Как отмечает по этому поводу Клоссовски, “язык (понятийный) делает бессмысленными учение и поиск моментов суверенности” в этой системе отсчета со всей остротой встает вопрос: “каким образом содержание опыта может устоять... под натиском понятийного языка?” Единственным ответом на него может, по Клоссовски, быть отказ от понятийного универсализма, исход библейского формата “из рабства идентичностей” задаваемого посредством понятийного языка. Для этого “каждый раз... ему вновь надо будет, исходя из понятий, идентичностей, прокладывать путь к раскрытию понятий, к упразднению идентичностей” “и это раскрытие и упразднение может быть передано только в симулякрах”

По мысли Делёза, интерпретирующего платоновскую идею “С.” (“вещи” выступают “копиями” более схожими с исходной “идеей” нежели отличающимися от нее): “Симулякр [...] система, в которой различное соотносится с различным посредством самого различия” Согласно Делёзу, С. не создает эффекта подобия, неся “несходство внутри себя” поэтому “мы не можем [...] определять его, исходя из [...] модели [...], задающей подобие копий” По Делёзу, “тут нельзя даже прибегнуть к модели Другого, ибо никакая модель не может устоять против головокружения симулякра” Делёз при этом допускает существование модели уклонения от исходной модели, являющейся моделью собственно С. В пояснение последнего рассуждения Делёз приводит слова Платона: “В жизни, мой милый, есть два образца: вознагражденного благочестия и наказанного безбожия” (Теэтет, 176 е), а также “если демиург любой вещи взирает на неизменно сущее и берет его в качестве первообраза при создании идеи и свойств данной вещи, все необходимо выйдет прекрасным, если же он взирает на нечто возникшее и пользуется им как первообразом, произведение его выйдет дурным (выделено мной. А. Г.)" (Ти- мей, 28 в).

Согласно Делёзу, “в симулякре наличествует безумное становление, глубинное субверсивное становление, умеющее ускользнуть от равного, от предела, от Того же Самого или от Подобного”

Осмысление Делёзом общества в качестве хаосмоса (см.) различающихся событийных серий выступает фиксацией нового социального состояния. Тем не менее, хотя подобие, сходство между резонирующими сериями сохраняется, “проблема” согласно Делёзу, “не в его наличии, а в его статусе и позиции” Это, по Делёзу, связано с тем, что “больше нет никакой привилегированной точки зрения, нет и объекта, общего для всех точек зрения. Нет никакой иерархии, нет ни второго, ни третьего. [...] Нет больше никакого отбора. Неиерархизированное творение представляет собой сгусток сосуществований и одновременность событий” Мир, с точки зрения Делёза, не может быть целостностью, ибо такое положение вещей делает невозможным многообразие: “Природа как производство разнообразного может быть только бесконечной суммой, то есть суммой, которая не объединяет в целостность собственные элементы” С. у Делёза — “вовсе не деградировавшая копия. В нем таится позитивная сила, отрицающая [...] оригинал и копию” По мысли Делёза, “симулякр основывает мир кочующих [номадических] распределений и торжествующей анархии” где “за каждой пещерой еще более глубокая пещера более обширный, невидимый и богатый мир над каждой поверхностью, пропасть за каждым основанием, под каждым обоснованием”

В постмодернизме роль неструктурированной множественности С. (по Делёзу, “дионисийских машин”), выступающих как хаос (см.), позитивная: ими отрицается не логос (см.), а логоцентризм (см.); они не позволяют утвердиться в статусе истины ни одной из вновь созданных людьми мировоззренческих систем; препятствуют тому, чтобы “заново центрировать круги” (Делёз), т. е. заменить изжившую себя “ истину ”-метанаррацию (см.) новой. Тем самым работа С., по Делёзу, порождает креативный хаос, утверждает дивергенцию и децентрацию. В этом, по мнению Делёза, кардинальное отличие С. от “подделки” “копии копий” осуществляющую деструкцию “ради консервации и увековечивания установленного порядка репрезентаций, образцов и копий” и “которая еще лишь должна быть доведена до той точки, в которой она меняет свою природу и обращается в симулякр”

По мысли Делёза, если повторение понимать как копию, то для С. “свойственно не быть копией, а опрокидывать все копии, опрокидывая также и все образцы” По убеждению Делёза, благодаря С. “понятие может бесконечно развивать свое содержание, в то же время вбирая неопределенное множество объектов” Мир С. у Делёза “это система, в которой различное соотносится с различным посредством самого различия”

Квалифицируя С. в качестве “состояния знака, согласованного с вечным возвращением” Делёз указывает: “В бесконечном движении убывающего от копии к копии подобия мы достигаем той точки, где все существенно меняется, сама копия превращается в симулякр, где, наконец, подобие, духовная имитация уступает место повторению” С. у Делёза “производит впечатление подобия” но строится он “на несоответствии, на различии, он интериоризирует некое несходство”. По словам Делёза, С. “поместил подобие снаружи, а живет различием” и т. наз. “повторение одинакового, — внешняя оболочка, подобная облезающей коже, обнажающей ядро различия и более сложных внутренних повторений”

Интерпретация С. у Делёза расходится с трактовкой С. у Бодрийяра. По мысли последнего, то, что Делёз именует “подделкой” точнее именовать “чистым С.” С помощью такового С., согласно Бодрийяру, создаются артефакты массовой культуры эпохи постмодерна. “Чистый С.” у Бодрийяра — самореферирующий- ся знак, диссимулирующий отсутствие чего бы то ни было. Посредством “чистого С.”/“подделки” и осуществляется симуляция (см.) подмена реальности мнимостями, кажимостями, отражающими бессознательные или сознательные желания (см.) людей. По Бодрийяру, симуляция “порождение, при помощи моделей, реального без истока и реальности: гиперреального”.

(“Simulacres et simulation”) книга Ж. Бодрийяра (см.), увидевшая свет в 1981. Данное сочинение явило собой, с одной стороны, попытку обобщения им своих предыдущих теоретических разработок, а с другой размышления автора по поводу современных культурных и экономических феноменов.

Текст книги состоит из восемнадцати глав, каждая из которых могла бы рассматриваться как отдельная работа. Это неизбежно поставило первых читателей, стремившихся найти в работе единую логику и изложение стройной теории симулякров, в несколько затруднительное положение.

В первой главе — “Прецессия симуля- кров” Бодрийяр определяет симуляцию как “порождение, при помощи моделей, реального без истока и реальности: гиперреального” Симуляция настолько широкомасштабна, что она заставляет совпасть все реальное с моделями симуляции. При этом исчезает самое существенное — различие между симуляцией и реальным. Таким образом, не остается места для метафизики. Нет больше ни сущности и явления, ни реального и его концепта. “Реальное производится, начиная с миниатюрнейших клеточек, матриц и запоминающих устройств, с моделей управления — и может быть воспроизведено несметное количество раз. Оно не обязано более быть рациональным, поскольку оно больше не соизмеряется с некой, идеальной или негативной, инстанцией. Оно только операционально. Фактически, это уже больше и не реальное, поскольку его больше не обволакивает никакое воображаемое. Это гиперреальное, синтетический продукт, излучаемый комбинаторными моделями в безвоздушное гиперпространство”

По Бодрийяру, эра симуляции начинается с устранения всякой взаимной отнесенности, с ликвидации всех референтов и их искусственного воскрешения в системах знаков — более податливом, нежели смысл, материале. Здесь уже не может быть и речи ни о “пародии, ни об удвоении, ни об имитации” Происходит лишь “замена реального знаками реального, то есть устрашающая манипуляция над всем реальным процессом его операциональным двойником, метаста- тирующей антропометрической машиной, программируемой и безукоризненной, которая предоставляет все знаки реального и в коротком замыкании все его перипетии”