– Патриотка, тоже мне… Я о наших только думал, а ты сразу на партнеров стрелки перекинула.

– А тебе там не все равно было бы? Ну, кто доставит на орбиту?..

– Наверное, все равно. Но свои когда, тогда приятнее, – сказал с улыбкой Антон.

– А по-моему, по фигу. Кислород же без запаха, цвета и вкуса.

– И то, и другое, и третье у него есть. У любого газа есть и то и другое. Просто мы так привыкли к его содержанию в атмосфере, что наши чувства его просто игнорируют. То же самое было бы с водородом, если бы он преобладал в атмосфере. Эффект зоопарка.

– Чего?

– Ну, когда ты вскоре перестаешь морщить свой носик от запаха животных.

– А-а-а-а. И откуда мы такие умные?

– С гидрометеопоста, – улыбнулся звездам Антон.

– Сколько тебе лет? – ни с того ни с сего спросила Алина.

– Старый я, – отмазался Антон.

– Нет, ну сколько?

– Скажем, около сорока, – сказал Антон.

– Во блин, папаша. А на столько не выглядишь.

– А на сколько выгляжу?

– На тридцать, – уверенно сказала Алина.

– Я пользуюсь кремами и шампунем, – усмехнулся Антон.

– Ты даже мылом не пользуешься.

– Это от его отсутствия, – заявил Антон.

– Я тебе дам.

– Да все равно я в эту вонючую воду не полезу, – сказал он, потягиваясь в тепле от пламени.

– Ну, мыться же все равно надо!

– А сама?

– Я раз в два дня. Я не могу чаще в такой ледяной воде мыться. Для меня это и так подвиг, – сказала гордо Алина.

– Прекрати на меня давить. Вымоюсь. Только не сегодня, – засмеялся Антон.

Алина, улыбаясь, встала и, потянувшись к звездам, сказала:

– Ну ладно, я спать. Ты спишь в комнате, где диван.

– О'кей. Но я могу перепутать! Я совершенно не знаю, чем отличается диван от тахты!

Алина, улыбаясь, пошла к домику. На пороге она повернулась и крикнула из полной темноты:

– Спокойной ночи!

– И вам такое же хвостиком!

Антон был рад, что познакомился с этой девушкой. Ему нужна была компания, вот теперь она у него есть и, наверное, не самая плохая. Только уж что-то было странное и в поведении девушки, и в ее рассказах. Нет, ну, верю, что грабители ее не нашли. Верю, что они прирезали спасателей. Верю, что даже не особо искали чем поживиться, хотя это-то и вряд ли. Но не верю, что она расстроена. Не верю, что спасатели ее вот так взяли и «спасли». Хотела бы она спасаться, не сидела бы столько времени в Питере. Значит, силой вывезли? Но почему сюда? Почему не на баржи в русле Невы? Они же ближе! Там госпиталя! Там провиант и сообщение с Большой землей. Зачем сюда?

Антон почувствовал, как к нему, принюхиваясь, подошел Мерзавец и вскоре осторожно забрался на грудь Рухлову. Вот и кот тот же? Неужели спасатели еще и живность с людьми эвакуируют. Не-а. Вряд ли. Так не спасатели? Или слишком добрые спасатели? Но тогда все равно, почему на юго-запад, а не на восток или юго-восток? Чегой-то не сходится. Надо бы утром поинтересоваться. А сейчас, как говорила незабвенная Масяня, сладко, сладко, сладко поспать!

Ханин отдал приказ высаживаться возле обнаруженной лодки. Довольно быстро выяснили, что это именно та, украденная сбежавшими курсантами. Отправив в стороны группы по три человека с наказом искать следы беглецов, сам Ханин вместе с несколькими старшинами поднялся на холм. Оглядев окрестности, он спустился и выработал направление движения. Еще часа три ожидали посланные группы. Уставшие курсанты доложили, что следов дезертиров не нашли, и Ханин поднял курсантов. Оставив на охране плотов и лодки трех человек, он повел остальных по заранее выбранному им с высоты маршруту.

Дневной зной делал невыносимыми любые передвижения, и спустя часа три старший лейтенант объявил привал и велел раздать остатки провианта. Понимал он, что это все… Последние крохи. Если к вечеру они ничего не найдут, придется голодать. Но и экономить уже не было смысла. Курсантам досталось так мало, что многие даже не скрывали своего отношения к этим кошачьим слезам. Что ели, что нет. После получасового привала Ханин с трудом поднялся и скомандовал подъем всем остальным. Курсанты, слабо ругаясь, поднялись и построились по отделениям.

Пошли… Тяжело переступая гудящими с непривычки ногами. Кто-то самовольно снимал обувь и шел босиком. Ханин на них прикрикивал. Не хватало еще, чтобы они напоролись на стекла или что-нибудь ржавое. Курсанты тихо огрызались, мол, ноги стерлись в гадах. Мол, сам Ханин-то в хромовых ботинках. Ханин велел старшинам следить за подчиненными, а сам пошел во главу колонны, чтобы не видеть и не слышать все возрастающий ропот бойцов.

Вскоре показалась полоска дороги, ведущая на холм с разбросанными по нему домиками. Объявив курсантам, что в деревне будет большой привал и пища, Ханин приободрил их, и курсанты, даже самые измученные, замолчали. Стиснув зубы, они пошли быстрее в надежде на скорый отдых.

Деревня встретила походный строй курсантов полным молчанием пыльных окон и закрытых калиток. Ни лая собак, никакого другого движения. Правда, вездесущие крысы и мыши как-то уж очень подозрительно нагло перебегали перед строем.

Они почти прошли всю деревню, и Ханин уже собирался отдать приказ разойтись в поисках пищи, но слишком ужасная картина открылась ему, и он благоразумно остановил колонну. Сам же пошел дальше, приближаясь к чему-то уж очень невероятному и страшному. Чем ближе подходил Ханин к груде человеческих тел, тем сильнее рвотные позывы рвали его нутро. Запах. Самый непереносимый человеком запах. Мухи. Вечные спутницы тлена и разложения. Гниющие останки людей. Вся эта картина не могла не вызвать у Ханина чувство страха и отвращения. Испуганно оглядевшись на дома вокруг, он, стараясь не паниковать, пошел к переминающимся в испуге курсантам.

Держа голос, Ханин скомандовал:

– Взвод! Крууугом! Марш!

Повторять не пришлось. Вернулись на окраину деревни. Приказав обыскать ближайшие дома на предмет провизии, Ханин в то же время собрал вокруг себя курсантов, выглядевших покрепче иных.

Объяснив задачу, старший лейтенант с ужасом представил, что происходит в душе у этих вчерашних маменькиных сынков. Однако вопросов или возмущений он не встретил. Сделав себе из найденных в домах тряпок повязки, пропитав их слегка одеколоном, вооружившись лопатами и простынями для переноса тел, похоронная команда отправилась к трупам.

Братскую могилу закопали спустя полтора часа. Вырвало многих. Даже Ханин с трудом сдерживался. Почти у всех заболела до помрачения голова. И хотя все трупы были убраны, запах еще долго стоял над тем местом, где многим мальчикам впервые пришлось увидеть все безобразие смерти.

Ханин заставил себя съесть немного сваренной картошки и сел обдумывать дальнейшее положение. Осмотр деревни привел его к выводу, что она подверглась нападению вооруженных бандитов, которые, набрав провизии и, скорее всего, ограбив погибших местных жителей, ушли из нее или уехали. На другой стороне деревни на спуске с холма Ханин обнаружил не старые следы шин. И свежую могилу… Наверное, кого-то из бандитов все-таки подстрелили. А о том, что здесь была именно перестрелка, говорило многое: и выбоины на стенах, и разбитые окна, и найденные им гильзы от калаша, пистолета и охотничьих ружей. Только вот как далеко ушли бандиты? Может, Ханин сильно себя подставляет, оставаясь в деревне со взводом. Но выбора особого не было. Остаться придется. Отделение, отправленное назад и нагруженное так и не посеянной в этом году картошкой и соленьями, получило четкое приказание привести сюда остальную роту. А в ситуации, когда вокруг рыщут вооруженные бандиты, разделяться или оставлять связных в деревне – это более чем странно. Приняв решение оставаться в деревне, где есть остатки провианта, не вывезенного бандитами, Ханин тоже рисковал. Мало ли, если они ушли недалеко. Могут ли они вернуться?

Ханин назначил дежурных на дорогу, а остальным приказал расквартировываться по отделениям. Сам он остался у невероятно глубокого колодца, глядя вдаль на потемневший горизонт.