Передний двор замка опустел: все забились внутрь, послушать пение принца.
Лэа не пришлось протискиваться сквозь толпу: она шла за масэтром Кэндом, и кадеты сами расступались, давая ему дорогу.
Она с грустью подумала, что ей никогда бы не добиться такой преданности и любви.
Кэррим закончил петь, откашлялся, промочил горло золотистой медовухой и хитро посмотрел на Лэа взглядом золотисто-медовых глаз.
– А следующая песня… – принц тряхнул черно-фиолетовой головой, отбрасывая волосы со лба. – Посвящается Лэа ун Лайт. Наемнице. Той, которую я чту больше всех…
Лэа хотела нахмуриться, крикнуть Кэрриму, что он несет чушь, разозлиться, развернуться на каблуках и убежать, но что-то во взгляде принца не дало ей это сделать.
Кэррим смотрел на нее с обожанием. С таким неподдельным восторгом, каким очень юные дети провожают закованных в сталь воинов.
Он ее боготворил? Мечтал быть похожим на нее?
Кэррим, Кэррим… как же ты заблуждаешься! Лэа поджала губы, услышав нежное пение принца:
Асент, что стоит на морском берегу,
Где ветер волною ловит волну,
Где краше девицы, чем солнечный свет,
Где золотом, вишней алеет рассвет.
Жила там когда-то девчонка одна,
В таверне хозяйство вела до темна,
Весною цветы собирала в полях,
И не было страха в лучистых глазах…
Но боли и страха вкусила сполна,
Она ведь девчонкой всего лишь была.
Убийца-наемник встал на пути,
И пала сестра от жестокой руки.
Таир, что жила лишь четыре годка,
И младшей сестрою Лэа была.
Стрелой запрещенной малышку сразил,
И ей же девчонке лицо разрубил.
Оставил в таверне одну умирать…
Ему ведь было на все наплевать!
Но жрицы, что Лэа чудесно спасли,
Ярость ее не смогли отвести.
Девчонка хотела вернуть все сполна,
Она в этом мире осталась одна!
Ярость и ненависть, боль со слезами,
Она бесполезно глушила ночами.
И злоба слепая в душе поднималась,
Ведь все, что в жизни теперь ей осталось,
Наемнику, Джеру, за все отплатить,
Чтоб раны в душе своей залечить.
Ей было тогда четырнадцать лет,
Но слаще, чем кровью, отмщения нет…
Лэа не слышала дальше. Она задыхалась. Пение принца было слишком живым, слишком реалистичным…
Стрела летит, вонзается прямо в спину ребенка, пронзает его насквозь, изо рта выплескивается кровь, глаза распахиваются в немом удивлении…
Стоп, хватит!
Лэа зажмурилась, пытаясь скрыть набежавшие слезы. Яростно утерлась рукавом, метнулась обратно на улицу.
Почему он пел такую песню? Почему ее жизнь стала достоянием всей Элатеи? Почему каждый, кто ее знает и не знает, смеет указывать и учить, выражать свое идиотское мнение, которое для нее ничего не значит!
Она быстрыми шагами пересекла двор, чуть ли не бегом кинулась вниз по узкой тропинке возле крепостной стены.
Не нужно ей, чтобы про нее сочиняли песни! Не надо превозносить выше всех и кричать, что она великий воин.
Она ведь совсем не этого хотела, нет! Все это было для Человека в Волчьей Маске. Для Джера! Если бы он не убил ее сестру, если бы ее родители остались живы, все было бы по-другому!
Сколько раз она мысленно возвращалась в тот злополучный день, когда Джер переступил порог е таверны – известно лишь Эаллон.
Но прошлое не вернешь. И теперь смерть ее маленькой сестренки становится тем, что каждый может услышать, хлопая глазами и раскрывая от удивления рот, а потом показывая на нее пальцем.
Почему они все не оставят ее в покое? Почему не дадут отомстить, омыть его кровью меч?!
Почему, почему, почему?!
Тропинка кончилась, Лэа спустилась к слону большого серого холма, обогнула его и вышла к пляжу.
Океан был неспокоен.
Как и она. Все внутри Лэа бурлило и клокотало, негодование выплескивалось через край, ненависть к Джеру изъедала душу.
И океан негодовал вместе с ней, волны захлестывали одна другую, пожирая друг друга далеко от берега.
Как же ей не хватало сейчас его! Того, кто всегда мог поддержать ее и найти слова утешения, обнять и прижать к себе, как маленькую девочку, которой не досталось материнской ласки. Вместо этого были лишь злые беспощадные тренировки, смертельная усталость и всепоглощающая ненависть.
Как она может бороться дальше, когда судьба отняла у нее всех? Родители, Таир, Райт, Лейс… Лейси…
Она упала на песок, закрыла лицо руками и разрыдалась.
Почему все оставили ее одну? Бросили тогда, когда она так нуждается в поддержке! Она больше не может сопротивляться, не может бороться, она так устала… устала бегать по миру за призрачной бестелесной тенью. Может быть, Джер давно сгинул. Может быть, он изменился настолько, что ничего не осталось от убийцы-наемника. Вдруг она была рядом и не узнала его?
Голова кружилась от таких новых и кощунственных мыслей.
– Все, что я делала в этой жизни, я делала для тебя! – крикнула она яростно прямо в звенящий тишиной ночной воздух. – Слышишь? Где бы ты ни был!
Яростно дунул ветер, растрепав волосы Лэа и осушив ее слезы. Она в бессилье упала на песок.
– Лэа? – раздался тихий оклик.
Конечно же, Кэррим понял свою ошибку. Принц подошел неуверенными шагами и сел рядом с ней на песок.
– Лэа, я… – слова потерялись в шуме прибоя.
Она взглянула на эльфа из-под опущенных ресниц. На лице Кэррима было написано чистое отчаяние, смешанное с виной и страхом.
Бедный мальчик… хоть Кэррим и был эльфом, прожившим на этой земле тысячи лет, в душе он никогда не отличался особой проницательностью. Ей стало жаль его.
– Все в порядке, Кэррим… – сказала Лэа, утерев рукой остатки слез. – Просто твоя песня разбередила старые раны.
– Лэа, я, правда, не хотел тебя обидеть! – Я думал…
– Я не в обиде. И знаешь что? – в голову вдруг пришла безумная идея. – Спой мне о нем…
– О Лейсе? – чуть грустно улыбнулся Кэррим. – Я же ничего о нем не знаю… совсем ничего.
– Я расскажу… – Лэа глубоко вдохнула пропитанный солью воздух. – Лейс кир Маклайх был моим другом. Истинным другом. Таких, как он, больше не будет. Я потеряла его. Навсегда, – она помолчала, затем ее лицо осветила слабая улыбка, напрочь стершая след безжалостной стрелы. – Когда я приплыла на остров, он сразу взял меня под свою опеку. Не знаю, чем так ему приглянулась озлобленная четырнадцатилетняя девчонка с уродливым рубцом на лице, но он стал мне братом. Я впервые поняла значение этого слова на острове. В Асенте у меня был брат. Хьял. Но он был ученым, целыми днями пропадал в академии Повелакума. А Лейс заменил мне всех. Дал мне то, в чем я так нуждалась. Я мало знаю о его прошлой жизни, все больше от масэтра Кэнда. Лейс не любил говорить на эту тему. Я знаю, что он родом из Соллоса. Знаю, что в Логу Анджа попал по своей воле, пройдя Испытание Права. И еще знаю, что в Соллосе у него нет никого, к кому он мог бы вернуться. Все родные, что были, погибли в пожаре семь с половиной лет назад. Он остался один. А в Соллосе сирот отправляют на службу королю, чего он крайне не желал. Поэтому и отправился сюда, привлеченный, как и многие, слухами о Великой Школе. Но, не как все, оказался достоин синей татуировки.
Ее рука невольно прижалась к рисунку, вытатуированному на левом плече.
– Ты знаешь, что она означает? Огонь и сталь. Они закаляют друг друга. Так и воин, должен принимать в себя только то, что его усиливает, поднимает боевой дух и не дает сдаться. Лейс никогда не сдавался. Внешне импульсивный, вспыльчивый и нахальный, в душе он всегда оставался нежным. Его упрямство не знало границ.
– Я заметил, – невольно улыбнулся Кэррим. – Как он тебя добивался, пытаясь отнять у Райта…
– Не произноси это имя! – у Лэа потемнело в глазах. – Я захлопнула в своей душе дверь к этим воспоминаниям. Не могу о нем даже думать.
– Прости.
Лэа спрятала лицо в коленях.
– Лейс всегда был собственником. Он потерял меня раз, в Логе Анджа, когда я сбежала, не попрощавшись, и не хотел сделать это вновь.
