Время клубочком свернулось у моих ног, и все замерло, затихло, словно предоставляя мне шанс самой справиться с тем неосязаемым эфемерным чувством пустоты, которое давно уже терзает меня изнутри, не давая ступить и шагу. Я хочу что-то сделать, и не могу, руки опускаются сами собой, снова и снова я обнаруживаю себя на треклятом диване без всякого движения; снова и снова прогоняю непрошенные мысли, сама не замечаю, как невольно пытаюсь хватать их, словно воздушных змеек, за длинные нити-хвосты, но безуспешно. Воздушные змеи растворяются где-то далеко в небе, а на смену им приходят другие, еще более быстрые, волнующие, суматошные.
Я больше ничего не хочу. Нужно двигаться, идти как можно дальше и исключительно вперед, не оглядываясь более через плечо, не устремляя взгляд туда, где осталась существенная часть меня самой. Ящерицы как-то существуют без своей части, вот и я научусь отращивать потерянное. В сущности ведь нет ничего сложного.
А апатия пройдет – разве может быть иначе? В конце концов, время сотрет из моей головы все волнующие воспоминания, и все станет если не как прежде, то уж точно лучше, чем есть сейчас. Мне некуда бежать, я прочно застряла здесь, в этом городе, в этой квартире, среди определенной группы людей. Осталось по меньшей мере три года, только после получения диплома я смогу позволить себе исчезнуть отсюда как можно дальше, а может, к тому времени все устаканится само собой, Кайдалов найдет еще сотни таких же глупых смазливых девочек, а я встречу надежного человека, который меня полюбит. И не слишком красивая история, получившая свое завершение моим лаконичным ответом, забудется, канет в лету, растает под массивным слоем пыли времен.
***
В аудитории было весьма шумно. Войдя, я привычным движением бросила сумку на парту и опустилась на стул. Рядом немедленно материализовалась Анька, как всегда, с какими-то бумагами подмышкой.
- Зачетку не отдам, - предупредила я. – У меня еще есть, что сдавать.
- Да и не надо, - только отмахнулась староста, присаживаясь рядом.
Я с некоторым недоумением следила за тем, как она разворачивает перед моим носом какое-то глянцевое издание.
- Слушай, так ты реально с Кайдаловым… - Она не решилась продолжать, и только глазами указала на уже знакомый мне снимок.
Черт. Я-то думала, что все уже забыли; так нет же, неосведомленные обнаруживаются, как всегда, в самое неподходящее время.
- Ань, тебе читать больше нечего?
- Нет, серьезно – правда?
- Что – правда?
- Заметно вообще не было.
- Ань, - я одним движением закрыла дурацкий журнал. – На снимке я, рядом с писателем Виктором Каем. Что плохого в совместной фотографии фаната и кумира?
При слове «кумир» у меня отчего-то заныли все зубы; оставалось надеяться, что внешне это никак не проявилось.
- Но рядом еще и Сергей Викторович, - резонно заметила Анька.
- И еще парочка человек, - охотно подхватила я, явно давая понять, что не намерена продолжать разговор.
- Ладно, - староста посмотрела на меня внимательнее, и, видимо, что-то такое уловила. – Не хочешь, как хочешь. Просто Кайдалов многих завалил, и некоторые могут попробовать решить это через тебя, как через приближенного…
- Ань, вот что ты несешь?
Староста пожала плечами, вскочила со стула, переложила бумаги и вдруг задала еще один вопрос:
- А что он пишет, ну, Кай этот?
Точного ответа я, конечно, не знала, оттого замешкалась.
- Снежную королеву в пересказе на фантастику, - брякнула я. – Ань, ну что ты ко мне привязалась? Найди сама и прочитай.
В это время прозвенел звонок, и Анька-таки упорхнула на свое место. А я, покосившись на ее спину впереди, медленно раскрыла оставшийся лежать журнал на нужной странице и повела ладонью по хорошо знакомой фотографии. Меня трудно узнать, если не приглядываться, зато Кайдалов – младший, разумеется – позирует на камеру во всей красе. Улыбается так пленительно, устоять попросту нет никаких сил… Пальцы дрогнули, задержавшись на его лице, прочертили кривую по овалу. Мне нравилось проводить ладонью вдоль его лица, касаться его кожи, ловить в ответ многообещающие взгляды и замирать от предвкушения. Когда он был рядом, я совсем теряла голову, не принадлежала себе самой, с восторгом зарывалась все глубже в паутину, охотно позволяла шелковой сети оплести каждый сантиметр моего податливого тела. Что теперь изменилось? Мне стало больно. Я заглянула непозволительно далеко – позволила себе представить безмятежное будущее – за что и приходится теперь расплачиваться. За минуту счастья месяцы страданий…
А ведь в самом начале – теперь даже смешно – я предвидела нечто подобное, хоть и не предполагала, что может быть так трудно, так больно и тяжело выносить период «после». Ведь, в сущности, у меня пропал интерес ко всему, что меня окружает. Я больше не хочу махать кулаками в спортзале с Мариной, не хочу сплетничать, как раньше бывало, с Дашкой в ее гостиной, не имею желания наведываться в «Ауру», чтобы послушать местных знаменитостей. Ничто больше меня не интересует.
Но – вот ведь противоречивая натура? – если бы передо мной стоял выбор, стереть воспоминания и вернуть свою прежнюю жизнь, или заново прожить все наши моменты с Сергеем, я бы колебалась между этими двумя вариантами. И вовсе не факт, что в итоге выбрала бы первый, самый лучший. Меня все еще тянет к Кайдалову, и сила этого притяжения неимоверна. Не знаю, иссякнет ли она когда-нибудь.
***
Саша отрывисто бросила, что будет ждать меня в буфете, кажется, у нее появились какие-то новости. Пообещав вскорости быть, я бросила вглубь сумки тетрадь, поднялась с места и направилась в уговоренное место.
Быстрее всего было через кафедру, и если я не хотела опоздать на следующую пару, нужно было выбрать именно этот путь. Если идти в обход, я проплутаю пять-семь лишних минут, и в итоге буду в буфете как раз перед самым звонком. Ничего со мной не случится, если я все-таки облегчу себе задачу и пройду мимо кафедры.
Кому я впоследствии облегчила задачу, в действительности так и осталось под вопросом. Меня схватили сзади за локоть и, протащив полтора метра до двери кафедры, решительно втолкнули внутрь. За моей спиной щелкнул замок, словно лишний раз подтверждая: легко не будет.
Дыхание сбилось; не оборачиваясь, я чувствовала присутствие Кайдалова за своей спиной. Мне казалось, что еще секунда, и его ладони привычным жестом лягут на мою талию, притянут ближе, и моя спина соприкоснется с его грудью. Ладони вспотели от предвкушения, сердце билось, как ненормальное, грозя пробить грудную клетку и вырваться-таки на свободу. Где-то за спиной, очень близко, замер без движения Сергей. Он почему-то молчал, быть может, ждал, когда я обернусь и обрушу на него поток бессвязных обвинений, как это бывало раньше. Только сейчас я могу представить, как глупо и смешно все это выглядело.
Молчание.
Зачем он это делает? Чего хочет добиться? Я больше ничего не понимаю.
Я все-таки обернулась и, мысленно себя подбадривая, взглянула ему прямо в глаза.
Почему у него такой вид? Хищник растерян, быть может, он и сам не понимает, что делает? В его глазах застыло странное выражение замешательства, может, именно поэтому он не делает никакой попытки приблизиться?
- Что ты делаешь? – негромко спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Открой дверь.
Я перевела взгляд на замок, но Сергей не думал следовать моему примеру. Он смотрел на меня, и от его взгляда я вдруг отчетливо ощутила прохладную дрожь, пробежавшуюся по моему телу.
- А ты хочешь выйти?
В моей голове всплыли немедленные аналогии с просьбами студентов во время пар, хотя Сергей вряд ли имел в виду именно это. И все-таки, от него можно было ожидать даже такого; Кайдалов вполне мог предлагать мне сейчас очередную замудренную игру.
Ты с ним не играешь, настойчиво напомнила я себе самой. Больше никаких игр.
- Прекращай, - бросила я.
Оцепенение несколько спало, и я, пользуясь этим, сделала пару шагов по направлению к двери. Взялась за дверную ручку, поднажала… И тут же оказалась вжатой в стену.
