Была практически ночь, когда Тима разбудил грохот открываемой двери и пьяный гам, ворвавшийся в камеру, пропитанную кровавыми страданиями.

На этот раз людоеды вели себя наглее.

– Ну, кого? – спросили носильщики у ключника, и тот указал на два обрубка недалеко от мужчин.

– А может… – Тим понял, что показывают на него и его Алену. Он даже ощутил жадные взгляды.

– Нет, – ответил ключник. – Надо этих… а то подохнут вконец…

Нехотя носильщики согласились и пошли к указанным уже немым, искалеченным телам.

– А вот этот уже подох! – как-то весело сказал один из носильщиков.

– Ну так выволакивай его… не хрен ему тут гнить.

Тим услышал звук падения и волочения. Его чуть не стошнило… нет, не привык он еще к этим страстям вокруг.

Дальше все было так быстро, что он и Алена еле поспевали за событиями.

Раздался вскрик. Резко вздернув голову, Тим увидел, как один из мужчин, свесившись со второй полки нар, резко выдергивает из самого основания шеи склонившегося носильщика нож. Его отца нож… Мужчина соскочил вниз. Неудачно… он упал рядом с телом убитого им молодого каннибала. Пока он поднимался, ключник уже успел закричать, зовя на помощь тех, кто уволок труп. Еще один носильщик, бывший в камере, бросился к выходу…

Если бы он успел, то успел бы и ключник. Самое простое, что бы они сделали, это заперли камеру и не входили бы в нее, пока голод не обессилил бы этих мужчин. Потом бы они вошли и уже тогда бы отыгрались. Наверное, это еще успели бы застать и увидеть умирающие от голода Алена и Тим. Как ясно себе Тим это все представил. Как успел он ужаснуться. И он взмолился Ему. Странной была эта молитва. Это было больше похоже на проклятие. Однако, может, ее и услышали…

Мужчина… другой, который лежал на нижней койке, словно пружина разогнулся и в мгновение был уже у двери. Он головой, скорее случайно, чем специально, ударил в подбородок ключника и одновременно схватил убегающего носильщика за лодыжку. Тот упал и, брыкаясь, стал вырываться. Но подоспел первый мужчина и, навалившись всем весом на сопротивляющегося, несколько раз ударил того ножом в грудь.

Ключник, дико воя, пытался пробиться к выходу. Но безуспешно. Он попал в объятия к мужчинам и не сразу понял, что это за адская боль возникла внизу живота. Только повалившись на пол, он увидел, что знатная сталь ножа отца Тима прорезала не только тренировочный костюм, но и весь его живот. Из раны от напряжения полезли внутренности, и с вселенским непониманием, ужасом и обидой в своем вое ключник уставился на них. Мужчина, второй… подскочил к детям и, словно котят за шкирку, сорвал их с нар. Они даже не успевали перебирать ногами, будучи почти подвешенными.

Дежурка пронеслась перед детьми размытым пятном. И вот ночной воздух и ливень ударили в лицо детям и мужчинам.

– Бегите! – крикнул первый мужчина, поворачиваясь с ножом ко входу.

И они, конечно, побежали. Они неслись, словно ветер. Оставив позади и того мужчину, что вытащил их с нар.

Только поняв, что они заблудились и не знают, куда дальше бежать, они остановились и подождали спешащего сзади мужчину. Он запыхался и даже не мог говорить, только указал рукой вперед перед собой и поковылял.

Остановились они только на каком-то огороде, забравшись внутрь бывшего ледника. Благо замок на нем мародеры еще давно сорвали вместе с петлями.

Отдышавшись, мужчина сказал, что он должен вернуться за своим другом. Велев ждать его возвращения, он ушел.

Дети хоть и были возбуждены до предела, однако спустя час ожидания они уснули…

А мужчина не пришел. Не пришел… Ни утром, ни в обед следующего дня…

Алексей вгляделся в хмурое лицо Алины и решился спросить, что же случилось.

– Вчера по графику должен был вернуться Ханин. Антон тоже себе места не находит, – пояснила девушка.

Алексей пожал плечами и спросил:

– А он раньше не опаздывал?

Она на него посмотрела как-то странно и сказала:

– Да он вообще никогда еще вовремя не возвращался…

– Ну так что?

– Все равно волнуемся мы.

– Главное – не накручивай себя… – посоветовал Алексей.

Алина посмотрела на него, смягчившись, и сказала:

– Ты прав… Просто Полейщук сказал, что наткнулся на группу бандитов-мародеров. Человек тридцать там было. Еле ушел. Нет, никого не потерял. Насколько я знаю, его вообще не засекли. Только вот маршрут Ханина как раз там же проходит. А Полейщук говорил что вечером и ночью он слышал из деревни выстрелы. Из автоматов и ружей. А именно такая солянка у Ханина в команде. Правда, в той же стороне еще Роберт ходит. Тоже коллега Ханина.

Пожав плечами, Алексей сказал:

– Мало ли у кого сейчас и автоматы, и ружья.

Она с ним, конечно, была согласна, но все равно сердце холодело при мысли, что с Ханиным могло что-то случиться. Иногда ей самой казалось, что она любит Ханина. И это несмотря на то, что она ни за что не рассталась бы с Антоном. Короче, путалась девчонка… Это понимал Алексей и про себя снисходительно улыбался.

Они часто последнее время гуляли во дворе. Дантес, как его продолжала называть Алина, быстро поправлялся, и теперь почти незаметно было следов ни каторжного труда, ни вынужденной голодовки. Он еще пока боялся открыто появляться за пределами квартала, где он считался братом Алины, но уже подумывал о том, как бы связаться с бывшим штабом Мялова. Он помнил, что штаб даже после смерти Мялова смог организованно скрыться. И вот бы удача, если бы он на него вышел. А ведь путь связи, насколько он помнил, не отменяли. Почтовый ящик в ему известном доме должен был передать послание кому надо. Надо набраться сил и попытаться выйти на связь. О том, что этот ящик сразу после восстания и последующих допросов стал известен и службе безопасности мэра, он не знал. А зря. Многое могло бы быть по-другому. Алина продолжала ухаживать за ним, обстирывала, кормила… Довольно быстро он стал тяготиться этим и пытался помогать ей. Но, чтобы воду таскать снизу, он еще был слаб, а все остальное у Алины получалось лучше и быстрее. Вечерами они подолгу засиживались на кухне втроем с Антоном. Зажигали свечи. Почему-то, глядя на них, Алина нахмуривалась, а Антон мечтательно засматривался в их пламя. Пока они трепались о том о сем, Алина гадала на картах. Только ей было известно на кого или на что.

Ничего не скрывая, Алексей рассказал Антону о подготовке и проведении восстания. Выслушал кучу умных советов от него, как надо было это все делать, но поправлять Антона тем, что Мялов тоже не кретином был и что после драки кулаками не машут, он не стал. Он уважал Антона за ту помощь, которую тот оказал ему – беглому каторжнику, решившись укрыть его в своем доме. Но даже если бы он знал, что это именно Алина настояла на том, чтобы он у них остался, я думаю, его бы уважение не пропало. В конце концов, его никто из этой компании не сдал. Хотя мэр обещал продуктовые награды за информацию о беглецах.

Антон часто вспоминал свою работу. И после стольких вечеров Алексей мог легко устраиваться на гидрометеопост, столько он узнал.

О Ханине не было вечера, чтобы не говорили. И хоть сам Алексей его еще не видел, впечатление сложилось у него двоякое. Во-первых, его считали чуть ли не самым правильным мужиком, причем все… кто бы ни приходил в дом к Рухлову, часто говорили именно о Ханине и только хорошее. А второе… Ну, как бы это сказать. Он считал, что командиру одного из нескольких поисковых отрядов слишком много внимания уделяется. Может, даже не заслуженно. Но свои мысли он держал в этом доме при себе. Здесь Ханина не просто любили. Здесь гордились дружбой с ним. А хозяйка, похоже, была еще и чуточку влюблена в этого знаменитого человека.

От тех, кто приходил к Рухлову, не скрывали, кто он, Алексей. Хотя и специально не говорили. Здесь в доме Антона и Алины он познакомился со многими бывшими курсантами Ханина. Особенно ему понравился Назим, пришедший в город со своей группой и немедленно завалившийся к Рухлову, чтобы передать привет и гостинцы от Ханина, с которым они пересеклись в двадцати километрах от города. И хоть Назим сказал, что встреча была случайной, по всяким недомолвкам Алексей понял, что среди поисковиков существуют свои, внутренние, никому не ведомые жизнь и правила.