Кровь начала остывать, и – о Свет! – стало больно.

– Похоже, я испортил камзол, – пробормотал Мэт, касаясь пальцами пропитанного кровью лоскута. Это движение заставило поморщиться. Когда его успели зацепить по левой руке?

Взгляд Туон буравил ему череп. Но наконец она кивнула, будто бы пришла к какому-то заключению.

Том и Селусия стояли чуть дальше по улице над полдюжиной тел, распростертых на каменной мостовой. Вот и причина, почему Туон все еще здесь. Том сжимал в каждой руке по кинжалу, а Селусия осматривала через дыру в камзоле рану у него под ребром. Как ни странно, судя по количеству темных блестящих пятен на одежде, Том пострадал меньше, чем сам Мэт. Интересно, а Туон тоже принимала участие в драке? На ней нет ни единого пятнышка. У Селусии на левой руке виднелся порез, но, судя по всему, он не особо ее беспокоил.

– Я стар, – внезапно заявил Том, – и иногда воображаю то, чего не может быть. Хорошо, что я сразу об этом забываю.

Селусия оторвалась от своего занятия и холодно посмотрела на него снизу вверх. Хоть она и дамская горничная, кровь, видимо, ее совсем не пугает.

– И что же вы пытаетесь забыть?

– Не могу вспомнить, – ответил Том. Селусия кивнула и вернулась к осмотру.

Мэт тряхнул головой. Иногда у него закрадывалось подозрение, что с мозгами у Тома не совсем в порядке. Селусия же решила не забивать себе этим голову ни сейчас, ни впредь.

– Эта не выживет, поэтому ее не допросишь, – протянула Туон, хмуро глядя на девушку, хрипящую и извивающуюся у ее ног. – И если она выкарабкается, то все равно не сможет говорить.

Грациозно изогнувшись, Туон подобрала кинжал дикарки и всадила его девушке под ребро. Хрип прекратился; стекленеющие глаза обратились к полоске неба над головой.

– Милосердие, которого она не заслуживает. Но я не вижу смысла в бесполезных страданиях. Я выиграла, Игрушка.

– Выиграла? Ты о чем?

– Ты первый назвал меня по имени. Так что я выиграла.

Мэт тихонько присвистнул сквозь зубы. Он и до этого знал, что ее так просто не сломишь, но теперь выясняется, что он не знает и половины.

Если кому-нибудь взбредет в голову выглянуть в окно, эта бойня может вызвать вопросы у местного магистрата, а быть может, и у самого лорда Натина. Но любопытных лиц в окнах не появлялось. Люди стараются по возможности избегать таких историй. Насколько можно судить, за время резни сюда могло забрести сколько угодно носильщиков. Однако все они тотчас же поспешили побыстрее убраться прочь. Пошел ли кто-нибудь за солдатами лорда Натина – другой вопрос. И все же Мэт не испытывал страха перед Натином или его магистратом. Двое мужчин, сопровождающие двух женщин, не станут нападать на дюжину верзил с мечами наголо. Хотя, скорее всего, эти парни и несчастная девушка хорошо знакомы дружине лорда.

Прихрамывая, Мэт принялся собирать свои ножи. Он замер, вытаскивая лезвие из глаза седеющего типа. До этого момента ему не удалось разглядеть его лицо. Все случилось так быстро, что остались только общие впечатления. Тщательно вытерев лезвие о полу камзола убитого, Мэт спрятал нож в рукаве и выпрямился.

– Наши планы изменились, Том. Мы покидаем Мадерин как можно скорее. Люка будет только рад от нас избавиться и даст нам столько лошадей, сколько мы захотим.

– Надо доложить о случившемся, Игрушка, – сурово возразила Туон. – Умалчивать – такое же преступление, все равно что совершать его.

– Ты узнал того парня?

Мэт кивнул:

– Его зовут Вэйн, и я очень сомневаюсь, что в этом городе поверят, что досточтимый купец напал на нас посреди улицы. Люка отдаст нам лошадей, только чтобы не ввязываться в это.

Странно. Этот торгаш не проиграл ему ни одной монетки. Даже не поставил ни гроша. Так почему же? Очень странно. Это еще одна причина делать ноги, и побыстрее.

Полуденное солнце Амадиции грело макушку Перрина, когда он ехал верхом на Ходоке под рваными перистыми облаками по направлению к крышам Алмизара, расположенного в ста милях на юго-запад от Амадора. В нетерпении он гнал гнедого рысью. По обеим сторонам дороги, на сколько хватало глаз, тянулись фермы – каменные домики, крытые соломой, из труб которых шел серый дымок, а у амбаров копошились куры. Толстозадые овцы и черные пятнистые коровы мерно жевали траву за каменной изгородью пастбищ, а мужчины и мальчишки вспахивали поля или засеивали уже вспаханную ниву. Судя по всему, сегодня день большой стирки: повсюду на задних дворах кипятились на кострах огромные чаны, а женщины и девочки развешивали по веревкам рубахи, блузы и постельное белье. Участки дикой природы попадались редко, только небольшие рощи, да и то оставленные для того, чтобы обеспечивать местных жителей дровами.

Перрин попытался почувствовать присутствие волков, но ничего не вышло. Не удивительно. Волки предпочитают держаться подальше от такого количества людей, подальше от цивилизации. Ветер окреп, и Перрин закутался поплотнее в плащ. Несмотря на то что сейчас необходимо выглядеть солидно, плащ был из простой коричневой шерсти. Его единственный шелковый плащ был с меховым подбоем, так что сегодня в нем было бы жарковато. Зеленого шелкового камзола с серебряной отделкой будет достаточно для создания нужного впечатления. Камзола и еще броши в виде двух волчьих голов, выполненных в золоте и серебре. Подарок Фэйли. Перрину она всегда казалась слишком вычурной, чтобы носить просто так, но этим утром он все-таки выудил ее со дна сундука. Маленькая деталь, которая заставит простой плащ выглядеть совсем по-другому.

Что самое удивительное, на полях вокруг города расположились караваны Лудильщиков – штук пять по крайней мере. Если верить Илайасу, встреча двух караванов обычно заканчивается праздником, а если их три – то празднование может затянуться на несколько дней. Встреча большего количества караванов – редкость, такое случается разве что летом, в День Солнца, в заранее условленных местах.

Перрин пожалел, что не взял с собой Айрама, пусть даже есть риск, что Масима узнает больше чем следует. Быть может, если Айрам проведет какое-то время среди своего народа, он все-таки решит сложить меч. Это лучшее решение щекотливой проблемы, что пришло в голову Перрину, однако не факт, что и это сработает. Айрам, пожалуй, слишком привязался к своему мечу. Но не может же Перрин просто так отослать его прочь. Ведь именно он вложил в руки Айрама меч, и теперь и меч, и его владелец находятся под его, Перрина, ответственностью. И одному Свету известно, что станет с беднягой, если его господин переметнется на сторону Масимы.

– При взгляде на Туата’ан вы хмуритесь, милорд, – проговорила Генерал Знамени Хирган, растягивая слова. Проведя с ней больше времени, Перрин стал лучше понимать ее речь. – Они причиняют вам неприятности в ваших владениях? У нас на родине нет ничего подобного, но, насколько я знаю, главная неприятность заключается в том, что местные жители хотят их выгнать. По всей видимости, они – великолепные воры.

Сегодня они с Мишимой были в синих плащах в красно-желтую полоску и красных камзолах с синими манжетами и желтым кантом по лацканам. Три маленькие вертикальные полоски в форме тонкого плюмажа шончанского шлема, расположенные на груди слева, указывали на ее ранг. У Мишимы были две такие полоски. Дюжина солдат, ехавших следом, щеголяла привычной полосатой броней и раскрашенными шлемами; причем весь эскорт держал копья, увенчанные острыми стальными наконечниками, под одним и тем же углом.

Отряд приверженцев Фэйли следовал за Шончан, их тоже было двенадцать. Они являли собой не менее яркое зрелище: тайренские куртки с пухлыми рукавами с атласными вставками вперемежку с кайриэнской формой с полосами цветов Дома поперек груди. Однако, несмотря на присутствие мечей, они выглядели куда менее опасно, чем солдаты, и, судя по всему, знали об этом. Порывы ветра приносили с собой обрывки негодования, источником которого едва ли были Шончан. Солдаты же пахли спокойствием, они выжидали, словно волки, которые знали, что скоро нужно будет пустить в ход зубы. Но не сейчас. Еще нет.