Логайн ощетинился и так сжал челюсти, что Ранду почудился скрежет зубов. Он с трудом сдерживался, чтобы не рассвирепеть самому. Кадсуане и ее проклятые правила. Условия, на которых она согласилась стать его советником. Она притворялась, будто это он сам попросил ее их придумать, и с каждым разом добавляла к списку все новые и новые. Не так были тягостны правила, как само их существование, а особенно то, как Кадсуане их высказывала – этакий тычок острой палкой под ребра. Он уже открыл было рот, чтобы объявить, что хватит с него ее условий, а заодно и ее самой…

– Что бы там ни задумал Таим, ему наверняка придется выжидать до Последней Битвы, – внезапно заговорила Верин. Ее напоминающее бесформенную глыбу вязание, которое могло оказаться чем угодно, осталось лежать у нее на коленях. – И она не за горами. Согласно всему, что я прочитала об этом, знаки абсолютно прозрачны. Половина слуг встречала в коридорах мертвецов, людей, которых они знали живыми. Теперь это происходит так часто, что они уже даже не пугаются. И около дюжины пастухов, перегонявших скот на весенние пастбища, видели довольно крупный город, который растаял в воздухе всего в нескольких милях к северу.

Кадсуане приподняла голову и вперила взор в пухленькую Коричневую сестру:

– Спасибо, что напомнила нам то, что сообщила вчера, Верин, – сухо заметила она.

Верин моргнула и, снова взяв вязание, нахмурилась, словно сама никак не могла понять, что же выйдет из этого нагромождения петель.

Мин поймала взгляд Ранда и медленно покачала головой. Он вздохнул. В узах ощущались гнев и настороженность – последнее, судя по всему, предупреждение ему. Порой создавалось ощущение, что она способна читать его мысли. Что ж, если уж Кадсуане так нужна ему – а Мин утверждала, что иначе и быть не может, – то, значит, она действительно нужна. Жаль только, пока не совсем понятно, чему она может научить его, кроме как виртуозно скрежетать зубами.

– Дай мне совет, Кадсуане. Что ты думаешь о моем плане?

– Ну, наконец-то мальчик спрашивает, – пробормотала та, откладывая вышивание в корзину. – Это когда все его хитроумные построения приведены в действие, причем о большей их части я даже не подозреваю, и теперь он спрашивает. Замечательно. Твой мир с Шончан не будет пользоваться популярностью.

– Перемирие, – поправил Ранд. – Перемирие с Возрожденным Драконом будет существовать столько же, сколько существует Возрожденный Дракон. Когда я умру, все окажутся свободными от обязательств и смогут решать, возобновлять войну с Шончан или нет.

Мин захлопнула книгу и скрестила руки на груди:

– Не смей так говорить! – выпалила она, ее личико покраснело от гнева. Узы донесли страх.

– Это Пророчество, Мин, – грустно ответил он. Ранда печалила отнюдь не его судьба, а ее. Он хотел защитить Мин – и ее, и Илэйн, и Авиенду – но в конце концов он принесет им всем только боль.

– Я же сказала, не смей так говорить! В Пророчествах не сказано, что ты обязан умереть, Ранд ал’Тор. И я не позволю тебе умереть. Я, Илэйн и Авиенда, мы все втроем, не позволим тебе умереть! – Она впилась взглядом в Аливию, которая, согласно ее видению, поспособствует смерти Ранда, и руки Мин потянулись к манжетам.

– Успокойся, Мин, – сказал Ранд. Девушка отдернула руки от манжет, где таились ножи, и сжала зубы. Узы внезапно заполнило упрямство. Свет, то есть теперь ему придется волноваться о том, как бы Мин не попыталась убить Аливию? Откровенно говоря, у нее это вряд ли получится – бросать нож в шончанку все равно что в Айз Седай, – но девушка могла сама оказаться покалеченной. Вряд ли Аливия умеет создавать что-то, кроме боевых плетений.

– И все равно это твое предприятие не будет пользоваться популярностью, – непреклонно провозгласила Кадсуане, повышая голос. Она смерила Мин хмурым взглядом, а потом снова повернулась к Ранду. Ее лицо было спокойным и невозмутимым, как у настоящей Айз Седай. Темные глаза напоминали два черных, отполированных до блеска камня. – Особенно в Тарабоне, Амадиции и Алтаре, как, впрочем, и везде. Если ты позволяешь Шончан удерживать те земли, которые они уже захватили, какие страны ты сдашь потом? Именно таким вопросом задастся большинство правителей.

Ранд откинулся в кресле, вытянул ноги перед собой и скрестил лодыжки:

– Не важно, будет это перемирие пользоваться популярностью или нет. Кадсуане, в Тире я прошел сквозь тер’ангриал. Ты же знаешь об этом?

Она нетерпеливо кивнула – золотые украшения качнулись.

– Один из вопросов, которые я задал Элфин, звучал так: как мне выиграть Последнюю Битву?

– Опасный вопрос, – тихо отметила она, – ведь он некоторым образом связан с Тенью. Результаты могут оказаться не самыми благоприятными. Каков был ответ?

– Север с Востоком должны стать едины. Запад и Юг должны стать едины. И обе эти части должны стать едины, – Ранд выпустил изо рта колечко дыма, затем второе. Но он не стал рассказывать обо всем. Он спросил еще: как выиграть битву и остаться в живых. Вторая часть ответа была следующей: чтобы жить, нужно умереть. В ближайшее время обсуждать это с Мин он не собирался. Впрочем, как и с любым другим, разве что с Аливией. Сейчас же нужно просто придумать, как остаться жить после смерти. – Сначала я думал, что это означает, что я должен завоевать всех и вся. Но оказалось, что это совсем не то, о чем они говорили. Что если уж Шончан заняли Запад и Юг, создать альянс, который и будет участвовать в Последней Битве? Альянс Шончан со всеми остальными?

– Допустим, – согласилась она. – Но если собираешься заключать это… перемирие… зачем ты направляешь немалую армию в Арад Доман и укрепляешь свои позиции в Иллиане?

– Потому что Тармон Гай’дон действительно приближается, Кадсуане, а я не могу одновременно сражаться и с Тенью, и с Шончан. Или я заключу перемирие, или сокрушу их, чего бы мне это не стоило. Пророчества гласят, что я должен связать с собой девять лун. И лишь пару дней назад я понял, что это значит. Как только вернется Башир, я узнаю, где и когда я встречусь с Дочерью Девяти Лун. Остался вопрос, каким же образом я должен привязать ее, и, видимо, ответ на этот вопрос даст она сама.

Он говорил все это так, словно это уже дело решенное, время от времени выдувая колечко дыма для передышки. Слушатели реагировали на сказанное по-разному. Лойал быстро строчил в тетрадке, стараясь записать каждое слово, а Харилин и Энайла как ни в чем не бывало вернулись к игре. Если понадобится их умение исполнять смертоносный танец с копьем – они готовы. Аливия яростно кивала головой, несомненно, окрыленная надеждой на то, что тот, кто держал ее в ошейнике в течение пятисот лет, наконец-то будет повержен. Логайн отыскал еще одну плошку и вылил в нее остатки из кувшина, однако он скорее не пил, а просто грел вино в ладонях. На лице застыло непроницаемое выражение. Теперь Верин пристально изучала Ранда. Хотя она всегда проявляла к нему излишнее любопытство. Почему же, во имя Света, Мин ощущала такую пронизывающую до мозга костей печаль? А Кадсуане…

– Камень трескается от мощного удара, – возвестила та, ее лицо – бесстрастная маска Айз Седай. – Сталь разлетается на куски. Дуб противостоит ветру и все же ломается. Ива гнется, где нужно, и остается в живых.

– Иве не победить в Тармон Гай’дон, – ответил Ранд.

Дверь снова со скрипом распахнулась, и, приволакивая ноги, вошел Этин:

– Милорд Дракон, прибыли трое Огир. Их очень обрадовало, что мастер Лойал здесь. Одна из этих троих – его мать.

– Моя мать? – пискнул Лойал. И все равно его голос напомнил гулкий вой ветра в пустой пещере. Он вскочил так резко, что опрокинул стул, и принялся отчаянно заламывать руки. Его уши поникли. Огир вертел головой из стороны в сторону, словно хотел найти способ покинуть комнату как угодно, но только не через дверь. – Что же мне делать, Ранд? Двое других наверняка Старейшина Хаман и Эрит. Что мне делать?

– Госпожа Коврил заявляет, что она очень хотела бы поговорить с вами, мастер Лойал, – объявил скрипучим голосом Этин. – Очень хотела бы. Они промокли под дождем, но она сказала, что они подождут вас наверху, в гостиной для Огир.