Молька просила произвести эффект на смотринах, и я решил, что к цветам, которые я подарю ее маме и бабушке, и дорогому вину, которое принесу к столу, кольцо с бриллиантом в карат с небольшим, будет просто идеальным завершающим штрихом. А заодно сыграл бы ва-банк: вроде как я по серьезному делаю предложение, она должна согласиться, разразиться слезами от силы моей, облаченной в материальную форму, любви, взять кольцо и стать моей официальной невестой. А там уже дело техники.
А получается, что кольцо, которое обошлось мне в семизначную сумму, валяется на столе, пока у нас тут сцен разборок акт второй.
— Вера, я распереживался, куда ты запропас… тилась.
А на манеже все те же: Туалетный утенок собственной персоной. Нужно сказать ему, чтобы не зажаривался в солярии до цвета аппетитной хрустящей корочки, а то хочется окунуть его мордой в снег, чтобы охладился. Кстати, я вот прямо так и сделаю, только выясню, что он тут делает.
Так, Червинский, а ну тормози.
Что он сейчас сказал?
— Марик, ты ведь помнишь Егора, да? — хлопает глазками моя адская козочка.
Хотя нет, сейчас просто белый и пушистый одуванчик.
Подорожник, блядь! Хоть к ране прикладывай!
— То есть этот утконос и есть твое «я очень занята в офисе»? — елейным тоном интересуюсь я. — То есть ты тут со своим бывшим налаживаешь телемост, а мне закатываешь сцены ревности, хоть я просто зашел выпить кофе с сестрой?!
— Не обижай утконосов, — заступается Маринка, но я все равно уже зверею.
А когда я зверею, Туалетные утята запросто превращаются в хорошо отбитые куриные грудки.
Ну а адские козочки, прикидывающиеся одуванчиками, точно узнают, какой тяжелой бывает рука бешенного Марика Червинского, опущенная на их зад.
У моей покладистой Мольки такое лицо, будто я застукал непослушную малышку за поеданием банки варенья. Хоть доставай телефон и фотографируй, чтобы использовать в будущих спорах, где она снова будет отращивать рожки и выпускать «Верочку» поглумиться над моими светлыми чувствами.
— Ну, я до сих пор жду ответ, — напоминаю я, быстро вставая из-за стола и перегораживая утконосу путь к отступлению. А то паника в его взгляде вопит, что парень не зря чувствует зуд в заднице. В этот раз я его просто так не отпущу: покажу Туалетному утенку, для чего ему предназначена рожа. Буквально.
— Я еще не твоя невеста и не буду перед тобой отчитываться, — задирает нос Молька, но при этом косит взгляд на одинокое кольцо. — И вообще…
— А ты собираешься выйти за него замуж? — спрашивает Туалетный утенок с таким видом, словно я — какое-то недоразумение природы, и брак между нами равносилен скрещиванию лука и персика.
Мне нужно только протянуть руку, чтобы приобнять придурка за плечи. Со стороны должно казаться, что мы приятели и собираемся просто выйти освежиться: не могу же я при всем честном народе тащить этого сноба как положено — за шиворот.
— Что … я…
— Ну-ка пошли поговорим на твою территорию, Туалетный утенок, — сквозь зубы цежу я и волоку его через зал в сторону туалета.
Здесь он как-то хитроумно спрятан за ширмами и как раз свободен, так что я буквально пинком заталкиваю придурка внутрь и выразительно шевелю бровями, закрывая дверь на защелку. Нужно отдать мужику должное — он пытается храбриться и держать лицо, но все-таки я выше, крепче и, самое главное, злее. То есть буквально злой как дьявол, потому что одному малахольному хочется нарезать круги вокруг моей адской козочки. Она тоже свое получит, и ей повезет куда больше, чем этому придурку, потому что когда до нее дойдет очередь, я уже утолю свою жажду крови.
— Что вы тут делаете? — спрашиваю сухо и спокойно, медленно подтягивая левый рук свитера. — Кто кого пригласил?
Если он скажет, что Молька, я точно отобью ей зад, чтобы через пятую точку дошло, какому мужчине она принадлежит. Блин, а я тот еще собственник, оказывается.
— Я пригласил, — отвечает Егорка, и отшатывается, хотя я всего-то вскидываю правую руку, чтобы закатать и этот рукав тоже. — Мы давно знакомы. Нам есть, о чем поговорить.
Вера — свободная женщина.
Вот почему нельзя было ограничится одной фразой?
— А у тебя, я вижу, вообще нет инстинкта самосохранения, — печально констатирую я, открывая вентиль, чтобы как следует вымыть руки. Нарочно хорошо мылю даже между пальцами, словно хирург перед операцией, а потом промокаю ладони бумажными полотенцами, поворачиваюсь — и складываю руки на груди. — Не хочу, чтобы попала инфекция, когда я выбью тебе зубы.
На самом деле, я собирался просто провести ему мастер-класс по использованию рожи.
Раз родился Туалетным утенком — то и веди себя соответственно. Но Егорка этого не знает, и пытается тупо пройти мимо меня к двери. Само собой, хватаю его за шиворот и волоком тяну к кабинке. Он пытается размахивать руками, но я нажимаю на пару болевых точек у него на шее и выразительно веду его же носом в сторону унитаза.
— Значит так, чувак «Я круче всех». Вера — моя женщина. Абсолютно полностью и со всеми потрохами моя. Если я узнаю, что ты наяриваешь ей по телефону — вычищу твоей рожей унитаз. До блеска.
Он пытается вырваться, но при этом смешно оттопыривает задницу и сам делает только хуже, потому что мне приходиться сунуть его голову под подмышку и ощутимо сжать локоть. Боль в ушах будет его спутницей на ближайшие пару дней.
— Лучше не дергайся, а то тут не один сортир, а щетина у тебя, прямо скажем, рабочая, ершик.
— Ты не знаешь…
— … кто твой папа? С кем я связался? Что ты занимался ушу в третьем классе? — спокойно перечисляю я. — Я верю на слово. Я вообще хороший человек, Туалетный утенок, и всегда стараюсь верить людям и прощать им их слабости. Но только раз. Вот с тообой первый раз в жизни делаю исключение, а то бы ты уже торчал в снегу гвоздем, шляпкой вниз. Так что лучше не доводи до греха: скажи, что мы друг друга поняли и ты прямо сейчас устроишь себе амнезию и забудешь о моей невесте.
Он пытается что-то промычать, но я сжимаю руку еще чуть сильнее.
— Неа, молчи. Просто кивни. Я увижу.
Кивать, когда твоя башка в тисках — не самое приятное удовольствие, хоть оно мне и не знакомо. Так что Егорке приходится постараться, чтобы предоставить мне доказательства нашего полного взаимопонимания.
Туалетный утенок старается и я, наконец, отпускаю его болванку. Чувак так спешит отвалить, что пятится задом и наталкивается задом на ребро дверцы. Блин, Молька, что ты в нем нашла: он даже матерится без огонька.
— Исчезни, ершик, а то передумаю. И учти — в зале моя сестра. Подойдешь к Вере — и я об этом узнаю.
Не уверен, что он слышит мое последнее предупреждение — слишком спешит выйти из клетки с тигром. Надо было хоть нос ему разбить что ли.
Глава восемнадцатая: Вера
Во мне произошел, как любит говорить один приятель-программист, системный сбой.
Потому что когда Червинский тащит Егора для мужского разговора, мои симпатии полностью на стороне моего плохиша.
Что? Я правда только что назвала его «мой»?
— Брррррр… — мотаю головой я, и для верности щипаю себя за щеки.
— Может, присядем, пока мальчики устроили подпольные бои без правил? — предлагает Марина, и за руку тянет меня к столу.
Мы садимся друг напротив друга и одновременно смотрим на кольцо.
Оно великолепно.
Лучше я даже во сне бы не увидела.
— Марик говорил, что ты очень милая, — улыбается Марина, и она больше не кажется мне ни бестолковой прилипалой, ни дурочкой.
Все-таки, меня заедала ревность. Теперь это бессмысленно отрицать.
Видимо, моему либидо слишком приглянулась задница Марика, потому что влюбиться в него я совершенно точно не могла.
— А что еще говорил Марик? — спрашиваю я, как бы между прочим укладывая ладонь пальцами в сторону кольца.
— Примерь, — наклоняется вперед Марина. Просто Мефистофель в юбке, знает, чем искушать. — Все равно оно твое.