Бодрийяр причисляет себя к нигилистам, если быть таковыми означает “предпочесть точку инерции и анализ необратимости системы вплоть до точки невозвратности; если быть таковыми означает находиться во власти способа исчезновения, а не способа производства; если быть таковыми означает переносить на нетерпимый предел гегемониче- ских систем радикальную черту насмешки и насилия, тот вызов, на который система вынуждена ответить своей собственной смертью” По его убеждению, “теоретическое насилие, а не истина вот что нам остается” Но на этот нигилизм система отвечает своим собственным нигилизмом — нигилизмом нейтрализации. Как пишет Бодрийяр, “система тоже нигилистична, в том смысле, что она обладает мощью превращать все, в том числе и то, что ее отрицает, в индифферентность”

Согласно Бодрийяру, “нет больше надежды для смысла. И, видимо, так оно и есть: смысл смертен. Но все то, чему он навязывал свое эфемерное царство, то, что он полагал уничтожить, чтобы создать царство Просвещения, очевидностей, — все это бессмертно, неуязвимо для самого нигилизма смысла или бессмыслицы. И вот где начинается соблазн”

Таким образом, по Бодрийяру, абсолютные ценности вовсе не исчезли, но стали операциональными, так что их теперь в избытке, на любой вкус. Воцарилась абсолютная прозрачность, имеющая, однако, сугубо симулятивный характер. Судьбою этого перенасыщенного мира являются инерция и индифферентность. Здесь патетику старого нигилизма сменяет угасание аффекта в меланхолии, сообразное с улетучиванием смысла в операциональных системах. Но даже подобная нигилистическая позиция, по Бодрийяру, чересчур теоретична, а значит, анахронична и должна упразднить себя.

В целом же введение в оборот философией постмодерна термина “симуляция” зафиксировало феномен тотальной се- миотизации бытия вплоть до обретения знаковой сферой статуса единственной и самодостаточной реальности. В данном аспекте Бодрийяр развил заложенную еще модернизмом идею “крушения реальности” В свое время блестящий драматург Эжен Ионеску зафиксировал соответствующий процесс применительно к вербальной сфере: “слова превращаются в звучащую оболочку, лишенную смысла: ...и весь мир предстал передо мною в необычном свете, возможно, в истинном своем свете, как лежащий за пределами истолкований и произвольной причинности”

“Замена реального знаками реального”, по Бодрийяру, становится лозунгом современной культуры, эволюционирующей от парадигмы “отражения реальности” до маскировки ее отсутствия, и идущей дальше, достигая современного состояния, когда означающее “вообще не соотносится с какой бы то ни было реальностью” В сущности, бодрийяров- ская симуляция основана на культивации и экстраполяции на все сферы социальной жизни презумпции “пустого знака”, т. е. исходит из фундаментального “отрицания знака как ценности, из знака как реверсии и умерщвления всякой соотнесенности”

Бодрийяр осуществляет анализ процесса симуляции, понятой как “порождение, при помощи моделей, реального без истока и реальности: гиперреального” В рамках симуляции реальное как конструируемый продукт “не обязано более быть рациональным, поскольку оно больше не соизмеряется с некой идеальной негативной инстанцией. Оно только операционально. Фактически, это уже больше и не реальное, поскольку его больше не обволакивает никакое воображаемое. Это гиперреальное, синтетический продукт, излучаемый комбинаторными моделями в безвоздушное пространство”

“Гиперреальность”, также выступающая одним из базовых концептов миропонимания Бодрийяра, характеризует ситуацию, когда феномены истины, адекватности, реальности перестают восприниматься в качестве онтологически фундированных и воспринимаются в качестве феноменов символического порядка. В подобно организованном пространстве феномен реальности обретает характеристики гиперреальности, в рамках которой оригинал и копия (подделка) сосуществуют в одном культурном контексте. Таким путем постмодернизм выводит человека из-под диктата одной определенной культуры: транскультурный мир располагается не в зоне директории по отношению к наличным культурам, но одновременно внутри их всех. Транскультура отнюдь не определяется как сумма содержаний наличных культур, но предлагает процессуаль- ность их игровых модификаций.

Современное общество конституируется как общество тотальной зрелищности — как так называемая витро-куль- тура (вспомним идею Ницше об “исторической болезни” европейской цивилизации, собирающей в своих музеях осколки прошлых культур). Согласно Бодрийяру, закончилась не только история, но и сама реальность, уступив место симулятивной “гиперреальности” симулякров. В культуре постмодерна статус знака и статус объекта оказываются неразличимы. Бодрийяр фиксирует эту ситуацию посредством метафоры “злой демон образов”

Фактически гиперреальность в трактовке Бодрийяра может быть оценена как реакция культуры на собственную тотальную симуляционность: американские восковые панорамы исторических событий в натуральную величину, Диснейленд и т. п. Последний, по его мнению, зона безусловной пассивности: познание его “действительности” возможно лишь благодаря имитациям “действительности” которая сама по себе носит симуляционный характер. В пространстве гиперреальности желания оказываются продуктом манипуляций, вкус и стиль — результатом своего рода идеологической экспансии социальности в индивидуальное сознание. (По оценке У Эко, атрибутивной характеристикой гиперреальности является то, что она заставляет поверить: именно такой и должна быть подлинная реальность.)

Рассматривая современность как эру тотальной симуляции, Бодрийяр трактует в этом ключе широкий спектр социальных феноменов, демонстрируя их симуляционный характер в современных условиях. Если власть выступает как симуляция власти, то и сопротивление ей не может не быть столь же симу- лятивным; информация не производит смысл, а “разыгрывает” его, подменяя коммуникацию симуляцией общения (“пожирает коммуникацию”). Симуляция у Бодрийяра, таким образом, располагается “по ту сторону истинного и ложного, по ту сторону эквивалентного, по ту сторону рациональных отличий, на которых функционирует любое социальное” Реальность в целом подменяется симуляцией как гиперреальностью: “более реальное, чем само реальное вот таким образом оно упраздняется” Не замечая свершившегося, культура, однако, продолжает “симуляцию реального”; в качестве симптомов этого Бодрийяр констатирует “непомерное раздувание... знаков реальности. Непомерное раздувание вторичных истины, объективности и аутентичности...

Бешеное производство реального и референтного...: такова симуляция в касающейся нас фазе”

понятие постмодернистской философии, фиксирующее феномен тотальной семиотизации бытия вплоть до обретения знаковой сферой статуса единственной и самодостаточной реальности. В данном аспекте постмодернизм развивает заложенную еще модернизмом (см.) идею “крушения реальности”, — уже Э. Ионеску фиксирует соответствующий феномен применительно к вербальной сфере: “слова превращаются в звучащую обблочку, лишенную смысла: ...и весь мир предстал передо мною в необычном свете, возможно, в истинном своем свете, как лежащий за пределами истолкований и произвольной причинности”

Понятие “С.” выступает базовым термином в философии Ж. Бодрийяра (см.) — см. “Симулякры и симуляция” (Бодрийяр) — согласно которой “замена реального знаками реального” становится лозунгом современной культуры, эволюционирующей от парадигмы “отражения реальности” до маскировки ее отсутствия. В дальнейшем же, в границах культуры постмодерна, достигается состояние, когда, по Бодрийяру, означающее [см.] “вообще не соотносится с какой бы то ни было реальностью” (см. “Пустой знак”). Концепт “С.”, согласно Бодрийяру, исходит из фундаментального “отрицания знака как ценности, из знака как реверсии и умерщвления всякой соотнесенности” Бодрийяр предпринимает анализ процесса С., понятой как “порождение, при помощи моделей, реального без истока и реальности: гиперреального” (см. Гиперреальность. — А. Г.).