– Опасно? – внутри все похолодело. – Что ты имеешь в виду? Куда ты собираешься?

От одной мысли о том, что она может лишиться его защиты, в животе появлялся нехороший ком. Мало кому из местных женщин удалось избежать приставаний Шайдо. Без него…

– Некоторые из нас подумывают вернуться в Трехкратную Землю, – его улыбка потухла. – Мы не можем идти за лже-Кар’а’карном. Быть может, нам будет позволено прожить жизнь в наших владениях. Мы раздумываем над этим. Мы много времени провели вдали от дома, и от Шайдо нас уже тошнит.

Она найдет способ решить проблему, если он уйдет. Она должна. Любой ценой.

– Так что опасного в том, что я делаю? – Фэйли приложила все усилия, чтобы голос прозвучал как можно более непринужденно, но это оказалось непросто. Свет, что же ей без него делать?

– Шайдо слепы даже тогда, когда трезвы, Фэйли Башир, – тихо ответил он. Сняв с нее капюшон, он воткнул один из цветков ей в волосы над левым ухом. – А мы, Мера’дины, используем глаза, чтобы видеть. – Еще один цветок занял место над правым ухом. – В последнее время у тебя появилось много новых друзей, и ты собираешься бежать вместе с ними. Смелый план, но опасный.

– И ты расскажешь это Хранительницам или Севанне? – Удивительно, что ей удалось произнести это таким спокойным тоном. Желудок, судя по всему, решил завязаться в узел.

– Зачем мне это? – спросил он, пристраивая очередной цветок. – Джорадин подумывает забрать с собой в Трехкратную Землю Ласиль Алдорвин, даже если она Древоубийца. Он думает, что ему удастся убедить ее бросить свадебный венок к его ногам. – Ласиль обрела защитника, забравшись в постель к Мера’дину, который сделал ее гай’шайн, а Аррела сделала то же самое с одной из Дев, что взяли ее в плен. Но Фэйли сильно сомневалась, что план Джорадина увенчается успехом. Обе женщины нацелились на побег, словно острия стрел, наложенных на натянутую тетиву. – И я думаю, я мог бы взять тебя с собой, если мы все-таки решим уйти.

Фэйли взглянула на него. Капли влаги почти насквозь промочили ее волосы.

– В Пустыню? Ролан, я люблю своего мужа. Я тебе это уже говорила. Это правда.

– Я знаю, – ответил он, продолжая украшать ее цветами. – Но сейчас ты носишь белое одеяние, а то, что случилось с тобой, когда ты ходила в белом, подлежит забвению, когда ты его снимешь.

И твой муж не сможет с этим поспорить. И, кроме того, если ты отправишься со мной, в первом же здешнем городе я отпущу тебя на свободу. Мне не следовало делать тебя гай’шайн. В этом ошейнике и поясе столько золота, что оно обеспечит тебе безопасное возвращение в объятия мужа.

От изумления Фэйли раскрыла рот. Через секунду она обнаружила, что ее кулак врезался в широкую грудь обидчика. Гай’шайн строжайшим образом запрещено совершать насильственные действия, но мужчина лишь заулыбался еще шире.

– Ты!.. – она снова ударила его, на этот раз сильнее. Она просто колотила его. – Ты! Мне даже не придумать нужного слова! Ты заставляешь меня поверить, что ты оставишь меня на растерзание Шайдо, хотя на самом деле предлагаешь мне сбежать?

Ему, наконец, удалось поймать ее кулак и спрятать его в мощной ладони.

– Если мы уедем, Фэйли Башир, – рассмеялся он. Он еще и смеется! – Это еще не решено. В любом случае, зачем мужчине сразу давать женщине понять, что он готов ради нее на все?

И снова неожиданно для себя она одновременно расплакалась и засмеялась, так что ей даже пришлось опереться на Ролана, чтобы не упасть. Проклятое айильское чувство юмора!

– Ты прекрасна с цветами в волосах, Фэйли Башир, – прошептал он, добавляя в ее локоны новый цветок. – И без них тоже. И сейчас ты все еще в белом.

Свет! Жезл теперь у нее, – он холодит ей руку, – но до тех пор, пока Терава не позволит Галине свободно ходить по лагерю, способа его передать не представится, и нет гарантии, что женщина не выдаст ее из отчаяния. Ролан предлагает ей спасение, если Мера’дины решат-таки уйти, но он не прекратит попытки завлечь ее к себе в постель до тех пор, пока на ней белое одеяние. А если Мера’дины предпочтут остаться, не выдаст ли кто-нибудь из них ее план побега? Если верить словам Ролана, они все знают! Надежда и опасность, все так запутано. Вот такой клубок.

Как выяснилось позже, Фэйли была абсолютно права насчет реакции Теравы на исчезновение жезла. Перед полуднем всех гай’шайн согнали на открытое место и заставили раздеться догола.

Изо всех сил стараясь прикрыть себя руками, Фэйли стояла среди других женщин, одетых в золотые ошейники и пояса Севанны, – всем было приказано немедленно надеть их на голое тело. Они стояли группой, пытаясь сохранить осколки скромности, пока Шайдо перерывали палатки гай’шайн, втаптывая их нехитрый скарб в грязь. Фэйли оставалось лишь думать о том месте в городе, где она спрятала жезл, и молиться. Надежда и опасность – как же распутать этот клубок?

Мэт и не думал, что Люка покинет Джурадор, проведя в нем лишь один день, – обнесенный каменной стеной город жил за счет добычи соли и был весьма богат, а Люка любил, когда деньги сами идут к нему в руки. Поэтому он и не стал сильно расстраиваться, узнав, что «Знаменитая Странствующая Труппа и Удивительная Выставка Чудес и Диковин Валана Люка» остается здесь еще по крайней мере дня на два. Сильно расстраиваться он действительно не стал, а только понадеялся, что удача от него не отвернется и ему поможет то, что он та’верен. Правда, на его памяти, это ему помогало редко.

– Очереди на вход уже почти такие же, как вчера в самый пик, – радостно размахивал руками Люка.

Наутро после смерти Ренны они сидели в огромном, ярко раскрашенном фургоне Люка. Хозяин вагона, высокий мужчина развалился на позолоченном стуле, стоявшем рядом с узким столом, – настоящим столом, окруженным табуретками, которые сейчас были задвинуты под столешницу. В остальных же фургонах нечто наподобие стола крепилось к потолку на веревках, а есть приходилось сидя на кроватях. Люка еще не надел свою пеструю куртку, но размахивание руками привлекало к нему внимание ничуть не хуже. Лателле, его жена, готовила на завтрак кашу на маленьком очаге, сложенном из кирпичей в углу фургона, отчего в воздухе резко пахло специями. Женщина всюду сыпала столько специй, что на вкус Мэта блюда получались несъедобными, но Люка заглатывал все, что она перед ним ставила, причем так, будто никогда не ел ничего вкуснее. У него, наверное, луженый язык.

– Я жду, что сегодня посетителей придет вдвое больше, а может, и втрое. И завтра тоже. Посмотреть все зараз не успеешь, а здешние могут позволить себе прийти дважды. Это все молва, Коутон. Молва. Она приносит поболе, чем ночные цветы Алудры. Все так хорошо складывается, что я прямо чувствую себя та’вереном. Куча посетителей, и с каждым разом все больше и больше. Вот что делает охранная грамота, выданная Верховной Леди, – Люка резко замолчал, слегка смутившись, будто бы только что вспомнил, что имя Мэта на этой грамоте не указано.

– Тебе бы это могло не понравиться, если бы ты и правда был та’вереном, – огрызнулся Мэт, отчего Люка неодобрительно покосился на него.

Мэт засунул палец под черный шелковый шарф, который скрывал шрам от петли у него на шее, и ослабил его. Ему вдруг показалось, что ткань слишком давит. Всю ночь он видел во сне трупы, плывущие вниз по реке, и проснулся оттого, что в голове крутились игральные кости. А это всегда плохой знак. Тем более что на этот раз они прямо-таки норовили расколоть череп изнутри.

– Я могу заплатить тебе столько, сколько ты заработаешь, устраивая шоу в каждой деревушке по дороге отсюда до самого Лугарда. И не важно, сколько зевак ты при этом соберешь. Это помимо того, что я тебе обещал за то, что ты взялся доставить нас в Лугард.

Если не останавливаться на каждом перекрестке, чтобы дать представление, они на три четверти сократят время, которое им потребуется, чтобы добраться до Лугарда. И еще больше они сэкономят, если Мэту удастся убедить Люка проводить в дороге целый день, а не полдня, как они это делают сейчас.