— Внимание!

Восемь наемников тоже обнажили шпаги. Их охватила радостная дрожь. Во-первых, пришло время охоты, убийства, а это всегда было удовольствием для них. А во-вторых, тому, кто в один прекрасный день сможет сказать королеве: «Дело сделано! Вот его голова!» — в тот же день пообещали выдать две тысячи экю.

Руаяль шел быстро. Он был в ярости. Он отдал бы сейчас полжизни за то, чтобы немедленно очутиться лицом к лицу с похитителем. Но кто он? Придется подождать до завтра! Ворота Парижа уже закрыты, их откроют только завтра утром. И только утром он сможет помчаться в Пьерфон.

— Эй, мсье! — раздался за его спиной хриплый голос. — Да-да, вы, сударь! Куда вы бежите так быстро? И, черт побери, вы заняли всю улицу: мешаете мне пройти!

Руаяль обернулся: в темноте сверкнули девять шпаг.

— Ничего себе! — пробормотал он. — Что, дело идет к рукопашной? Черт, черт! Мне давно пора было поразмяться!

В тот же момент девять человек напали на него. Руаяль отпрыгнул, встал спиной в угол, лезвие его шпаги молнией блеснуло в темноте.

— Смерть ему! Он наш, в наших руках! — в один голос воскликнули головорезы Железного эскадрона.

— Это мы еще посмотрим! — буркнул Боревер, бешено вращая шпагой.

А что же наши четыре телохранителя, превращенные Летучим эскадроном королевы в придворных наемных убийц? Они остановились перед подъемным мостом. И тоже увидели человека, который стремглав пробегал по нему и, казалось, был вне себя от бешенства. Он, не глядя по сторонам, проскочил между ними и даже задел их мимоходом. Они остолбенели. Но Руаяль уже скрылся во тьме за поворотом.

— Проклятие! — проворчал Буракан. — Сдается мне, это его кулак!

— Точно! — радостно откликнулся Страпафар. — Это наш голубчик, наш волчонок, ребята!

— Он, он, верное дело, он! — прошептал Тринкмаль, утирая выступившие на глаза слезы.

— Andiamo! — воскликнул Корподьябль. — К чертям всех баб, к чертям Лувр вместе со всеми королями и королевами! У меня один король — Боревер!

Они хотели было броситься вслед за своим божеством, о котором не переставали говорить все время своего заточения в роскоши. Но, к несчастью, в этот момент приблизился Джино и с глубоким поклоном сказал:

— Такие достойные господа не могут ждать на улице. Заходите, господа, заходите. Для вас приготовлен ужин на скорую руку. Впрочем, и королева хочет, чтобы вы вошли…

Правда, они согласились не сразу. Немножко поколебались. Но Руаяль был уже далеко, а королева скомандовала… Повесив носы, они прошли по мосту, который сразу же после этого был поднят.

Екатерина Медичи вошла в кабинет Нострадамуса. Маг встал с кресла и, не двигаясь с места, ожидал, пока она подойдет, сохраняя истинно королевскую осанку. В нем не было ни чванства, ни рисовки: к нему пришла не королева, — просто человеческое существо, просто женщина. Не более и не менее, чем несчастная женщина, явившаяся с мольбой. А разве Екатерина и правда не для этого явилась?

— Мэтр, — сказала она, усаживаясь в предложенное ей кресло, — я больше не живу. Ничего из того, что вы пообещали, не случилось. И все-таки я должна верить в ваше могущество, потому что вы показали мне саму смерть, вызвали из небытия Франсуа, заставили его прийти из тьмы Неизведанного и Недоступного…

— А что я обещал вам, мадам?

— Все! — глухо сказала Екатерина.

— Нет, ничего! — возразил Нострадамус. — Я был всего лишь истолкователем. Я говорил вам, что случится. Но ничего не обещал. Я обещаю только в тех случаях, когда могу сам исполнить обещанное. И будьте уверены: всегда держу слово! Вы спросили меня, будет ли царствовать ваш сын Анри. И получили ответ: да, однажды вы увидите его на троне. Так что же — подождите, мадам!

— Но как же король? — невнятно промолвила Екатерина.

— Вам было сказано: король умрет насильственной смертью. И он умрет.

— Когда? — еле слышно прошептала королева.

— До конца месяца это наверняка случится, — с мрачной торжественностью сообщил Нострадамус.

Екатерина не стеснялась обнажить свою душу перед этим человеком.

— Послушайте, мэтр, — быстро проговорила она. — Но если то, что вы говорите, правда, то почему же Лагарду не удалась попытка? Почему у этого негодяя Боревера оказалось достаточно времени, чтобы спастись, у него — приговоренного?

— Вы так ненавидите Боревера, мадам?

— Да. Не только потому, что он спас короля, но еще и потому, что ему стало известно кое-что, что знали только я и Монтгомери. Вас я не считаю. Кто снабдил этого молодого человека сведениями? Кто наставлял его? Кто ему сказал, что мой сын Анри — не сын короля?

Нострадамус ничего не ответил.

— Хотя это не важно, — продолжала королева. — Важно, что он знает. Этого достаточно. Такие секреты убивают, мэтр!

Она угрожающе взглянула на Нострадамуса, он в ответ слабо улыбнулся.

— Вы бессильны против меня. Давайте лучше вернемся к вашим мыслям. Вам никто и не говорил, что король будет убит Лагардом. Вам было объявлено, что король падет от оружия Монтгомери. Именно так и случится. Повторю еще раз, мадам: в невидимом мире, который руководит всем, что происходит в мире видимом, абсолютно все логично. Нет ничего сверхъестественного. Будет совершенно естественно, если королю Франции нанесет смертельный удар оружие Монтгомери…

— Габриэля! — прошептала королева, проводя рукой по влажному лбу. — Я его знаю. Он никогда не согласится. То, что вы говорите, невозможно. Монтгомери не убьет короля!

— Никто не говорил вам, что Монтгомери убьет короля, мадам. Вам было сказано только, что король падет, сраженный его оружием. И это случится до конца месяца, — со странной убежденностью добавил Нострадамус. — А хотите, я вам скажу еще кое-что?

— Говорите, говорите! — задыхаясь, шептала королева.

— Помните, вы прислали мне шпагу, которая принадлежит Монтгомери? Помните?

— Вы попросили об этом. А что?

— А то, что сейчас эта шпага находится в руках человека, которому суждено убить короля.

Королева страшно задрожала. К ее лицу прилила кровь, оно мгновенно стало багровым.

«Да, это так, — думал между тем Нострадамус. — Я позволил себе слабость помочь судьбе. Я подменил шпагу Боревера, и при нем теперь оружие Монтгомери. Зачем я это сделал? Что это было? Безумие? Но кто знает, может быть, эта подмена была предвидена и желанна? Да, это так, и так и должно было быть. В ином случае я не смог бы объяснить себе внешних противоречий в событиях, которых никакая сила не способна изменить. Генриха не могут убить одновременно и Монтгомери, и Боревер. Только Боревер — орудие…»

— Вам больше нечего попросить у меня, мадам?

Екатерина, казалось, пробудилась от какого-то страшного сна. Она медленно подняла глаза на мага.

— Попросить у вас? Нет… Стоит только вашему предсказанию исполниться, и вы увидите, что такое признательность Екатерины, каково ее могущество. Вы можете изготавливать золото, вы сами мне это сказали. Но вам неизвестны радости деспотизма. Благодаря мне вы познакомитесь с ними… Нет, мне нечего больше попросить у вас. Но с тех пор, как мы впервые с вами говорили, у меня в голове вертится один вопрос. Довольно мрачный. Вы мне однажды сказали, что можно воскрешать мертвых. Я не о том, чтобы только вызвать их тени! Это я знаю. Я видела! — уточнила она, содрогнувшись. — До моего лба дотронулся призрак! И Генрих сказал, что от меня пахнет смертью… Я — о том, можно ли их воскресить во плоти? Не пробовали ли вы когда-нибудь проделать такую операцию, ведь она приравняла бы вас к Богу!

— Нет, мадам.

— Но если бы надо было, вы бы смогли?

— Да, но лишь в том случае, если бы речь шла об очень дорогом мне существе, потому что есть обстоятельство, которое меня отталкивает от этого дела. Тут проявляется моя человеческая слабость. Стоит только подумать об использовании одного из самых необходимых элементов — и все мое существо начинает сопротивляться этому, душу пронизывает ужас.

— Что же это за элемент? — удивилась Екатерина.