Я тяжело глотаю. Чувствую столько противоречивых эмоций, что даже не знаю, с чего начать.

Вэш движется ко мне, даже не дожидаясь, когда Клигоп объявит следующего гладиатора в очереди. Остальные два гладиатора тоже не хотят жаловаться. Он встает передо мной, бирюзовые глаза встречаются с моими.

— Я требую ее.

Всем гладиаторам дают выходной, чтобы они могли насладиться своими требованиями. Я более чем удивлен, увидев, как хорошо обращаются с рабами-гладиаторами, но опять же, главные гладиаторы приносят чрезмерные суммы денег для Великих Домов. В военных играх принимают участие высокопоставленные лица, политики, криминальные авторитеты, контрабандисты, короли, принцы и даже экзотические оракулы Солари. Каждый приходит с полным кредитным чипом, и они готовы играть в азартные игры. Великие дома, такие как моя семья, опускают руки в ведро, и каждый раз чуют золото.

И моя работа в качестве настоящего гладиатора скоро начнется. Убийство рабов, настроенных против меня ранее в тот день, было тривиальным, но я знаю, что есть несколько действительно смертоносных гладиаторов, которые сражаются в военных играх, многие из которых знают арены внутри и снаружи. Я смотрел только как зритель, но опять же, провел большую часть своей жизни, служа наемником. Мое обучение подготовило меня ко всему.

Кроме нее.

Я почти забыл, что она была здесь, пока не заглянул в угол своей большой комнаты и не увидел, как она тихо затаилась. Я сижу на мягком диване в нескольких футах от кровати, и она все еще отказывается идти в кровать. Она выглядит такой уязвимой. Нам обоим разрешили искупаться, но вода только сделала синяки на ее гладком бледном лице более яркими. Не знаю, что в ней такого, что заставляет мой член так быстро затвердевать. Может быть, я привык к слабым женщинам, которых легко поймать, трахнуть и отбросить в сторону. Эта совсем другая. Она думает, что может мне отказать. Она думает, что я ей не нужен.

— Знаешь, — говорю я. — Большинство женщин умоляли бы меня лечь с ними в постель.

Она прижимает колени к груди.

— Я думаю, что я не большинство женщин. И мне трудно поверить, что большинство женщин подумают об этом через день после того, как их похитили, превратили в рабыню, а потом… забрали некоторые, ну, такие парни как ты.

— Парни как я? — ухмыляюсь я.

Она машет рукой, как будто жест объясняет ее значение.

Я изогнул бровь.

— Тебе нужно быть более конкретной, Соф-ээ.

— Я не знаю. Самоуверенный. Неприятный. Разочаровывающий. Ты хочешь, чтобы я продолжила?

— Это зависит от того, становится ли список лучше? — спрашиваю я.

Она вздыхает, но я могу сказать, что она борется с желанием улыбнуться, хотя бы немного. Хорошо. По крайней мере, там есть что-то, кроме огня и серы. Еще немного, и думаю, я буду стараться сопоставить ее с Драксисом. Они могли бы свести друг друга с ума вместо меня хоть раз.

— Думаю, что съем ее, — отмечает Драксис.

— Я надеюсь, быть тем, кто съест ее.

— Правда? Не знал, что ты любишь плоть.

— На самом деле, да. Особенно плоть между женских ног.

— Знаешь, — говорит она после долгой паузы. — Ты продолжаешь называть меня Соф-ээ, как будто это два разных слова. Ты говоришь как идиот. Мое имя Софи.

Я киваю.

— Виноват Гейдж. Это он сказал мне твое имя.

— Гейдж? — спрашивает она.

Ее вопрос заставляет меня гореть мгновенным желанием ударить Гейджа. Опять же, я всегда хочу ударить Гейджа, поэтому, возможно, более точно сказать, что ее вопрос напоминает мне, что я хочу ударить его.

— Не важно.

— Точно. Ну, если ты собираешься хранить секреты, мне не интересно с тобой разговаривать.

— Это не секрет. Он просто никому не важен.

— Вот почему твоя челюсть сжалась, когда я сказала его имя? И поэтому ты выглядел так, будто собиралась кого-то ударить?

— Это так очевидно?

— Не отвечай на эту мысль, Драксис.

— Раньше я работал с ним. Он был наемником, и мы были партнерами. Конец истории.

Она сужает глаза.

— Конец?

— Да. Когда-то работал, но больше нет.

— Причина?

— Не сегодня. Не хочу говорить об этом. Это не мое любимое воспоминание.

Она делает глубокий вдох и поднимает брови, глядя на пальцы.

— Достаточно справедливо. Думаю, у всех нас должны быть свои секреты. Ты, правда, ничего не потребуешь, если я воспользуюсь кроватью? — она спрашивает, потирая поясницу. — Мягкая кровать на самом деле звучит очень хорошо.

— Располагайся, — говорю я. — Я займу диван.

Она осторожно проходит мимо меня, как будто я могу прыгнуть и схватить ее в любой момент. Я не бросаюсь, но не тороплюсь, восхищаясь ею, когда она проходит. Рабский халат, который она носит, далеко не льстит, но я вижу тонкое очертание ее бедер и груди снизу. Это все, что я могу сделать, чтобы не протянуть руку и не затащить ее на колени, чтобы показать ей, что именно она упускает. Вместо этого я помню расстояние и холод, которые видел в ее глазах, намек на какую-то прошлую травму, которая все еще преследует ее. Ей не нужно, чтобы я добавлял еще одно испорченное воспоминание в ее прошлое.

Как только она расположилась на кровати, я говорю:

— Тебе не нужно так бояться. Если бы я хотел что-то сделать с тобой, то уже это сделал бы. Меня ничто не остановит.

Ее брови опустились.

— Ты ничего не хочешь со мной сделать?

— Ну, — говорю я, немного, посмеиваясь. — Может, мне стоит поработать над формулировкой. Если бы я мог сделать с тобой что угодно, я бы начал с…

— Хорошо, — говорит она, поднимая ладонь, чтобы остановить меня. — Этого достаточно. Спасибо тебе. И спокойной ночи.

Я располагаюсь на диване, но не сплю, наблюдая за ней через мои полузакрытые глаза. Подозреваю, что ее человеческие глаза, наверное, плохо видят в темноте, но я вижу ее достаточно ясно. Она свернулась так, что ее спина смотрит на меня, и я вижу только толстые катушки ее диких волос. Внезапно сожалею о своем обещании ничего не делать. Я представляю, как сжимаю ее темные волосы, когда она опускает рот на мой член. Идея заставляет меня застыть, и я наблюдаю за ней с повышенной тоской.

Мне никогда не приходилось ждать женщину. Эти человеческие женщины не похожи на Колари или женщин Примуса до того, как чума уничтожила их. Люди упрямы и расчетливы. Они думают о сексе как о чем-то грязном и нечистом. Они думают, что это компрометирует их мораль наслаждаться искушениями плоти. Я? Я всегда думал об этом, как о любой другой биологической потребности. Если я хочу ссать, я ссу. Если я проголодаюсь, я буду есть. Если я возбужден, я трахаюсь. Ничего из этого не изменилось, но теперь есть странный новый фактор, усложняющий ситуацию.

Я могу сказать, что Софи хочет меня. Мои уши достаточно сильны, чтобы слышать, как ее сердцебиение учащается, когда наши глаза встречаются. Я видел, как она не может держать глаза от того, чтобы поглазеть на мою грудь, мои ноги и мой член. По какой-то причине она отрицает желание своего тела быть со мной. Странно то, что меня не отталкивает от ее сопротивления. Это просто делает идею о том, что она принадлежит мне, гораздо более удовлетворяющей. Чтобы увидеть эту волевую женщину с глубоко посаженными глазами на мне, впускающую меня в себя, когда она стонет мое имя, увидеть, как ее лицо превращается в картину удовольствия, когда я довожу ее до очередного оргазма. Это то, что я хочу.

Есть кое-что еще, что я хочу от нее, но не могу полностью обернуться вокруг этого. Это странное желание, которое я никогда раньше не испытывал, и когда пытаюсь мысленно сосредоточиться на нем, оно просто ускользает, как будто его никогда не было, как попытка вспомнить сон, даже когда он исчезает из моего ума.

Она переворачивается, ее большие глаза открываются и выглядывают в темноту, навстречу мне. Похоже, она пытается определить, сплю ли я. Я лежу очень тихо, хотя знаю, что ее глаза, вероятно, не могут видеть больше, чем расплывчатые формы с таким небольшим количеством света в комнате. После нескольких долгих минут, она садится и снимает с себя халат рабыни. Ее груди разваливаются свободно, подпрыгивая один раз, прежде чем остановиться. Мой жесткий член дергается, и желание пойти к ней и похоронить мое лицо в ее мягких полушариях плоти подавляющее, но я борюсь с этим. Это может быть новым для меня, но я всегда был хорошим учеником. Знаю, Софи никогда бы не поверила мне снова, если бы я попробовал что-то сейчас. Когда я возьму ее, хочу, чтобы это был ее выбор. Я хочу, чтобы она так сильно этого хотела, умоляла меня.