Женщина, стоящая рядом с алтарем, не произнося ни слова, молча, с явным наслаждением, не обращая внимания на громкие, полные боли крики, медленно доставала щипцами из разреза на спине Саминэ окровавленное, тонкое ребро...
Это был не просто кошмар нашей немой воспитанницы. Это было полноценное воспоминание Эльсами Та?Лих о том, как ковали ее собственные парные саи.
И только лишь осознание этого заставило меня замереть на месте, не позволяя броситься на помощь девушке, которая уже начинала хрипнуть от крика. Какое бы оно ни было, но оно должно было полностью всплыть в памяти Саминэ как часть ее прошлой жизни. Пусть так, но она имела право знать о том, что было когда-то...
Сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев, с трудом сдерживая рвущуюся наружу животную ярость, не давая свершиться обороту во вторую ипостась, титаническим усилием воли удерживая боевую ипостась эрхана, я заставил себя остаться на месте. Кровавая пелена застилала глаза, а в груди в слепой ярости бился хищник, когда раз за разом раздавались крики Саминэ в тот момент, когда жрица словно никуда не торопясь сделала второй надрез возле позвоночника, а потом, когда она острым тонким ножом отрезала второе ребро. Голос девушки сорвался в какой-то момент, оборвавшись на высокой ноте. Лишь крупные слезы продолжали стекать по ее щекам, а губы беззвучно шевелиться, зовя кого-то на помощь.
На тот момент Самина Та?Лих была еще жива, но по какой-то причине не смогла помочь своей дочери.
И, как бы не хотел это сделать я, я не мог пока вмешаться, хотя это было невыносимо...
Когти пробили ладонь, когда кузнец, которого можно было принять за грубого, женоподобного мужчину, унес ребра девушки в сторону горна, а жрица, закутанная в алый плащ с капюшоном, тихонько посмеиваясь, вставила в свежие раны стальные распорки, чтобы они не затянулись, а кровь Саминэ неизвестно для чего стекала по каменным желобкам алтаря в специально подставленные сосуды. В воздухе разлился запах зелья, которое я, не смотря на ситуацию, узнал. Оно было способно притупить боль, но лишь настолько, чтобы девушка не умерла от болевого шока и, не смотря на все, оставалась в сознании.
Как бы не хотел Танорион посмотреть со стороны на то, как создаются парные саи, я был уверен, что такого садизма не смог выдержать бы даже он, не смотря на весь его пыл Оружейника...
Если бы я только мог закрыть глаза, чтобы не видеть всего этого, но я не мог отвести взгляда от девушки. Хотя нет, на данный момент - еще совсем ребенка, не важно, человеком она была или нет. Такого не заслужил никто.
Пара ее нижних ребер, только что вынутых и наверняка еще теплых, была быстро зачищена и ошкурена кузнецом, чтобы потом с помощью резца придать им нужный вид. Затем, поместив их в форму, мужчина (или все-таки женщина?) залил их расплавленным металлом, блеснувшим золотом в ярком пламени горна... и потом стало понятно, для чего жрица собирала ее кровь. Сталь саев, в данном случае похожая на сплав золота и амарилла, закалялась не в воде с травами, и даже не в масле. Она закалялась в крови своего будущего владельца...
Гулкие удары молота по наковальне, раздавшиеся после того, как оружие, уже принявшее необходимую форму, было вновь раскалено добела, звоном отдавались в ушах, раскаленным иглой вонзаясь в виски.
Саминэ уже не плакала - она просто лежала, распростертая на алтаре, у ног Латимиры, равнодушно смотря в пустоту. Сердце в собственной груди пропустило удар, когда ее глаза начали закрываться, но хлесткая пощечина жрицы не дала девушке потерять сознание. Я едва заставил себя остаться на месте.
Это было последней каплей моего терпения.
Если бы это не было воспоминанием, то эти двое уже давно были бы мертвы и все, что они сделали с моей воспитанницей, показалось бы им райским наслаждением.
- Скоро там? - недовольно спросила жрица, постукивая ножкой по каменному полу, залитому как свежей, так и старой подсохшей кровью. Ее взгляд метался от неподвижной Саминэ к кузницу и, судя по всему, что-то ей не нравилось, - Черная луна скоро исчезнет, мы можем не успеть.
Я невольно похолодел. Я не понаслышке знал, что такое черная луна - событие, которое происходит раз в несколько тысяч лет. Ночь, когда всходит полная луна с черной окантовкой по краю. Ночь, когда любой темный маг или тот, в ком есть темная сущность, может увеличить свои силы в несколько раз. Ночь некромантов и их самых сильных ритуалов, ночь вампиров, демонов и черных драконов.
Проклятая ночь.
И последний раз подобное было сто пятнадцать лет назад. И если я не ошибся в увиденном, то выходило, что Саминэ сейчас, в реальном мире, была моей ровесницей...
- Уже все, - раздался довольный бас и к алтарю приблизился кузнец, держа раскаленные до бела саи в прихватках из кожи дракона, которые не позволяли обжечь руки, - Оружие из проклятого металла, выкованное в ночь Черной луны... Это девочка будет непобедима.
- Не сомневаюсь, - довольно мурлыкнула жрица, натягивая тонкие перчатки из подобной кожи и с видимым удовольствием забрала горячее оружие, - В отличии от своей матери, она будет лучшей жрицей, не так ли, Эльсами? Потерпи, котенок, осталось совсем чуть-чуть. Нужно только прижечь твои раны...
- Нет, - мой хриплый рык и голос Саминэ на какой-то миг слились воедино. Она забилась на алтаре, в тщетной попытке освободиться от оков, на пол со звоном полетели стальные окровавленные распорки, - Мама!
- Самина несколько занята, - наигранно печально произнесла жрица и без малейшей жалости приказала кузнецу, - Держи ее!
Сильные руки впечатали тело девушке в окровавленный камень алтаря и жрица склонилась, приближая саи к ранам на ее спине. Саминэ дернулась в последний раз и замерла, уронив слезу. С ее губ сорвался тихий шепот - всего одно слово, заставившее ту часть демона, что жила во мне, вполне мирно сосуществуя с эльфийской сущностью, распахнуть угольно-черные крылья:
- Ари...
Инстинкты сработали вперед меня, как и не сразу до меня дошел тот факт, что Саминэ позвала не кого-то, а именно меня...
В следующий миг я оказался у алтаря, прямо за спиной женщины. Резкое движение рук - и такой приятный хруст, успокаивающий метавшегося внутри хищника. Жрица Латимиры упала на пол со свернутой шеей и остекленевшими глазами, а я усмехнулся, медленно, не торопясь, пытаясь растянуть удовольствие, сжимая еще бьющееся в руке сердце кузнеца, который смотрел на меня удивленным взглядом крохотных поросячьих глазок. Он даже не успел понять, когда смерть в моем лице его настигла в том месте, на которое не смел посягнуть никто и никогда. Я слегка склонил голову, чувствуя, как губы растягиваются в жутковатой улыбке, и сжал кулак, сминая в невнятный ком орган, который никогда и ничего не чувствовал. Когда пытал девушек когда вынимая из их тел ребра, когда тесал человеческие кости, занимаясь своим тошнотворным ремеслом, когда спокойно и хладнокровно удерживал бьющиеся в его руках от боли тела подростков... Пожалуй, я слишком поторопился - для него это была легкая смерть.
Выдернув из его груди руку, позволяя безжизненному телу кулем тяжело рухнуть на пол, отшвырнул в сторону раздавленное сердце, брезгливо стряхивая с рук липкие капли вонючей крови с примесью генов орков.
Собственные когти с легкостью разорвали тяжелые цепи, и кандалы со звоном упали на пол. Склонившись над распростертой на алтаре Саминэ, у которой уже не было сил даже на малейшие движения, я осторожно перевернул ее, касаясь обнаженной, ледяной кожи. Стоило поднять ее на руки, как девушка мгновенно сжалась в комок, прижимаясь к моей груди, хватаясь тонкими пальцами с содранными ногтями за плечи так, словно от этого зависела ее жизнь.
- Успокойся, котенок, - негромко и успокаивающе прошептал, крепко, но осторожно прижимая девушку к себе, - Все закончилось.
На миг она подняла заплаканное лицо, чтобы посмотреть на меня. Опухшие, такие знакомые золотисто-карие глаза, в которых еще таились отголоски той невыносимой боли, что ей пришлось испытать, смотрели на меня с благодарностью, облегчением и... удивлением?
