Винтовая лестница ведет наверх в затемненную комнату. Когда лестница касается пола и перестает двигаться, я беру Софи за руку и веду ее на вверх. Когда достигаем вершины, мы стоим внутри кавернозной сферы. Земля покрыта мягкой травой, а стены сделаны из наклонных цифровых дисплеев. Я вижу слабую форму сидений, поднимающихся вокруг нас.

— Это…

— Боевая сфера, — говорю я. Она медленно передвигается, глядя на все пустое пространство.

— Я думала, что будет… я не знаю, платформы или какая-то структура.

— Сфера — это просто чистый холст. Они устанавливают его перед каждой битвой. Иногда у них бывает целый замок внутри или плавающие астероиды. Это может быть что угодно.

Она поднимает брови.

— Это была бы почти прекрасная идея, если бы не насилие. Мышление о лучших и более творческих способах убивать друг друга, как правило, является самым большим стимулом для инноваций.

— Я не считал тебя философом.

Она смеется.

— Ты слишком хорошего обо мне мнения. Я думаю, что я больше циник, чем что-либо еще.

— Я не согласен. Большинство людей в твоей ситуации давно бы сдались. Ты сильнее этого. Я могу это видеть.

Она краснеет.

— Я просто кажусь сильной. Если бы ты увидел меня внутри, ты бы подумал иначе.

Я зову ее, чтобы она села рядом со мной в траве, когда наклоняюсь к наклонной стене. Она садится, а я обнимаю ее рукой.

— Любой, кто говорит, что они сильны внутри, чертовы лжецы. Возьми, к примеру, меня.

— Я на это не куплюсь. Кажется, ты ничего не боишься. Это все действие и импульс.

— Просто так кажется. У меня есть свои собственные проблемы. Слабости, сомнения, нерешительность.

В том, что стало почти навязчивым с тех пор, как Драксис перестал общаться со мной, я мысленно подталкиваю его.

— Я знаю, что ты там, Драксис. Во что ты играешь?

Как обычно, он не реагирует, но я чувствую его за пределами зрения моего разума, наблюдающего из тени.

— Эй, — говорит Софи. — Что там происходит?

Она дотягивается до моего лба.

Я качаю головой.

— Тебе не о чем беспокоиться.

— Ну, я беспокоюсь. Так что выкладывай.

Я изучаю ночное небо, надеясь на какой-то выход из этого. Если бы она только знала, как много я от нее скрываю, она бы никогда не заговорила со мной снова. Чем ближе я к ней, тем труднее становится. Я думал, что перед этим признаюсь, как только она освободится. Теперь? Я больше ничего не знаю. На самом деле, нет причин, по которым она должна узнать, кто мои родители. Я могу забрать ее отсюда и никогда не оглядываться назад. Мы могли бы начать новую жизнь где-нибудь вместе. Только мы вдвоем.

И Драксис? Как мне его объяснить? В моем сознании есть монстр, который, кажется, планирует какую-то попытку побега. Ничего страшного. Да, все прошло бы хорошо.

— У тебя достаточно проблем.

— Скажи мне, — говорит она с серьезным взглядом. — Ты хочешь поговорить о том, чтобы сделать меня своей и защитить меня, но, возможно, могу тебе помочь. Я не могу знать, если ты не дашь мне попробовать.

Я вздыхаю. Может быть, я могу дать ей что-то, достаточно, чтобы заставить ее думать, что рассказал ей все.

— Я перевертыш. Я узнал, когда был молод, намного моложе, чем большинство. Я чуть не умер, когда убийц послали убить мою семью. Я лежал там, истекая кровью, и думал, что все кончено, когда услышал голос. Это был глубокий, пугающий голос, но он как-то меня звал. Это было не совсем как открыть дверь, но каким-то образом я впустил его. Я почувствовал, как он закручивается в моем разуме, излучая часть своей силы для меня, как и он. Я едва прорвался, но даже после того, как выздоровел, он все еще был там. Какое-то время я думал, что вообразил себе это. Потом голос заговорил со мной. Он назвал себя Драксис. Он сказал, что это древнее существо Великой силы и мудрости, что оно пришло ко мне из другого места, чтобы быть моим опекуном. Большую часть моей жизни это было правдой. Если борьба когда-нибудь будет слишком большой, я могу отдать часть себя ему и использовать его силу.

— Звучит здорово, — говорит Софи. — Я не вижу в этом проблемы.

— Есть несколько таких. Для начала, драконов-перевертышей боятся, и не в хорошем смысле. Если есть такая вещь. Другие звери могут жить в мире со своими хозяевами — медведи, волки, пантеры, и тому подобное. Там может быть борьба за власть, но в конечном счете это сотрудничество. Драксис дракон. А у Маркула долгая история, когда драконьи оборотни разбойничали, уничтожали целые города и армии, заставляя соперничающие кланы объединяться, чтобы победить их. С тех пор, как Горгата Черный уничтожил весь свой клан, когда его дракон взял полный контроль, политика во всем Маркуле заключалась в том, чтобы подавить драконьих перевертышей, прежде чем они смогут повернуться. Нам не доверяют. Они думают, что драконы слишком сильны и коварны, чтобы сопротивляться вечно. Я всегда думал, что это куча дерьма. Единственная опасность, которую я когда-либо чувствовал от Драксис, что он раздражает до смерти. У него есть склонность указывать на очевидное или пилить меня, как мать. И, ну, он совсем недавно потемнел.

— Потемнел?

Я почесал голову.

— Да, как будто он не общается. Я чувствую, как он там, просто ждет. Чего — не знаю. Я начинаю думать, что он надеется, что ближайшие дни будут толкать меня так близко к моему пределу, что он сможет бороться за контроль со мной.

Софи хмурится.

— Что может случиться?

— Если я потеряю концентрацию, он может просто вмешаться и взять верх.

— Это еще одна причина, по которой ты должен отказаться от этой гладиаторской вещи. Ты думаешь, что защищаешь меня, но я уже… я уже не думаю, что смогу продолжать, если с тобой что-то случится. Ты слишком важен для меня.

Я обхватываю ее подбородок, глядя ей в глаза.

— Эй. Ничего не произойдет. Ни с тобой, ни со мной. Окей?

Она кивает, но ее глаза полны слез. Я не могу видеть ее грустной, поэтому наклоняюсь и целую ее. Ее глаза закрываются, и она целует меня в ответ, страсть быстро прогоняет печаль.

Мое тело реагирует, нервы стреляют и повышается чувствительность, поскольку каждое прикосновение требует моего полного внимания. Ее кончики пальцев на моей шее рисуют горячие и огненные линии. Я хочу взять ее. Мой член сильно прижимается к моим штанам, и я стягиваю пояс, дергаю их вниз и пинаю их в траву. Она смотрит на меня, брови опущены в глазах голодная решимость. Она хочет этого так же сильно, как и я.

Я хочу трахнуть ее и почувствовать ее. Я хочу, чтобы она умоляла меня не останавливаться.

Мне нужно это. Он мне нужен. Мне нужно почувствовать его объятия. Мне нужно чувствовать себя вожделенной, желанной, любимой. Мне это так нужно, что мое нутро болит. Он поднимает меня и толкает спиной к наклонной стене боевой сферы. Металл холодит мою кожу. Он грубо стягивает с меня одежду рабыни, пока я полностью не обнажусь. Я сопротивляюсь смущению обнажая себя ему. Когда я оглядываюсь и вижу, как он смотрит на меня, мое смущение полностью исчезает, заменяется новым, теплым голодом. Он голый, точеные черты его тела переливаются в ярком лунном свете. Боже, он великолепен.

Я смотрю вниз на длину его члена и чувствую себя пораженной, увидев, что у него есть гребни по всей длине. Это будет интересно. Он тоже большой. Я имею в виду, он действительно большой, так что я не удивлюсь, но я немного волнуюсь. Вместится ли он?

Что-то логичное в моей голове протестует. Я не собираюсь этого делать. Я ведь не позволю инопланетному гладиатору взять меня? Он убийца, я видела это своими глазами. Я должна отвергнуть его, но это не так. Я не знаю, почему. Может быть, это волнение от осознания того, что он опасен, от ощущения, что я никогда не знаю, чего от него ожидать. Тепло, распространяющееся по моей коже и между моими ногами, так отвлекает, и это заставляет мои нерешительные мысли таять в фоновом шуме.

Я удивляю себя, обнимая его, когда он подходит ко мне ближе, прижимая наши голые тела вместе, пока мои груди не вдавливаются в него. Я чувствую, как мои застывшие соски трутся о твердые мышцы его груди. Он использует свою руку, чтобы потереть головку своего члена о губы моей киски, распространяя мою влагу. Затем он вонзается в меня с животной силой.