– А чего так? – хмыкнул майор. – Неужели погулять не хотелось. И бабы там, и золотишко халявное. Неужели не думал о таком…

– Никак нет, господин майор. По приказу старшего метеопоста Рухлова убыл вместе с коллегой. Пост спустя сутки должен был скрыться под водой.

– Ага. Рухлов, – сказал, присаживаясь, майор. – А вот твой Рухлов умнее тебя оказался. Он порезвился на славу. Сейчас он один из узурпаторов власти там… за большой водой.

– Не понял? – признался Павленко.

– Чего ты не понял, лейтенант? – сказал, отхлебывая чай, майор. – Твой Рухлов – один из главарей бандитов.

Замотав головой и борясь с наваждением, Павленко проговорил:

– Этого не может быть, господин майор. Это ошибка. Антон – честный человек… Даже чересчур. Это он оставался до последнего там… на посту.

– Ага, – кивнул майор. – Был честным… Был чересчур… а сегодня мне приказ поступил. Заканчивать с устройством лагерей, дожидаться охранений и, форсировав большую воду, навести конституционный порядок там, где орудует твой бывший начальничек. Точнее, он там даже не главный, но один из… Живыми, как сам понимаешь, таких обычно не получается брать.

Глаза у Павленко затуманились, он мотал головой и говорил, что этого не может быть. Майору надоело это, и он сказал:

– Слушай, лейтенант… ты срисовал? Ну и вали отсюда. Мне еще твоих соплей тут не хватало.

– Есть, – ответил Павленко и вышел из комнаты майора.

Пройдя по коридору школы, в которой размещался штаб морпехов, он зашел к штабистам и обратился к своему знакомому:

– Там, говорят, вас за большую воду перебрасывают?

– Ага. Ну, пошли покурим, потрещим, а то мы тут весь день балду гоняем, пока разведка вернется.

Стоя в курилке, штабист спросил закуривая, а чего Павленко-то понадобилось за большой водой. Павленко рассказал про Рухлова.

– Есть такой. У нас его подручный сидит. Бывший мичман. Может, ты и этого… Ханина… знаешь? Нам надо его бы портрет достоверный…

– Понятия не имею, кто это, – честно признался Павленко. – А с Антоном ошибка какая-то.

– Если ошибка, разберутся, – уверенно сказал приятель. – Но тут вопрос такой… политический. Суд же был. Заочно признали режим этого Ханина преступным. Его мичмана нам передали. Он согласился сотрудничать. Мы должны войти в город, арестовать всю их верхушку. И проследить, чтобы там на месте прошел нормальный суд над ними. Они мэра местного мочканули и город целый себе подчинили.

– Я не верю, – сказал Павленко, сбрасывая пепел.

Штабист затянулся и сказал:

– А хочешь сам с этим мичманом потрепаться? Он месяц назад эти районы со своими партизанами проходил. Скажем, что ты нуждаешься в его информации.

– А можно?

Засмеявшись, штабист сказал, что сейчас время такое, что все можно…

И наконец он оглянулся и оценил дела свои…

Ромка и Ринат обнялись. Казалось, они не виделись сотню лет. Молодые люди, не обращая ни на кого внимания, сели рядом с костром, подвинув греющихся и просыхающих после недавнего ливня бойцов охранения.

– Рассказывай! – потребовал Ринат.

– Здесь не буду. Дело такое… личное, – сказал Ромка, протягивая руки к огню.

– Прошлое твое личное дело кончилось гибелью Артура, – хмыкнул Ринат.

– А это может твоей и моей гибелью закончиться, – сказал Ромка, спокойно пожимая плечами.

Присвистнув, Ринат сказал:

– Ну, ни хрена ж себе. О'кей. На позиции поедем – поболтаем. Или давай тогда ко мне после штабного заседания подгребай, потрещим.

Кивнув, Ромка сказал:

– Хорошо. Я не один, я со… своей загляну. Ничего?

– Ты бы ее меньше из машины выпускал. Народ-то нервничает. Да и она присмотрит себе другого, что делать будешь? – засмеялся Ринат.

Горько усмехнувшись, Роман ответил:

– Ничего страшного. Договорились?

– Ага. Жду на совещании, – сказал Ринат и пошел в сторону расположения своего батальона.

В половине шестого в штаб начал стекаться народ. Общее собрание было делом нудным и шумным. Были все ротные, все командиры отдельных подразделений и разведки. Начальник госпиталя был тут же. Хорошо хоть взводных не притащили.

Открывший собрание Ринат начал излагать всем известные и неприятные факты.

– С северной стороны установлены станковые пулеметы, – показывал на карте Ринат. – Железнодорожная ветка, что там проходит, да и общее оголенное положение не позволяют там начинать операцию. Разве что нашим монстром их там попугать. Но над одним танком они будут так ржать, что мы тут услышим. С юга, надо признать, они окопались на славу. Проходящую тут дорогу окружную превратили в неприступный вал. С запада есть шансы под прикрытием леса, который подступает к самому городу, подвести наши части и после артиллерийской подготовки начать штурм.

Он замолчал, сам посмотрев внимательно на карту, и сказал решительно то, что должен был сказать:

– Направление с востока ОЧЕНЬ сильно укреплено. Мы, надо признать, потеряли время. Мне плевать, почему рота снайперов, три роты пехоты и техника так долго шли. Виновных пусть ищет Улем и, соответственно, их наказывает. Факт остается фактом. Сейчас против нас хорошо подготовленная оборона. Более того, количество штыков, выставленных против нас, превышает количество наших бойцов в ТРИ раза.

Многим все это было и так известно. Старая аксиома, что при штурме желательно иметь трехкратное превосходство в численности, теперь давила на всех без исключения. Они не только не превышали в три раза осажденных, но и уступали им в несколько раз.

– Я уже совещался с каждым ротным отдельно и могу только резюмировать ваши мысли. Вы все считаете грядущий штурм безумием. Я же считаю, что мы не только победим, но и победим почти без потерь. Начальник штаба, изложите мои наброски и ваши мысли по этому поводу.

Вставший начальник штаба принял из рук Рината указку и сказал:

– Основное, на чем строится наша, я могу так сказать, наша? – Увидев кивок Рината, он продолжил: – …наша тактика, это на откровенном нарушении приказа Улема взять город в недельный срок после подхода усиления.

Его не перебивали ненужными и нелепыми возгласами, как так можно нарушать приказы… Начальник штаба методично стал рассказывать, к каким решениям пришли в штабе.

– Прежде всего мы хотим окончательно блокировать город. Чтобы даже ночью их поисковые отряды не могли проникать за линию наших позиций и таскать осажденным продовольствие. Наше основное преимущество в том, что их там слишком много. Двадцать тысяч и очень скудные запасы продовольствия. Да, мы предлагаем банальную блокаду. В настоящее время мы не наблюдаем попыток центральной власти заняться нашим отрезанным от Большой земли районом, и значит, у нас есть время на такую роскошь. Нам в плюс то, что в тылу врага действует организованная банда во главе с неким Кондратом. На днях их связной вышел на нас и предложил свою помощь. У них около сотни штыков. Может прихвастнул, конечно, но мы их принимаем в расчет и намерены использовать для устранения командиров ополчения. Ориентировочный срок блокады – месяц.

Все тяжело вздохнули, понимая, что это огромный срок для них. За это время и ополченцы противника могут получить необходимые для боя навыки, и осажденные просто численным преимуществом могут прорвать осаду.

– По окончании этого срока начнем операцию по захвату, – сказал начальник штаба и вернул указку вставшему Ринату.

– Во время блокады, – начал он, рассматривая лица окружающих, – основной упор будет делаться на снайперов и артиллерию. Скоро от Кондрата мы получим сведения о расположении продовольственных складов и с их человеком переправим наших разведчиков в город. Они смогут координировать работу артиллерии на месте. Рота снайперов займет основные участки и при поддержке свежих батальонов закроет город. Наши люди пока будут отдыхать. Они и так тут навоевались, пока вы там прогулочным шагом ползли. Вертолет тоже будем использовать для координации огня и для разрушения зданий управления. Ну и деморализации противника, конечно. Сейчас начальник штаба вас ознакомит с планами по блокаде, а я и командир снайперов поедем на позиции, так сказать, осмотреть… Приступайте…