– Ты, Кондрат, не суетись. Суета, она ни к чему. Ты лучше за семьями оставшимися понаблюдай – у кого погреба потолще. Кто, например, готовит много и что. Оставшиеся здесь не просто так задержались. Им есть что терять. Наверняка запасы с прошлого года сохранились. Вот и разведай. Да мне сообщи. А уж я придумаю, как сделать так, чтобы ты как крадун по огородам на пузе не ползал, а сидел чинно за столом и ложкой ел суп.

– Да что за ними наблюдать да высматривать. И так я знаю, что у кого есть. Бабка эта, что с мальцом и девкой с младенцем в соседнем доме живут, и так все пораздавала. Ну, не все, но и брать там особо нечего. Те, что у дороги живут и морковку сажают, – вот у них да. У них и мясцо запасено, и картошки полный погреб, и соленьев да вареньев немерено. Еще семья возле горки живет, но так про них я не знаю ничего. Они как закрылись у себя, так и теперь только за водой к колодцу бегают. Остальные – кто как. По-разному. Но хуже, чем те, у дороги.

Старый посмотрел довольно на Кондрата, прижавшегося к теплому боку печи, и улыбнулся:

– Ай, да молодец, Кондрат. Ай, умница. Вот и пойдем к ним в гости ночью этой. Сколько их там?

– Мать, отец, трое детишек. Дочь и два сына.

– Сыновья взрослые?

– Да ну, куда там… годов по шестнадцати будет.

– Это взрослые. Жаль, резать придется.

Кондрат разлепил веки и сказал:

– Зачем резать? Просто возьмем и заберем, что приглянется, да и уйдем.

– Нет, родной. Резать придется. Ограбление все-таки, и рано или поздно власти вернутся. Тогда-то нас всех и покажут. А могут и своими силами отомстить. Вот так-то, Кондрат. А мертвые ничего не скажут, ничего не сделают.

Небритый Кондрат закрыл веки, не воспринимая слова старика всерьез, и, пригревшись печным теплом, Уснул. Ему было все равно, что будет с семьей той девчонки, что повеселила его с утра.

Ханин проверил посты и вернулся в особняк. Дневальный приветствовал его и доложил, что за время его дежурства происшествий не произошло. Типа обстановка о'кей и все такое. Ханин оставил дневального и поднялся на второй этаж. Нашел командира отделения, дежурившего этой ночью, и задал ему вопрос:

– Так что ночью-то было?

Старшина второй статьи пожал плечами и ответил в своей манере:

– А чего только не было. Огни на горизонте. Вертолет прошел низко над нами, сигнал подать успели. Должны, по идее, вернуться.

– А люди?

– А что люди? Ну, слышали голоса. Попытались докричаться в темноту. Ни хрена. Видно, на плоту или лодках шли. Им не до нас было. Да и я бы, честно говоря, на наши крики из гранатомета шарахнул, но к берегу не подошел бы.

– Значит, говоришь, все-таки были?

– Были, были… Тока вот мы их не увидели.

– Как считаешь, имеет смысл огни на склоне разжигать?

– Да, господин старший лейтенант. Если хотите еще десятка два ртов набрать на остров.

– А ты не хочешь?

– Честно? Нет.

– Почему?

– Как почему? У нас провианта, как господин мичман сказал, на трое суток осталось. А с лишними едоками и того меньше будет. А кто знает, когда нас вытащат отсюда. Да и вытащат ли вообще.

– Логично… Ладно, когда в следующий наряд?

– По графику через трое суток. Как раз когда за НЗ возьмемся.

– Давай спать заваливайся. Посмотрим, может, НЗ еще и не тронем.

Старший лейтенант спустился вниз и вошел в охраняемый продсклад. За неделю провиант, набранный по соседним домам, почти истаял, но мичман прав – трое суток продержаться можно. Одна надежда на вертушку, что заметила их.

Выйдя в зал, Ханин посмотрел на расслабленных бойцов и сказал, глядя, что половина читает:

– Эй, господа, книги после прочтения извольте на место ставить. И если увижу, что кто-то страницы рвет на туалет, сам ему наждачкой жопу вытру. Ясно?

Сквозь смешки послышалось: «Ясно». Ханин вышел на улицу. Хмурое и холодное небо приветствовало его снова заморосившим дождиком. Мата на эту погоду уже не хватало. Дождь. Неделю уже дождь. Неделю не видно даже проблеска солнца – и это июнь. За неделю рота расслабилась, даже несмотря на постоянные наряды и вахты. Служба стала простой переменой места для ночного отдыха. Обходы, что постоянно совершали Ханин и мичман Серов, приводили только к тому, что курсанты хмуро вскакивали и, разлепляя глаза, выдавали накрепко заученную фразу: «…происшествий не было». Мичман смеялся, говоря, что еще рота в боеспособном состоянии, раз бойцы могут спать даже стоя. Вот когда они на посты потащат раскладушки, вот тогда их придется заново муштровать. Ханин улыбался, но понимал, что если спасатели не придут, то будет просто не до муштры. Голод – это, наверное, единственное, что способно в короткие сроки деморализовать отряд и привести его в скотское состояние.

Ханин сплюнул под ноги и вошел в дом, в котором поселился с двумя отделениями первого взвода. Мичман поднялся с койки, когда увидел старшего лейтенанта. Отложил книгу и спросил:

– Ну, что придумал командир?

Ханин скинул куртку и фуражку. Сел за стол и сказал:

– Слушай, чаю пусть поставят.

Мичман позвал дежурного по столовой и передал просьбу старшего лейтенанта. Вернулся и сел напротив хмурого Ханина:

– Че, надумал?

Старший лейтенант помял немного сигарету в руках и, закурив, сказал:

– Если через три дня ничего не изменится и нас не начнут вытаскивать отсюда, разберем деревянные избы и сделаем плоты.

Серов покачал головой и сказал:

– И куда поплывем?

– В море. В Кронштадт. Хотя мы хрен туда доберемся при таком ветре и таком течении. Но там сейчас много кораблей бродит. Должны нас в море подобрать. Тем более видишь, вертолеты шныряют. Заметят, обязательно заметят.

– Да, наверное, ты прав, – неуверенно сказал Серов, поглядывая на погоду за окном.

Ханин снова затянулся едким дымом и посмотрел в темно-серое небо.

– Да, наверное… – сказал он и попросил: – Будешь на обходе, присмотри строение на разбор.

– Хорошо.

Мичман принял чашки из рук курсанта и поставил перед Ханиным дымящийся напиток.

– Спасибо, – сказал он курсанту, и тот ушел.

Отпив глоток, мичман сказал:

– Слушай, командир. Я тут в последнем доме лодку резиновую нашел. К нам перетащил и спрятал, чтобы никто сдуру не сбежал. Так я… что думаю. Можно отправить человека три посмотреть – далеко ли суша нормальная. Или хотя бы за провиантом до других холмов.

Старший лейтенант посмотрел на Серова и сказал:

– Дельная мысль. Подумай, кого можно отправить, и давайте сегодня уже первую ходку сделайте. Коли найдете что, я тебя расцелую. В третьем взводе командиры отделений уже подумывают о НЗ. Новая партия провизии успокоит всех и, главное, меня. И знаешь что? Давай с ними сходи. Мало ли, если местное население попадется, чтобы не курсанты там отдувались. Хорошо?

– Давай, – пожал плечами мичман.

– Когда сможете пойти?

– Ну, сейчас чай допьем и пойду надувать, – сказал, как всегда, ко всему готовый Серов. – Насос, слава богу, при лодке имеется.

– И, Серов, будь добр, найди оружие. Ножи крепкие, винтовки…

Мичман присвистнул:

– Где ж я тебе винтари найду? Их наверняка позабирали с собой хозяева. Ножи ладно… А вот огнестрельное, фиг знает…

Отхлебнув кипятка, Ханин поморщился и сказал:

– Ты постарайся.

– Зачем это надо?

– Сердцем чую, пригодится.

Мичман посмотрел на старшего лейтенанта как-то странно и сказал:

– Ты че, думаешь, что на нас кто-нибудь нападет? На сотню рыл в форме? Я таких больных не знаю…

– Нет, я не думаю, что на нас нападут. Я боюсь, как бы не пришлось… Ну, это, если ты еду не найдешь. А коли найдешь, тогда… Тогда, думаю, все обойдется.

Серов понял, о чем говорит старший лейтенант, и сказал:

– Я постараюсь найти. Может, сейчас уже карцер придумать?

– Нет, рано, – качнул головой Ханин. – Да, а если что… вон в погребе запрем тех, кто бунтовать начнет.