Я чувствую жуткий озноб, словно прислонилась спиной к крышке гроба. Зачем-то оглядываюсь, чтобы проверить, что это не так - и натыкаюсь на взволнованный взгляд Наны. Нервно поправляю волосы, пытаясь убедить себя, что ничего не произошло: Ма’ну стоит посреди поля, отводит руки товарищей и распрямляется, широко улыбаясь на публику. Он вообще всегда улыбается, как будто наверстывает что-то. Или просто потому, что знает, на что способна его безумная улыбка.

— Почему он играет, если ему нельзя? - спрашиваю я, хоть не хочу этого знать. Какое мне дело до ненормального лунника.

— А ты бы смогла сказать ему нет», если бы он заявил, что будет играть даже если сдохнет на поле? - опросом на вопрос отвечает Сусанна.

Уверена, не обошлось без ее вмешательства. Как, интересно, это обычно делается? Покупается липовая справка или вся медицинская комиссия целиком? Не удивлюсь, если вариант номер два. Может быть, сучка просто мстит ему за то, что стала королевой френдзоны? Как там в старой сказке? «Так не доставайся же ты никому!»

— И… давно это с ним? - спрашиваю осторожно.

— Нет, милочка, от меня ты ничего не узнаешь. Конфиденциальная информация. И очень советую тебе не лезть не в свое дело - целее будешь. Или, раз он отвалил за тебя миллион, повесил шайбу на палец, ты стала особенной? Не такой, как те одноразовые бестолковки, которые появляются в его жизни только, чтобы показать, что рот им нужен совсем не для разговоров?

— Ты бы ему отсасывала просто так, да? - не могу промолчать я. - И бесишься, что не нужна даже без денег и всяких условий?

Она багровеет, потом покрывается белыми пятнами, а потом просто придвигается ближе и выплевывает прямо в лицо:

— Ты крупно ошибаешься, думая, что меня тебе нужно опасаться, королева без короны. Сегодня ты ему интересна, и поэтому он тебя любит, осыпает подарками и кажется идеальным мужчиной, но ты понятия не имеешь, что будет, когда он снова станет одержим. Хочешь совет? Беги так далеко, как только можешь, выползай в любую щель и улетай на другой край света. Потому что Ма’ну не умеет любить. Он умеет возносить - и ронять, чтобы смотреть, как сломается его новая игрушка.

Сусанна уходит, оставляя меня один на один со словами, не верить в которые я не могу. Лунник не дружит с головой - не нужны ни справки, ни откровения Сусанны, чтобы понять это. Он и сам не сильно скрывается. Но значит ли это, что моя жизнь… в опасности?

— Аврора! - слышу громкий шепот сестры. - Аврора, лицо!

Я слишком поздно понимаю, что какому-то умнику пришла в голову идея навести на меня камеру крупным планом. И мое лицо на огромном экране совсем не похоже на лицо счастливой невесты. Приходится улыбнуться, дать себе моральный пинок и вспомнить все, чему меня учили: модель улыбается всегда даже если у нее болит зубной нерв или воспалился геморрой.

И я улыбаюсь. Девушка на экране мгновенно преображается. Никто, даже самый прожженный знаток человеческих душ не угадает за этой лучезарной улыбкой растерянность и панику. Никто, кроме психа в центре поля, потому что он смотрит на меня и впервые с начала матча, улыбка сползает с его лица.

Понятия не имею, как мне удается спокойно досидеть до конца матча. И тем более не понимаю, почему не пытаюсь убежать. Как будто заговоренная или, лучше сказать, приколоченная, сижу на скамейке и слежу за тем, чтобы улыбка не сползала с губ.

Почему я не могу вспомнить имя того мальчишки? Не помню ни его лицо, ни голос, ничего. Если бы Сусанна не сказала про больное сердце Ма’ну, я бы никогда не вспомнила о том, что в моей жизни уже был человек с роковой болезнью. Хотя, я не могла забыть. Ведь тот мальчишка не был просто транзитным пассажиром моей жизни.

Я снова и снова забрасываю удочку в глубины памяти, но едва ли вспоминаю еще хоть что-то важное. Смешно сказать, но это словно закрытая секция, испорченный кластер жесткого диска, который, хоть убейся, не прочесть. Я помню только, что он был совершенно лысым и невысоким, и очень-очень худым. Таким худым, что острые плечи торчали из футболки подобно деревянной перекладине у пугала, делая его фигуру похожей на правильный прямоугольник.

И еще я помню, что он умер.

И это разбило мне сердце.

— Нана, - останавливаю сестру, когда матч заканчивается они с Р’раном собираются уходить. - Ты помнишь того лысого мальчишку?

Нана помнит всех, у нее отличная память и способность умещать в ней все до последних мелочей.

— Аврора. - В глазах сестры плещется сочувствие, совсем как в тот день, когда она приехала в больницу и узнала, что я потеряла ребенка. - Почему ты вдруг о нем вспомнила?

— Потому что я о нем забыла, - грубее, чем хотелось бы, отвечаю я. Не понимаю, на что злюсь, но чувствую себя черствой, бессердечной тварью. Как же так? Он был не просто уродцем, к которому я потихоньку сбегала на смешные детские свидания. Он был… идеальным?

Смешно. Как может быть идеальным уродливый нелюдимый мальчишка, над которым насмехался весь класс? Как двенадцатилетняя девочка может что-то смыслить в красоте? Но я смыслила, потому что никто и никогда не смотрел на меня так, как он. Потому что он рассказывал о далеких волшебных странах, а когда я спрашивала, откуда он столько всего знает, только улыбался, стучал пальцем по лысой голове и отвечал: «Это все здесь, я там живу… иногда».

— Так ты помнишь его? - повторяю свой вопрос.

— Конечно, я его помню, - говорит сестра. - Но он… умер, Аврора. Давным-давно.

Мне хочется крикнуть, что я не спрашивала, жив он или нет, но сил на злость не осталось совсем.

— Как его звали?

— Но’лу, - без запинки говорит Нана и я с трудом перевожу дыхание.

В самом деле, Но’лу. Как я могла забыть. Странное имя даже для лунника. Потому что обозначает буквально «испорченное полнолуние». Теперь я помню, он рассказывал, что родился минута в минуту в лунное затмение и поэтому мало что взял от своих родителей-чистокровок. И потому был таким слабым и немного странным.

— Просто вспомнила о нем, - говорю с искусственным безразличием, но Нана словно смотрит прямо в душу. - Не бери в голову.

Мы выходим из ВИП-зоны, и, прежде чем уйти, Нана снова спрашивает меня, все ли у меня хорошо. Великодушная добрая умница Нана. Обнимаю и целую ее в щеку, на этот раз почти искренне.

И стоит сестре и Р’рану уйти, кто-то хватает меня за руку, разворачивает на себя.

— Ты мне чуть руку не оторвал! - возмущаюсь прямо в рассерженное лицо лунника.

— Что сказала тебе Су? - спрашивает Ма’ну, и напряжением в его голосе можно, словно отбойным молотком, дробить асфальт.

— Что тебе нельзя играть из-за проблем с сердцем. Ты и правда псих. Полный безоговорочный придурок.

Понятия не имею, что рассчитывал услышать Ма’ну, но его лицо постепенно расслабляется.

— Только это? - уточняет он.

— И еще, что я твоя «бестолковка», которой рот нужен не для того, чтобы говорить. Примерно так.

Я не благородная добрая девочка, и не собираюсь умалчивать об оскорблениях. Пусть даже он ее и уволит - мне все равно. Возможно, потеряв доступ к своему кумиру, Сусанна, наконец, излечится от ненормальной зависимости и даже скажет мне спасибо. Хотя, чихать я хотела на ее «спасибо».

— Я ее убью, - говорит Ма’ну. - Но сначала язык вырву.

Он хочет меня обнять, но я отталкиваю его. И так несколько раз, пока он не вскидывает руки с громким:

— Что с тобой за херня, Аврора?!

— Со мной?! - тут же взрываюсь я. - Что с тобой такое?! Хочешь красиво умереть? Думаешь, тебя запомнят, как самоотверженного игрока? Так вот - нет! Ты станешь просто еще одним сенсационным любительским роликом в ютубе, и какой-то умник срубит на видео с твоей смертью кучу просмотров и лайков. И никакой романтики, псих.

— По-твоему, я должен просто лежать и ждать, когда моему хуевому сердцу захочется остановиться?

— Лично мне ты ничего не должен, - отмахиваюсь я. Боги, к чему этот разговор? Разве мне не должно быть все равно? - Забудь. Мне плевать на тебя и твои заморочки.