Еще раз пробежалась глазами по условию задачи, однако на сей раз взгляд зацепился за знакомые слова. Я должна помнить эту лекцию, Кайдалов объяснял… Да, точно объяснял. В тот день он был не в духе, от аудитории скорее отмахивался, хотя внешне все выглядело, как обычно. Присутствовали разговоры в форме глупые вопросы - искрометные ответы, Кайдалов не терял своего чувства юмора даже в не слишком радужном расположении духа. Потом Женька объяснил мне, что у преподов была какая-то попойка, и этим, скорее всего, объяснялся помятый вид драгоценного Сергея Викторовича.

Я словно услышала его голос, «увидела» доску, исписанную формулами. Сильнее сжала ручку и несмело воспроизвела их на своем листке. Дальше дело пошло куда лучше, цифры, такие непонятные, вдруг сами собой расположились по местам. Если это называют открывшимся вторым дыханием, то теперь я точно знаю, что скрывается под столь незамысловатым понятием.

Закончив писать, я вновь не смогла удержаться, чтобы не посмотреть в сторону Кайдалова. Он улыбался.

***

- Давайте, идите сюда, - приветливо звал Сергей Викторович, подбородком указывая на стул рядом с собой.

Я уже давненько сидела в компании исписанного листка, не решаясь подняться и начать ответ. Большая часть аудитории уже опустела, остались только пара девчонок, один парень и мы с Дашкой. Стас отстрелялся одним из первых; пользуясь занятостью Кайдалова, парень ловко перекатал нужное с «подручных средств». Надо, что ли, потребовать с него хотя бы шоколадку?

- Мартина, - его голос уже не звучал так приветливо. – Идите сюда, я не кусаюсь. Между прочим, ваше время быстро подходит к концу.

Сграбастав в ладонь листок, я поднялась и все же направилась к Кайдалову.

Он пробежался глазами по исписанным строчкам, хотя было заметно, что написанное не слишком его интересует. Я устроилась на стуле рядом и терпеливо ждала, когда от меня потребуют ответа. Покосилась в сторону аудитории – все быстро строчили свои задания, пользуясь тем, что Сергей отвлекся на мою писанину. Только Дашка не участвовала в скором флешмобе; подруга внимательно смотрела на меня с таким видом, точно всерьез готовилась броситься грудью на амбразуру.

Какую, черт побери, амбразуру? Броситься грудью тут можно только на Кайдалова… Я непроизвольно свела брови у переносицы; такие мысли мне абсолютно не нравились. Хватит, был уже такой случай, когда я всерьез причисляла Дашку к стану врагов, норовящих упасть в мягкие кайдаловские объятия. Как хорошо, что возникшие сомнения столь быстро улетучились… Не знаю, к чему бы меня все это привело.

- Дерзайте, - Кайдалов придвинул ко мне мой собственный лист и принял прежнюю позу. – Я вас слушаю.

Повернув к себе конспект, я принялась вяло что-то рассказывать, стараясь как можно меньше смотреть в текст и говорить по памяти. Это было тяжело, так как мысли напрочь выветривались из моей головы. Вдобавок ко всему я почувствовала на своей колени теплую мужскую ладонь, и тут же сбилась с предложения. Кайдалов едва заметно усмехнулся, а я, поняв, что своим смятением только доставляю ему удовольствие, продолжила говорить, только теперь громче и четче.

Ладонь медленно поползла вверх по ноге, однако я понимала, что дальше Кайдалов не зайдет – в аудитории его действия не останутся незамеченными. К тому же все это меня только подстегивало; я как-то пропустила момент, когда кайдаловские манипуляции перестали наводить на меня панический ужас. Я даже почти не дрожала – вещь совершенно непостижимая. Что-то пошло не так, и мы оба это почувствовали. Я почему-то отказывалась действовать по его сценарию, запинаться, краснеть, попеременно бледнея, дрожать всем телом и лепетать так, чтобы каждый в этой проклятой аудитории понял – дело нечисто.

Он резко убрал ладонь и прервал меня на полуслове.

- Хватит, - буркнул он, забирая у меня листок. – Давайте посмотрим задачу. О, да тут и решение есть? Что же вы сразу не сказали? Может, тогда бы и теорию пропустили… Скучная штука-то – теория…

Из аудитории послышались смешки. Я положила ногу на ногу, придвинулась ближе к краю преподавательского стола, чтобы лучше видеть свой же почерк.

- Ага, - Кайдалов потянулся к своей ручке. – Смотрите-ка, Мартина, тут вычисление не слишком верное… Смотрите…

Он принялся быстро что-то писать прямо поверх моих любовно выведенных цифр. Придвинувшись еще ближе, я рассмотрела: «Подожди на кафедре».

- Исправляйте, - он передал мне ручку. – Если сможете пересчитать, я ставлю вам отлично.

Прежде чем взять предложенную мне шариковую ручку, я с недоверием покосилась на Сергея. Он уже не выглядел таким отстраненно-расслабленным, как в самом начале экзамена; его глаза горели странным огнем. Я склонилась над листком и еще раз перечитала его лаконичную фразу. Повертела в руках ручку, не зная, что нужно «исправить», что написать… Решение пришло спонтанно, как это обычно и бывает. Внизу, под кайдаловской фразой я написала всего лишь одно слово – «Эпилог» - после чего вернула Сергею и ручку, и, собственно, лист. Он смотрел не меньше минуты; все это время я в нетерпении сжимала дрожащие ладони и не отводила взгляда от его напряженного лица. Что-то пошло не так, я вновь это почувствовала.

Все не так. Все с самого начала было не так.

Я должна была встречаться с Женькой, кружить его ЭВМ вместо мозга капризными девчачьими истериками, попеременно наведываться в компании своих девчонок в клуб, к Максу… Кайдалов должен был игнорировать мой интерес и беспристрастно читать свои дурацкие лекции. И… Черт возьми, он не должен был быть таким привлекательно сексуальным, таким красивым, умным, харизматичным… Мы не должны были пересечься однажды в клубе, не должны были танцевать, касаться друг друга, позволять языкам страстного пламени ласкать разгоряченную близостью кожу. И эта кафедра, где все случилось в первый раз… она должна была быть всегда под замком, чтобы никто не мог проникнуть внутрь. Черт, черт, черт!

Все неправильно. И то, что я по-прежнему чувствую, только глядя в его сторону, неправильно тоже.

Что значит мое решение прекратить наши встречи – попытка доказать, что у меня тоже имеется гордость, или упрямое проявление мазохизма, вся суть которого вечно терзать себя мыслями о том, чего больше никогда не будет? И что умнее – пользоваться моментом, угождая своим желаниям, или раз и навсегда провозгласить нерушимое вето, надеясь на то, что все скоро пройдет? Я очень много думала об этом, но по-прежнему не знаю ответа.

- Отлично, - негромко объявил Кайдалов, потянулся за зачетной книжкой и принялся заполнять строчку.

Я бросила в сторону Дашки растерянный взгляд, подруга, внимательно следящая за процессом, ответила мне тем же. Мы обе решительно отказывались понимать, что происходит.

- Поздравляю, - Сергей протянул мне зачетку, которую я тут же взяла.

- Спасибо.

Вскочив с места, я не замедлила покинуть аудиторию, задержавшись лишь для того, чтобы забрать сумку. Кайдалов вызвал следующего для ответа. Я собиралась подождать Дашку, и с этой целью устроилась на лестничном пролете, возле подоконника. Не так далеко от кабинета, я сразу увижу Дарью, и, если повезет…

Кайдалова.

Телефон вновь зазвонил, однако я не спешила подниматься и отвечать настырному абоненту. Скорее всего, это либо кто-то из девчонок намерен вытащить меня в небезызвестную «Ауру», либо родители, периодически вспоминающие о моем существовании. В «Ауру» я не собиралась – желания оказаться в гуще веселящихся людей не было, а с родителями все равно разговоры очень короткие.

Абонент, действительно, настырный – знакомая мелодия повторяется уже третий раз. Вздохнув, я все-таки поднялась и, отыскав пищащий аппарат среди небрежно сваленных грудой вещей, покосилась на экран. В этот самый момент пришло еще и сообщение. «Марта, сообщи мне о своем решении – либо мы продолжаем занятия, либо я вычеркиваю твое имя из расписания». Марина, конечно. Сейчас как раз должна проходить вторая половина нашей тренировки, а я даже не думала отправляться в спортивный комплекс. Не хочу, просто не испытываю никакого желания собрать вещи, натянуть на себя верхнюю одежду, идти заводить машину и ехать по направлению к упомянутому зданию. Не хочу, не знаю, почему. Просто в какой-то момент мне стало скучно и неинтересно, стихийно возникшая антипатия мешала продолжать занятия с Мариной. Однако и сказать тренеру о том, что больше не хочу заниматься, не могу – мешают мысли о долгом времени, потраченном на все это дело.