Зачем я здесь? Почему не бегу обратно со всех ног?

— Кажется, здесь. - Аврора тянется к пирамиде из коробок, и я помогаю ей снять верхние, пока она не останавливает мою руку. Снимает перемотанную скотчем с принтом из сердечек картонную коробку и ставит ее на пол. - Это она.

Моя бабочка садится рядом на пол, наспех переплетает волосы в новый пучок, а я топчусь на месте, как дурак, боясь сделать хотя бы одно неосторожное движение. Аврора тянет меня за руку, предлагает сесть. Не могу сопротивляться.

В коробке лежат альбомы и принадлежности для рисования: карандаши, папки с плотной мелованной белой и черной бумагой, коробки с сухими красками и кисти с затвердевшими наконечниками. Аврора бережно, будто все это может обратиться в прах от малейшего чиха, выкладывает сокровище на пол и достает самодельные альбомы. Внутри вклеены рисунки, много рисунков: от совсем детской мазни до первых несмелых пейзажей. Аврора поднимается, и топот ее ног разносится под самой крышей и у меня в сердце. Она что-то ищет, открывает коробки, превращая порядок в хаос, и с громким визгом возвращается, вооруженная большим фонарем.

— Это мои рисунки, - говорит, направляя луч слепящего голубого света на страницы. - Ты напомнил мне, что я любила рисовать.

— И у тебя неплохо получалось.

Слова даются очень тяжело, потому что я не могу заставить себя поверить. Аврора никогда не любила рисовать. Она любила только внимание, бездну жадного внимания, которое должно было принадлежать ей без остатка. Все и всегда, где бы она ни появлялась. Рисунки в альбоме - настоящие, неподдельные. В них столько чувств и эмоций, невысказанных тревог, что нарисовать их могла только наполненная болью душа. Аврора никогда такой не была, и горечь еще одного ее вранья больно таранит виски. Улыбка медленно стынет на моих губах. К счастью, Аврора так увеличена, что даже не обращает на меня внимания. Листает сперва один, потому другой альбом. А когда доходит до третьего, то почему-то не спешит открывать. Протягивает мне, взглядом предлагая помочь в этом непростом деле.

И с первой же страницы на меня смотри собственное прошлое.

Смотрит грустными глазами лысого мальчишки с кислородной трубкой в носу. Я торопливо, дрожащими пальцами переворачиваю страницу - и на ней снова он. Теперь уже в полный рост, но в кровати, до пояса укрытый одеялом, с трубкой капельницы, которая, словно змея, вонзились в вену на руке. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не прикрыть рукой вену на сгибе локтя, так сильно она ноет в эту минуту.

— Кто это? - спрашиваю, стараясь не смотреть на Аврору. Ее ложь меня уничтожит, но я должен услышать.

— Это… - Я слышу дрожь в ее голосе. И чем дольше эта пауза, тем меньше у меня терпения.

Что ты мне соврешь? Какую ложь придумаешь, Черная королева? В какие слова облачишь горькую конфету?

— Это никто, совсем никто.

Аврора с громким хлопком закрывает альбом и сует его в коробку, наспех придавливая остальным барахлом.

Вот значит, кем был тот мальчик - никем. Жалкой игрушкой, которую она, словно уродливую пылинку, сбила пальцами со своей блестящей безупречной жизни.

— Ма’ну? - Я едва ли слышу ее голос, когда взвиваюсь на ноги и торопливо шагаю к лестнице. - Что случилось?

— Ничего не случилось. Мы едем домой.

Спасибо, Боги, что вовремя разбудили меня ото сна, в который я чуть было снова не поверил.

 [1] Частица бога - одно из названий бозона Хиггса в массовой культуре.

Я не знаю, почему все снова меняется. Только что этот псих был почти нормальным, почти похожим на милого парня, с которым у нас случился просто фантастический секс - и вот он снова эгоистичный придурок, в чьих глазах для меня нет ничего, кроме шестизначного ценника и непрозрачного намека на то, что самое время отрабатывать каждый ноль.

Бегу за ним, едва не падая на ходу, и ловлю уже в прихожей, где Ма’ну наспех одевается во влажные смятые вещи. Пытаюсь пойма его за руку, но он грубо отшвыривает мою попытку. Поворачивается, пристреливая холодным взглядом. Ни нежности, ни красивых слов, ничего, что он говорил в спальне.

Боги, как я могла быть такой слепой дурой и снова, в который раз, поверить, что хоть кому-то важна я, а не тупой трах. Забылась настолько, что даже приоткрыла дверь в свое прошлое, показала девчонку, которая хотела стать великой художницей и покорять мир своими работами.

Все правильно, Аврора, ты круглая беспросветная идиотка. Никому не нужна красотка с богатым внутренним миром, все хотят просто красивые ровные ноги, шикарные сиськи и возможность трахать тело королевы подиума за дорогие подарки и чеки. А этот придирок заплатит целый миллион. Ничего удивительного, что ему не нужны ни фантазии сопливой девчонки, ни ее школярские рисунки. Только то, что он уже получил.

— Может, дашь одеться? - бросаю зло, когда Ма’ну тянется к ручке двери.

Он поворачивается, хочет что-то сказать, но поджимает губы и только неясно кивает. Возвращаюсь в комнату, стараясь не смотреть на смятую постель, потому что она - словно громадное пятно на моей гордости. И, кажется, ниже упасть уже просто невозможно, но и на самом дне есть люк вниз.

Я спускаюсь в гостиную и натыкаюсь на Маргариту: она смотрит на мокрого Ма’ну огромными удивленными глазами, а, заметив меня, штурмует невысказанным вопросом.

— Это мой… жених, - я выставляю перед ней палец с кольцом.

Сестра смотрит на дорогою безделушку, и я вижу, что она ни черта мне не верит. Проницательная Марго. Обмануть ее может только умница Нана, но она у нас никогда не врет.

— Аврора, нам пора, - довольно жестко говорит Ма’ну, когда становится ясно, что у Марго нет желания отпускать нас без словесной головоломки.

— Что происходит? - перекрывает дорогу Марго.

— Мы уже уходим, - говорю я, стараясь избегать взгляда глаза в глаза.

Она точно поймет, чем мы тут занимались, и будет в бешенстве. Точнее, Марго уже поняла, и теперь ей недостает только подтверждения, чтобы живьем содрать с нас шкуру. У Марго пунктик на том, что в доме наших родителей не место разврату. А уж тем более не место моему свободному образу жизни. Она - моя старшая сестра, но ее консервативный взгляд на жизнь просто убивает.

— Что еще за чушь с помолвкой? - не унимается Марго.

— По-твоему, я настолько испорченный товар, что в жены меня может взять только слепой, глухой и безмозглый? - вспыхиваю я.

Дело не в том, что Марго убивает своей откровенностью. Я привыкла к тому, что в нее жизни очень мало места отведено полутонам, и что за нас с Наной она готова убить любого членистоголового, но точно так же прибьет и нас, если мы крупно вляпаемся. Но сейчас просто все одно к одному, и мое терпение сбежало, показав на прощанье средний палец.

— Я хочу знать, откуда в нашем доме этот мальчик, - чуть-чуть смягчается Марго и внезапно хватает Ма’ну за рукав рубашки, мешая ему ускользнуть. - Что еще за игры в кошки-мышки?

И на этот раз ее вопрос обращен к нему.

— О чем ты? - не понимаю я. - Мальчик? Уверяю тебя, он совершеннолетний и меня не посадят за совращение.

— Я прекрасно помню, сколько ему должно быть лет, - не унимается Марго. - Хоть мне будет очень интересно послушать, каким образом он выбрался из могилы и снова портит тебе жизнь!

Чувствую себя сваей, которую вколачивают в землю. Снова и снова, повторяющимся эхом слова Маргариты сокрушают меня тяжелыми ударами прямо в темечко. Что происходит? О чем она говорит?

— Аврора, нам пора, - пытается проигнорировать ее Ма’ну, но если уж Марго вцепилась в кого-то, то стряхнуть ее так же тяжело, как пытаться сдуть клеща.

— Откуда ты снова взялся в нашем доме? - шипит на лунника сестра, пока я пытаюсь прийти в себя и отыскать разумное объяснение ее поведению. - Что за дурацкий маскарад, Но’лу?

Мой мир шатается и беззвучно разлетается в стороны, словно соломенная избушка поросенка из сказки. Обхватываю себя руками за плечи и начинаю энергично растирать, согревая. Холод паники обрушивается внезапно и смертоносно, крадет воздух из легких - и мир сужается до одного единственного пятна фокуса на лице Ма’ну.