Цезарь прыгнул лапками мне на ноги, встречая, попытался дотянуться до свёртка в руках, но ничего не вышло. Тогда чихуашка залаял — пронзительно и требовательно. Тут же отозвался Пашка с клетки волнистиков:

— Цезарь, фу! Хорош визжать, дурик!

— Ну вас, — бросила я обоим и открыла дверь в комнату. Бася лениво подняла голову и вопросительно мяукнула. Корзинка у печки пустовала, видно, Мисс Гранжер решила прогуляться. Ну и слава богу. Я сгрузила обмякшее тело ящерицы в корзинку и, вытащив из-под него куртку, накрыла одеялом, которое сушилось на печке. Укутала хорошенько, подоткнула, потом распрямилась и обвела взглядом комнату. Что бы ещё накинуть на этого найдёныша? Нашла в шкафу свою тёплую кофту, которая грела меня ещё в детдоме, и положила на одеяло. Подкинув пару полешек в печь, услышала визг собак на улице.

Ох, хоть бы Глафира Малыша не покусала! Она способна!

Распахнув входную дверь, увидела москвича, который жался к стенке дома. А Глаша метнулась между моих ног, прежде чем я смогла схватить её за поводок.

— Куда?! — завопила, перепугав попугайчиков и щеглов, бросилась за питбулихой в комнату, едва не наступив на Цезаря. Тот шуганулся под печь, Пашка заорал:

— Аларм! Аларм! Свистать всех наверх! Перья повыдергаю!

Кошки! В комнате же кошки! Я же не знаю, как питбулиха относится к кошкам… Влетев в комнату, обнаружила Басю на шкафу, Каську на шторке у карниза, а Глашу… в корзинке с ящером. Питбулиха лежала, обнимая лапами укутанного в тёплое найдёныша, и с остервенением вылизывала тупорылую мордочку.

— Ну, Глафира… — протянула я. — Ты меня удивила!

Собака подняла на меня взгляд, на миг прервавшись, словно сказала, что я зря сомневалась, и с удвоенной силой принялась лизать ящерицу. Скребя коготками по крашеным доскам, пришкандыбал Пашка, осторожно заглянул в корзинку и удивился:

— Дурик?

— Сам ты дурик, — я протянула руку к попугаю. — Иди сюда, оставь их в покое.

— В покое, в покое, — проворчал Пашка, отскакивая от меня и косясь на Глашу. — Дай яблочка! Дай, Ма-а-ашенька!

— Дам, погоди. Не хочешь со мной — ну и сиди тут. Тебя Глаша съест, и поделом тебе.

— Гла-а-аша, хорошая Гла-а-аша, — тут же попытался подлизаться к питбулихе Пашка, а я против воли захохотала:

— Ну ты, Пашка, жук!

— Пашка — попугай, — обиделся он. — Отличается умом и сообразительностью. С носом.

И гордо заковылял под кровать. Глафира только башкой повела, и мне почему-то показалось, что она мысленно профейспалмила. Глупость, конечно, но мало ли, мы же не знаем, о чём думают собаки.

Сняв Касю с занавески и прижав к себе, я присела на кресло у окна и взяла телефон. Для начала надо попытаться узнать, как лечить ящерицу, если она вдруг заболеет. Нет, даже не так. Ящерица точно заболеет — провести неизвестно сколько времени в лесу на снегу не пройдёт даром. А к ветеринару её везти не вариант, у меня же машины нет. Если только договориться с ветом, которого обещала прислать Елена Сергевна…

А что это вообще за ящерица? За бытность свою передержкой и приёмной «мамой» я два раза видела агам: взрослую тварь в сорок сантиметров и мелкого детёныша с ладонь длиной вместе с хвостом. Но на агаму мой найдёныш похож только отдалённо. У него были рожки, как у козы, только не острые и не загнутые, а смотревшие вперёд. А ещё, похоже, у него были крылья. Самые настоящие. Разве бывают ящерицы с крыльями?

Яндекс уверенно сказал, что бывают. А ещё они бывают с рогами. Но не вместе. Или — или. Мой же экземпляр, получается, мутант какой-то. Хотя до Чернобыля далеко.

Встала, переложила кошку на кровать и присела к лукошку. Глаша подняла морду, подняла брыли и оскалилась. А я погрозила ей пальцем:

— А ну, не балуй! Мне нужно посмотреть.

Питбулиха отвела взгляд и опустила морду на одеяло, освободив мне доступ к ящерице. Я откинула ткань, коснулась жёсткой шеи и с удовольствием отметила, что чешуйки уже не отдавали холодом. Нагрелись. Погладив животное, я подумала, что надо обустроить ему какой-нибудь террариум. Но потом. Сначала, наверное, просто лампу. Ящерицам нужно тепло, много тепла, а печки будет недостаточно. Бедный малыш… Настрадался. Но теперь всё будет хорошо, я его выхожу.

Это утро началось, как и десяток предыдущих. Я проснулась от звука будильника, потянулась за телефоном, кряхтя. Отключив звонок, вытянула руки и погладила тёплое, даже жаркое тело ящерицы. Я назвала её Нексус, как магический источник энергии трёх сестёр-ведьм. Ну, вот как-то решила, что это мальчик. Некс совершенно оправился от пребывания в холодном лесу, каждый день с наслаждением грелся под лампой, полуприкрыв глаза, а потом бегал по всему дому за Пашкой, стараясь достать его из-под дивана или с клетки. Даже волнистиков один раз опрокинул. Пришлось ругаться. Некс вроде как устыдился, сразу сбежав в свою корзинку у печки, а попугай выучил несколько новых выражений.

Вот и теперь он сонно подал голос с жёрдочки:

— Ма-а-ашенька, крылья пообрываю! Рога обломаю!

— Если ты мне, Пашка, то у меня крыльев нет, — усмехнувшись, я оторвала от себя цепкие лапки Некса и сгрузила тяжеловатое тело ящерицы на пол. Потянувшись, Некс расправил крылышки и потрепыхал ими в воздухе, потом зацокал коготками к двери, поднялся на задние лапы и дотянулся до ручки.

— Некс, зачем безобразия творишь? — усмехнулась я. — Пашка, пошли, яблочка дам.

Попугай встрепенулся, услышав знакомое слово, и распустил крылья:

— Яблочко! Яблочко будешь?

— Буду, буду, — пробурчали из кухни тонким голоском. Я замерла. Кто это? Пашка тут, а в комнате только волнистики и щеглы, которые говорить не умеют. Выглянув из комнаты, осмотрелась. Цезарь носился кругами вокруг стола, пытаясь в прыжке цапнуть Некса, который взобрался на стул и уже торчал передними лапами на столе, ожидая завтрак. А больше никого не было.

— Во. Глюки. Началось, — сказала я сама себе. — Пора к врачу идти и таблетки глотать…

Лежавшая на подстилке у двери Глафира подняла голову с лап и смачно зевнула, будто посмеялась надо мной. А мне стало совсем не по себе. Надо что-то с этим делать, надо найти хотя бы соседку какую-нибудь. Вон, комнатка маленькая стоит барахлом от прошлых хозяев забитая. Разобрать тряпки и коробки, матрас поменять и найти жиличку, чтобы было с кем словом перемолвиться, кроме безмозглого попугая.

Я взяла из шкафчика яблоко, потом ещё одно — вспомнила, что теперь не только Пашка лакомится, но и Некс, принялась резать их кусочками. Попугай, тяжело хлопая крыльями, прилетел из комнаты и уселся на стол, опасливо поглядывая на ящера. Тот тянул когтистую лапку за яблочком, опасаясь ножа, а Пашка, щёлкнув языком, сказал моим вредным голосом:

— Останешься без носа!

Некс фыркнул на него самым натуральным образом, так что облачко пара вырвалось из пасти. Я изумлённо глянула на ящера, потом дохнула сама. Ничего. Не может быть, чтобы дома было настолько холодно! Что за чудеса? Лютый пи… новый поворот снова выглянул из-за угла, мерзко хихикая. Теперь у меня не только слуховые, но и зрительные галлюцинации! Прелестно…

— Эх, дети мои, ваша Маша двинулась умом, — вздохнула я, подвигая Нексу и Пашке по кусочку яблока. Попугай схватил свой, утащил подальше от ящера и сказал, чавкая:

— Машка дурик.

— Точно-точно, я дурик, — кивнула печально.

Со двора раздался громкий «ррав» Малыша. Ох, кто это ко мне пожаловал? Москвич так встречал только знакомых, на незнакомых лаял долго и сердито. Выйдя на террасу и выглянув в окошко, я улыбнулась. Соседка тётя Лида. Ну, хотя бы без Люсьенчика пришла. Карликовому пуделю, капризному и своенравному, требовалась стрижка каждые три месяца. Вопреки здравому смыслу я всегда стригла Люсьена бесплатно, а за это тётя Лида присматривала за моими зверятами в те дни, когда я ездила в город с ночёвкой. У соседки был и ключ от моего дома, достаточно было послать ей СМСку и сказать, что я уезжаю на несколько дней…