— Ты имеешь в виду врачом, — Нет, папа. Я…

— Но ты же Тафт. И если хочешь заниматься медициной, то будешь врачом. Ясно?

— Да, папа.

Хони сказала отцу правду, когда сообщила, что хочет стать медсестрой. Ей нравилось ухаживать за людьми, помогать им, нянчиться с ними. Но ее очень пугала перспектива стать врачом и отвечать за человеческие жизни. И все же она понимала, что не должна расстраивать отца. «Ты же Тафт».

Общий балл аттестата оказался недостаточным для поступления в медицинский колледж, но его компенсировали влиятельные связи отца. Тафт являлся одним из основных спонсоров медицинского колледжа в Ноксвилле, штат Теннесси. Он встретился с деканом, доктором Джимом Пирсоном.

— Вы просите о большой услуге, — сказал Пирсон, — но мы сделаем вот что: я приму Хони с испытательным сроком. Если после шести месяцев обучения мы придем к выводу, что ей нет смысла продолжать учебу, то мы ее отчислим.

— Отлично. Вот увидите, она вас удивит, — заверил Тафт.

И он оказался прав.

Отец Хони устроил ее жить в Ноксвилле у своего двоюродного брата, преподобного Дугласа Липтона.

Дуглас Липтон являлся главой местной баптистской общины. Ему было около шестидесяти лет, а его жене лет на десять больше.

Священник очень обрадовался появлению в их доме Хони.

— Она словно глоток свежего воздуха, — сказал он жене.

Дуглас Липтон еще не видел такого человека, который так страстно желал бы доставить удовольствие другим.

Занятия в колледже шли у Хони неплохо, но рвения к учебе она не испытывала. Училась только потому, что хотела угодить отцу.

Преподавателям она нравилась. Была в Хони та природная доброта, которая подкупала профессоров, и они желали ей успеха.

Как это ни забавно, но хуже всего у Хони шли дела по анатомии. После двух месяцев обучения преподаватель вызвал ее к себе в кабинет.

— Боюсь, вам не удастся сдать экзамен по анатомии, — с печальным видом сообщил он.

«Это невозможно, — подумала Хони. — Я не могу так расстроить отца. Что в таких случаях советовал Боккаччо?»

Хони подошла к профессору поближе. — Я поступила в этот колледж только из-за вас. Я так много слышала о вас. — Она придвинулась ближе. — Я хочу быть похожей на вас. — Еще ближе. — Профессия врача — это все для меня в жизни. — И еще ближе. — Прошу вас, помогите мне…

Когда спустя час Хони вышла из его кабинета, она уносила с собой ответы на экзаменационные билеты.

За время обучения в медицинском колледже Хони прибрала к рукам нескольких профессоров. В ее облике ощущалась такая беспомощность, что они были просто не в состоянии отказать ей. Каждый профессор гордился тем, что именно от него Хони без ума, и каждый испытывал неловкость от того, что воспользовался ее неопытностью.

Последней жертвой Хони стал доктор Джим Пирсон. Он был заинтригован доходившими до него слухами о ее необычайном сексуальном искусстве. Однажды Пирсон вызвал Хони к себе в кабинет, чтобы обсудить ее успеваемость. Хони принесла с собой небольшую коробочку с сахарной пудрой, и вскоре все было закончено. Доктор Пирсон попался на крючок точно так же, как и все остальные. Хони помогла ему почувствовать себя молодым и неутомимым, королем, который покорил ее и превратил в рабыню.

О жене и детях доктор Пирсон старался не думать.

Хони очень нравился преподобный Дуглас Липтон, и ее расстраивало, что его жена такая сухая, фригидная женщина, которая к тому же постоянно ругала его. Ей было жалко священника. «Он не заслуживает такого отношения, — думала она, — он нуждается в ласке и заботе».

Как— то поздно вечером, когда миссис Липтон уехала из города навестить свою сестру, Хони зашла в спальню к священнику. Она была совершенно обнаженной.

— Дуглас…

Он моментально открыл глаза.

— Хони? С тобой все в порядке?

— Нет, — ответила она. — Могу я поговорить с тобой?

— Конечно. — Рука священника потянулась к лампе.

— Не зажигай свет. — Она юркнула в кровать и легла рядом с ним.

— Что случилось? Ты плохо себя чувствуешь?

— Я беспокоюсь.

— О чем?

— О тебе. Ты достоин любви. И я хочу любить тебя.

Липтон окончательно проснулся.

— Боже мой! Но ты же совсем дитя. Наверное, ты шутишь.

— Я говорю серьезно. Твоя жена тебя совсем не любит…

— Хони, но это невозможно! Тебе лучше вернуться в свою комнату… — Священник почувствовал, как ее обнаженное тело прижимается к нему. — Хони, мы не должны этого делать. Я…

Тело девушки накрыло его тело, ее губы прижались к его губам. Эту ночь она провела в его постели.

В шесть часов утра дверь в спальню распахнулась, и вошла миссис Липтон. Она постояла, глядя на любовников, потом вышла, не сказав ни слова.

Через два часа преподобный Дуглас Липтон в своем гараже покончил жизнь самоубийством.

Услышав эту новость, Хони потеряла дар речи, она просто не могла поверить в случившееся.

Приехавший в дом шериф уединился с миссис Липтон для беседы.

Закончив разговор, он отыскал Хони.

— Из уважения к его семье мы намерены квалифицировать смерть его преподобия Дугласа Липтона как самоубийство по неизвестной причине, но предлагаю вам побыстрее убраться к чертовой матери из этого города.

И Хони отправилась в окружную больницу «Эмбаркадеро» в Сан-Франциско.

С блестящими характеристиками от доктора Джима Пирсона.

Для Пейдж время перестало существовать. Дни и ночи без начала и конца сливались в сплошную вереницу. Больница стала смыслом всей ее жизни, а мир вне больничных стен казался далекой, незнакомой планетой.

Пришло и прошло Рождество, наступил новый год. В том, другом мире войска США освободили Кувейт от иракских захватчиков.

От Альфреда не было никаких вестей. «Он поймет, что совершил ошибку, — думала Пейдж. — Он вернется ко мне».

Рано утром зазвонил телефон, но вдруг звонки внезапно прекратились. Пейдж причислила этот звонок ко всем тем загадочным и пугающим случаям, которые происходили с ней в последнее время. Словно страшные сны…, если только не учитывать того, что все это происходило наяву.

Рутинная работа продолжалась в бешеном ритме. Не было даже времени как следует узнать пациентов. Все они были просто желчными пузырями, разорванными печенками, раздробленными бедрами, сломанными позвоночниками.

Больница представляла собой джунгли, наполненные механическими демонами — кислородными масками, приборами слежения за деятельностью сердца, установками компьютерного сканирования, рентгеновскими аппаратами. И у каждого из этих демонов был свой, специфический звук. Посвистывание, жужжание, постоянные вызовы из динамиков сливались в одну громкую, невыносимую какофонию.

Второй год ординаторства предполагал уже переход на новую ступень. Молодым врачам доверяли более ответственную работу, а они наблюдали за вновь прибывшими выпускниками медицинских колледжей со смешанным чувством пренебрежения и высокомерия.

— Бедолаги, — сказала Кэт Пейдж. — Они понятия не имеют, во что вляпались.

— Но очень скоро поймут.

Пейдж и Хони тревожило поведение Кэт. Она худела и выглядела подавленной. Подруги замечали, что, когда они обращались к ней, взгляд Кэт становился отсутствующим, словно ее мысли были заняты совсем другим. Время от времени она отвечала на какие-то загадочные телефонные звонки, и после каждого из них ее депрессия только усиливалась.

Пейдж и Хони решили поговорить с ней.

— У тебя неприятности? — спросила Пейдж. — Ты же знаешь, мы любим тебя и хотели бы помочь.

— Спасибо, я вам очень благодарна, но вы не можете помочь. Это денежные проблемы. Хони удивленно посмотрела на Кэт.

— Для чего тебе нужны деньги? Мы ведь никуда не ходим, да и магазины посещать нет времени. Мы…