множество голосов перекликаются друг с другом. А еще он слышал потрескивание дров в очаге и чувствовал тепло от огня — самое что ни на есть настоящее тепло, а вовсе не обманный жар гнева.

Долгими зимними вечерами Джек то и дело бегал к поленнице, таская в дом собранный за лето плавник. В ту пору Бард рассказывал ему всевозможные истории — и требовал, чтобы в очаге, не угасая, уютно потрескивал огонь.

— Это страшные повести, — говорил он. — И рассказывать их следует при свете, в компании добрых друзей, развеселившись сердцем.

Как можно рассказывать страшную повесть, развеселившись сердцем, для Джека оставалось загадкой, но спорить он не смел.

— Если ты обучался в Ирландии, господин, то как же ты повстречался с… хм… ну, этим северным королем? — дерзнул как-то раз спросить Джек.

— С Иваром Бескостным?

— Ну да.

Джеку ужасно не хотелось произносить это имя вслух. Как кошмарно оно звучит! Словно длинный зеленый червяк, шурша, ползет по болоту.

— Я был молод и глуп, вроде как ты сейчас, — сказал Бард. — Я уже заслужил арфу в школе бардов и был награжден Золотой Омелой. Я ведь тебе об этом уже рассказывал?

— Да, господин.

— Я был готов к приключениям — и приключение меня настигло: с глупцами оно всегда так бывает. В школу бардов прибыл воин с севера. Он просил, чтобы кто-нибудь из бардов поехал вместе с ним в замок его повелителя. Такая честь! Хродгар был могучим королем, владыкой золотого чертога. Второго такого не нашлось бы во всем мире! В громадном чертоге — размером с сотню домов, вместе взятых, — пировали храбрые воины и прекрасные воительницы. В одном только очаге поместился бы целый дуб. Хродгару и щедрости было не занимать. Он одаривал своих дружинников золотыми кольцами и угощал на славу всех, кто искал приюта под его кровом. Одного только недоставало королю Хродгару — первоклассного барда. А я, часом, не упоминал ли, что меня наградили Золотой Омелой за особые отличия в чародействе?

— Да, господин, упоминал, — кивнул Джек.

— Так что сам видишь, если кому и причиталась по праву подобная честь, так это мне. Мысль о долгой дороге меня не пугала. Нам, бардам, к разъездам не привыкать. Я отплыл в королевство Хродгара — и убедился, что даже самые восторженные хвалы не воздают ему должного. Золотой чертог сиял и лучился светом, точно гигантский маяк посреди глухой пустоши.

Джек слушал, затаив дыхание. Римскую виллу сотрясала зимняя буря, далеко внизу, на прибрежной полосе, грохотали камни — словно гремело щитами многотысячное войско. Как бы тщательно Джек ни затыкал щели вереском и шерстью, ветер все равно просачивался внутрь. Угли в очаге вспыхнули ярче, и по стенам заплясали красные сполохи.

А вот в чертог Хродгара зиме доступа не было. Его стены были надежны и крепки, точно скорлупа ореха, а внутри царило отрадное тепло, точно в летний полдень. В зале вечно звенел смех — а уж после прибытия Барда и подавно.

— Мне следовало знать заранее, — простонал Бард. — Мне следовало догадаться.

— О чем догадаться? — изнывая от любопытства, воскликнул Джек.

— Я же тебе рассказывал. Жизнь и смерть ведут нескончаемую войну. В этом мире счастье само по себе, без горя, невозможно. Золотой чертог был слишком прекрасен, и, как все яркое и светлое, навлек на себя погибель. В черных глубинах, на дне укутанного мраком болота, жил Грендель — страшное чудовище…

— Тролль? — задохнулся Джек.

— Наполовину, — кивнул старик. — Отцом его был великан-людоед. Как бы то ни было, чудовища терпеть не могут света. И смеха они тоже на дух не переносят, а ароматы пиршества приводят их в бешенство. Однажды ночью Грендель дождался, пока все уснут. После чего прокрался в чертог и откусил головы десяти воинам, спавшим у дверей. Ну и чего ты, скажи на милость, дергаешься? — пожурил Бард мальчика. — Когда будешь сам пересказывать эту повесть, помни: главное — это держаться уверенно.

— Я нечаянно, — покраснел Джек.

— Тела Грендель уволок себе домой, на ужин. Разумеется, игр и веселья в золотом чертоге с тех пор поубавилось. Все воины как один дали клятву отомстить за своих товарищей. Но в ту же ночь обнаружилась поистине жуткая вещь: оружие Гренделя не брало! Его защищали колдовские чары. Герои рубили его мечами до тех пор, пока клинки не затупились, но на чешуйчатой шкуре чудовища ни единой вмятинки не осталось.

— Так продолжалось много недель, — рассказывал Бард. — Стоило Гренделю проголодаться, и он забегал к Хродгару — заморить, так сказать, червячка. Никто больше не просил у меня песен. Все были слишком подавлены.

Может, Джек и ошибался, но ему явственно показалось, что Барда подобное пренебрежение изрядно задело.

— Господин, а ты разве не испугался?

— Еще как испугался. Но поддаваться страху — это самое последнее дело. Все равно что распахнуть дверь пошире и громко позвать: «Заходите, господин Грендель, добро пожаловать! Не хотите ли отъесть у меня руку или, может быть, ногу?» Нет! Лучшее оружие против смерти — жизнь, а это означает храбрость, а это означает радость. Честно тебе скажу, при виде того, как Хродгар и вся честная компания повели себя, меня просто наизнанку выворачивало. Да они под лестницами прятались, словно кролики! До тех пор, пока не объявился Беовульф.