— Я знаю, дорогая, но пока…, всего два месяца? Нормальный срок для аборта.

Потрясенная этими словами, Кэт посмотрела на него.

— Нет! Я не буду делать аборт! Я хочу, чтобы мы поженились. Сейчас же!

"У нас есть яхта на юге Франции. Может быть, вам, захочется провести медовый месяц на Французской Ривьере? Вы сможете полететь туда на нашем «Гольфстриме».

— Я уже сообщила Пейдж и Хони, что мы поженимся. И я рассказала им о ребенке.

Мэллори ощутил холодную дрожь во всем теле. Ситуация выходила из-под контроля. Если об этом узнают Харрисоны, то ему конец.

— Тебе не следовало делать этого.

— Почему?

Мэллори выдавил из себя улыбку.

— Пусть наша личная жизнь будет только нашей. — «Я помогу тебе организовать частную практику… Первые год-два ты сможешь зарабатывать двести-триста тысяч в год». — Кэт, я спрашиваю тебя в последний раз. Ты сделаешь аборт? — Кену очень хотелось услышать в ответ «да».

— Нет.

— Кэт…

— Я не могу, Кен. Я же рассказывала тебе, что пережила после аборта, когда была еще совсем девчонкой. Тогда я поклялась себе никогда больше не делать этого. И не проси меня больше.

И в этот момент Кен Мэллори осознал, что у него нет никаких шансов. Единственным выходом для него было убить ее.

Хони каждый день навещала пациента из палаты 306. Звали его Шон Рейли — симпатичный ирландец с черными волосами и черными блестящими глазами. Она считала, что ему слегка за сорок.

Когда Хони впервые увидела его во время обхода и заглянула в его медицинскую карту, она сказала:

— Значит, вы у нас по поводу заболевания желчного пузыря.

— Да, кажется, мне собираются вырезать какой-то пузырь.

Хони улыбнулась.

— Я и говорю об этом.

Шон устремил на нее взгляд своих черных глаз.

— Пусть вырезают все, что угодно, кроме сердца. Оно принадлежит вам. Хони рассмеялась.

— Самоуверенность вас далеко заведет.

— Надеюсь, что так, дорогая.

Когда выдавалась свободная минутка, Хони забегала поболтать к Шону. Он был обаятельным и интересным человеком.

— Ради того, чтобы вы находились рядом со мной, стоит перенести и операцию, дорогая.

— Вы ведь не боитесь операции, не так ли?

— Нет, если оперировать будете вы, милая.

— Я не хирург, а терапевт.

— А терапевтам разрешается ужинать со своими пациентами?

— Нет. Насчет этого существует строгое правило.

— А терапевты когда-нибудь нарушают правила?

— Никогда. — Хони улыбнулась.

— По-моему, вы просто прекрасны. Никто до этого не говорил Хони таких слов. Она покраснела.

— Спасибо.

— Вы словно утренняя роса в полях Килларни.

— А вы когда-нибудь были в Ирландии? — спросила Хони.

Шон рассмеялся.

— Нет. Но обещаю вам, что в один прекрасный день мы поедем туда вместе. Вот увидите.

По мнению Хони, это было обычное ирландское бахвальство, и все же…

После обеда она зашла навестить Шона и спросила.

— Как вы себя чувствуете?

— Лучше, при виде вас. Вы думали над моим предложением поужинать вместе?

— Нет, — солгала Хони.

— И все же я надеюсь, что после выписки смогу вытащить вас на ужин. Вы ведь не обручены, не замужем, никаких таких глупостей?

Хони улыбнулась.

— Никаких таких глупостей.

— Отлично. И у меня тоже. Да и кому я нужен? «Очень многим женщинам», — подумала она.

— Если вам нравится домашняя пища, то я прекрасно готовлю.

— Посмотрим.

Когда на следующее утро Хони зашла в палату к Шону, он сказал:

— У меня есть для вас маленький подарок. — Он протянул ей лист бумаги с ее приукрашенным, идеализированным портретом.

— Мне очень нравится! Вы чудесный художник! — И внезапно она вспомнила слова гадалки: «Вы влюбитесь. Он художник». Хони внимательно посмотрела на ирландца.

— Что-то не так?

— Нет, — медленно произнесла она. — Нет.

Через пять минут Хони зашла в палату Франциски Гордон.

— Меня посетила Дева!

— Помните, вы говорили, что я влюблюсь…, в художника?

— Да.

— Так вот, похоже…, я встретила его, Франциска Гордон улыбнулась.

— Вот видите? Звезды никогда не врут.

— А вы можете…, можете немного рассказать мне о нем? О нас?

— Вон в том ящике лежат карты. Дайте мне их, пожалуйста.

Протягивая гадалке карты, Хони подумала: «Смех, да и только! Я же в это не верю!»

Франциска Гордон разложила карты, она кивала и улыбалась, потом вдруг замерла и побледнела.

— О Боже мой! — Она подняла взгляд на Хони.

— Что…, что там? — спросила Хони.

— Этот художник. Вы говорите, что уже познакомились с ним?

— Похоже, что так. Да.

Голос Франциски Гордон наполнился печалью.

— Бедный мужчина. — Она снова подняла взгляд на Хони. — Мне жаль…, очень жаль.

Операция Шону Рейли была назначена на следующее утро.

В восемь пятнадцать утра доктор Уильям Рэднор уже был в операционной, готовясь начать операцию.

В восемь двадцать пять фургон с грузом недельного запаса крови остановился возле запасного выхода больницы «Эмбаркадеро». Водитель вытащил из машины мешочки с кровью и понес их в банк крови, расположенный в подвале. В это утро там дежурил ординатор Эрик Фостер. Он пил кофе с печеньем в обществе хорошенькой, молоденькой медсестры по имени Андреа.

— Куда положить кровь? — спросил водитель.

— Да положите вон туда. — Фостер махнул рукой в сторону угла.

— Хорошо. — Водитель сложил мешочки в угол и протянул Фостеру бланк.

— Мне нужна ваша подпись.

— Ладно. — Эрик поставил свою подпись на бланке. — Спасибо.

— Не стоит благодарности. — Водитель ушел. Фостер повернулся к Андреа.

— Так на чем мы остановились?

— Вы говорили мне, как я восхитительна.

— Совершенно верно. Если вы не замужем, то я с удовольствием поухаживал бы за вами. Вы с кем-нибудь встречаетесь?

— Нет. У меня муж — боксер.

— Ох. А у вас нет сестры?

— Между прочим, есть.

— Она такая же хорошенькая?

— Еще лучше.

— А как ее зовут?

— Мэрилин.

— Может быть, как-нибудь встретимся все вместе? Пока они болтали, заработал факс, но Фостер проигнорировал это.

В восемь сорок пять доктор Рэднор начал оперировать Шона Рейли. Начало операции прошло гладко, операционная функционировала, как хорошо смазанная машина, управляемая способными людьми, выполнявшими свою привычную работу.

В девять ноль-пять доктор Рэднор добрался до пузырного протока желчного пузыря. Когда он начал вырезать желчный пузырь, рука его дрогнула, и скальпель задел артерию. Из нее хлынула кровь.

— Боже мой! — Он попытался остановить кровотечение.

— Давление упало до девяноста пяти, — крикнул анестезиолог. — Может наступить шок! Рэднор повернулся к медсестре.

— Срочно доставьте сюда кровь!

— Сию минуту, доктор.

В девять ноль-шесть в банке крови зазвонил телефон.

— Не уходите, — попросил Фостер Андреа, прошел мимо уже переставшего работать факса и снял трубку телефона.

— Банк крови.

— Вторая операционная, нам нужно четыре пинты крови нулевой группы. Stat.

— Хорошо. — Фостер положил трубку, подошел к углу, где были сложены вновь доставленные мешочки с кровью. Он взял четыре мешочка и положил их в металлическую тележку, которую использовали для таких экстренных случаев. Потом еще два раза проверил мешочки.

— Нулевая группа, — громко произнес он и вызвал звонком санитара.

— Что происходит? — поинтересовалась Андреа. Фостер взглянул на лежавший перед ним график операций.

— Похоже, у доктора Рэднора неприятности с пациентом.