— Я приехала поговорить с тобой, — мне стало так холодно, как не было в той комнате, куда бросил меня Никлос. Находиться рядом с матерью — всё равно что на леднике лежать. Одиноко. — Я хотела спросить тебя, почему ты никогда не говорила, что это так больно — потерять любимого. Почему это так невыносимо, мама? Я каждый день пытаюсь держаться, собрать себя в одно целое, но часть меня будто вырвали, и я не могу перестать её искать.

Резко подорвавшись с места, обхватила себя за плечи, отворачиваясь от мамы лицом к тёмному окну. Сквозь старые ставни дули сквозняки, легко поднимая невесомую тюлевую ткань, и я видела очертания чернильных гор вдалеке на фоне сверкающей россыпи звёзд — буря рассеялась, показав тонкий жёлтый полумесяц.

— Даже дышать иногда трудно, будто выкачали весь воздух. Болят рёбра, кружится голова, а во рту такой солёный привкус. И холодно, так холодно. В какие-то минуты кажется, что я чувствую, где лежат его останки. Чувствую себя мертвецом на дне морском. Понимаешь? Я как будто умерла вместе с ним и это чувство не уходит, — я негромко всхлипнула, оборачиваясь к маме, впервые видя человеческие эмоции на её лице. Ей было больно слушать мои слова. — Мама, почему ты никогда не говорила, что потерять папу было так нестерпимо тяжело? Неделя за неделей, а легче… никак, — сорвался голос и тогда Амалия Винцель, моя мама, вскочила, подбегая ко мне, пряча в тёплые материнские объятия, закрывая с головой и сжимая со всей силой любви.

— О, моя бедная девочка, за что это с тобой происходит, — запричитала она, а я держу нос возле её шеи, вдыхая родной запах и никак не могу остановить слёзы. Я давно так легко не плакала, будто до этого момента всё держала под замком, а сейчас выпустила.

А когда меня немного попустило, она чуть отстранилась и обхватила лицо руками, говоря очень прямо, внимательно глядя в глаза:

— Сэлли, чтобы с тобой не происходило, ты должна знать, что это никак не связано со смертью Артана. Видишь ли, когда рвётся слияние, ты чувствуешь мгновенную острую боль, потом холод. Это невыносимо… в первые мгновения. Потом легче. Будто рана на сердце затягивается. Иногда в холодную пору побаливает, но быстро проходит. Слияние не утягивает партнёра за грань, милая. Поэтому я не знаю, что именно ты чувствуешь.

* * *

Мама отвела в ванную комнату. Сама наполнила ванну горячей водой, сама искупала меня, совсем как в детстве. Она высушила и уложила мои волосы, подобрала чистое платье, помогла одеться, и сама переоделась в домашнее платье, а после с помощью ночного слуги организовала в бывшем отцовском кабинете ужин.

После всего нам обеим стало чуть легче говорить друг с другом, но скрытое напряжение всё равно чувствовалось в матери, а на осторожные расспросы она отмахивалась, говоря, что я много себе на придумывала. Поэтому я немного тушевалась, будучи неуверенной в том, что именно могу ей рассказать. И как.

— Мы не ожидали, что ты так скоро вернёшься и к тому же ночью без вещей и на крыльях. Ты что, сбежала из столицы? Надоел придворный лоск? — полушутя спросила она, пока я оглядывалась по сторонам.

Этот кабинет запомнила совсем другим. После смерти отца мама запрещала нам с сестрой сюда приходить, поэтому я не знала, что она настолько его переделает под себя. Здесь появились диван с маленькими креслами и столиком. Алиста Винцель предпочитала встречать важных гостей именно так, с чаем и фруктами или ягодами. Она сменила синие портьеры на кисельные, убрала часть мебели, заменила морские картины на сельские. Добавила мягкий ковёр, а на столе навела идеальный порядок. Ручаюсь, и маленькая бутылочка коньяка, что отец прятал среди книг, тоже исчезла. И только маленький портрет кэрра Милоша Винцеля на подставке напоминал о его существовании в нашей жизни. Остальное мама потихоньку стёрла за эти семь лет.

Наверное, именно это подсказывало быть осторожной. Но я не могла молчать. Но и подобрать слова никак не выходило.

— Ладно, говори. По глазам вижу, что не только смерть Артана тебя тронула. Случилось ещё что-то, помимо объявления войны Подводному миру, — спокойно заявила мама, когда в пустом разговоре повисла пауза.

Облизнув губы, я заговорила, и впервые заговорила искренне, наплевав на смутную тревогу:

— Король посадил меня под замок за отказ убивать невинных жителей моря. До этого, даже когда муж был жив, он неоднократно приставал ко мне, выказывая сомнительное расположение. И когда я осталась одна, пытался воспользоваться моим бессознательным положением. Поэтому я сбежала из столицы и намереваюсь как можно скорее оказаться в Ауэрских лесах. Я пришла за тобой и твоим мужем, потому что опасаюсь последствий. Никлос не сможет забрать меня от эльфов. А через вас легче всего будет до меня добраться.

Маленькая чашка в материнских руках треснула.

— Ты понимаешь, что говоришь, Сэлли? — лицо Алисты окаменело и она застыла, чужим взглядом оглядывая меня с ног до головы. — Это измена, милая. Как ты могла так себя повести? Это поведение не благородной кэрры. Что заставило тебя так низко пасть?!

Я опешила и не сразу нашлась с ответом. А она, положив чашку на столик, трясущимися пальцами протирает платком испачканную юбку, поглядывая на часы, будто и минуты рядом больше не может вынести. Ждёт, когда уйду и всё придёт в норму, осколки соберутся в целое, а мир восстановится.

— Мама, ты хоть понимаешь, о чём говоришь? О благородстве, чести и достоинстве! О том, чего я чуть не лишилась! Мама, посмотри на меня, пожалуйста. Мы никогда не были откровенны друг с другом, не были близки, но ты моя мать и ты должна меня выслушать. Поддержать. Просто понять! — я потянулась к ней, но она отдёрнула руку и отсела дальше, а когда я попыталась продолжить, Алиста перебила:

— Как прилежная дочь, ты должна была слушаться меня. Всегда. Не перечить, подчиняться правилам, установленным в этом доме. Отец слишком тебя избаловал и вот к чему это привело! Ты вообще ни о ком не думаешь, кроме себя! По-твоему, ради жизни в лесу я горбатилась как проклятая последние семь лет, отказывая себе во всём?! Я вырастила троих детей, дала вам воспитание, образование и возможность устроиться в жизни. А что в итоге? Наследник мёртв, старшая дочь, выходившая замуж за перспективного жениха из богатого дома, теперь жена опального придворного, без денег и без приличного наследства. Ни монеты не было выслано от её мужа за это лето! И только ты сумела устроиться в жизни, при этом объявив себя сиротой при живой матери!

Она зажала себе рот, останавливая бесконечный поток желчи, но не смогла сдержаться. И новая порция вылилась на меня, роняя в грязь.

— Да… Благодаря тебе я получила деньги, влияние и уважение в обществе. Неужели ты не заметила, как сильно изменился этот замок за одно лето? Король щедро заплатил за тебя. Понимаешь? Твой отказ от семьи он восполнил деньгами, поступив по-настоящему благородно. А ты предала его. Предала свою страну. И собираешься нас записать в предателей! Подумай над своими поступками, дочь моя. Подумай, что ты творишь. Что такого тебе предложил король, что ты так говоришь о нём?! Как вообще ты позволяешь себе так к нему относиться? Ты всем обязана ему! Что бы он не попросил — он заплатил за это! — мать говорила всё громче и громче. Неприятная презрительная мина застыла на её некогда красивом, а ныне одутловатом, лице. Она разорялась на одном вдохе, поднимая тембр голоса, а потом почти сорвалась на визг, но остановилась. Отдышалась, мотая головой, прикладывая пальцы к вискам. Я знала, что маму с детства мучает мигрень, когда она злилась. И из-за этого мы боялись доводить её, стараясь угодить. Много позже я поняла, как часто она симулировала боль, зная, что отец никогда не может устоять перед её желаниями.

— В Осеннее равноденствие меня дважды распяли на алтаре морвиусы. А прошлой весной, пока ты пряталась дома, меня похищали подводники. Мне делали больно, мама, много раз. И после всего, ты пытаешься убедить меня быть примерной дочерью и позволить королю делать со мной всё, что ему вздумается? — спросила очень тихо, опуская голову. — Вот так ты меня любишь? Так поддерживаешь? Как в тот день, когда предпочла меня Калисте? Это твоя любовь, мама?