Зовешь замуж, покупаешь бриллиант размером с метеорит, деньги готов отдать на блюдечке с золотой каемочкой — и, опять-таки, тварь, мудак и говнюк.

А самое паршивое, что я даже у Клеймана не могу совет спросить, потому что … Ну потому что не знаю, как смогу полуфразами обсуждать его помощницу. Когда Антон узнает, что я нацелился на его драгоценную помощницу, он с меня три шкуры спустит.

В общем, я ночь тупо не сплю вообще.

Смотрю в потолок, вспоминаю мою адскую козочку и у меня стоит.

Через полчаса, когда становится понятно, что у меня жуткий недоебит по одной конкретной женщине, и я не хочу сбрасывать напряжение «подручными средствами», я начинаю рассуждать вслух.

— Понимаешь, Семен… — Докатился… — Понимаешь, Сеня, я жене просто потрахаться с ней хочу. Я хочу ее в жены. И в башню. Пусть вяжет, вышивает, учится быть покладистой женой и читает всякие книги для будущих мам. А что? Я хочу минимум двоих детей. А Мольке пойдет животик.

Я прикладываю ладонь к лицу и радуюсь, что мой член не болтлив и вряд ли сможет растрепать, о какой херне с ним секретничает его пропащий хозяин.

Под утро я даю себе обещание подержать Мольку на голодном пайке. Минимум неделю, а лучше две. Чтобы, когда появлюсь перед ней, она бросилась на шею, сказала, что любит, скучает и сама потащила меня в ЗАГС.

А к обеду заказываю букет для ее мамы и бабушки.

Ну и мой козочке веник, хоть она своим поведением заслужила разве что стог сена.

Ладно, на этот раз я ее снова прощу. Кто-то должен быть умнее и прощать женщине ее слабости.

Правда, тяну паузу со своим эффектным появлением не до шести, как мы договаривались, а до семи. Воображаю, какая паника у моей строптивицы: тетка празднует триумф, кузина-выскочка злобствует. Самое время мне театрально выйти на сцену, спасти мою красавицу из беды, и она упадет в мои руки как персик.

Я довольно улыбаюсь, нажимая на кнопку звонка, немного наклоняюсь вперед…

И из открытой двери на меня смотрит Туалетный утенок.

Что за…?!

— Опять ты? — рычу я, в наглую переступая порог. Пусть сученыш прямо сейчас начинает молиться и благодарить ангела-хранителя, потому что единственная причина, по которой я не вколотил нос ему в череп — в моих руках.

— Какого хрена ты приперся? — внезапно воинственно огрызается индюк, и я тупо складываю букеты копной на тумбу.

— Повтори еще раз, — злобствую я. — Только учти, это будет последнее, что ты скажешь перед затяжным курсом общения со стоматологом, челюстно-лицевым хирургом и проктологом. И, кстати…

Что кстати я не успеваю сказать, потому что за спиной маячит ярко-желтое пятно.

Подозрительно похожее на мою адскую козочку.

Только… если бы она вдруг скинула свою козью шкуру, почистила копытца и натерла до блеска рожки.

Девушка, которая стоит в коридоре, очень похожа на мою Мольку. Но она вся такая… охуенная, что я, не глядя, выпихиваю Туалетного утенка за дверь на площадку. Пусть там пока поживет, споет прощальную песню зубам и ровному носу.

Это все-таки Молька.

Такая высокая, с широкими бедрами пышной грудью в низком декольте, осиной талией и кожей цвета спелого персика. Желтое платье струится по ее ногам, и пока она идет ко мне, я буквально исхожу слюной, как полный придурок, потому что эти ноги — самое бесконечное, что я видел в жизни. Они такие… поджарые, но не сухие. И вся она слишком аппетитная, потому что у меня начинает реально урчать живот от потребности вцепится в нее зубами.

Ну а лицо. На ней словно и нет макияжа, но глаза темнее обычного, а я готов задерживать дыхание от каждого взмаха ресницами. И намотать на кулак эти гладкие каштановые волосы, чтобы притянуть для поцелуя.

Я же ее правда съем.

И я не знаю женщины красивее.

— Дай я сожгу твою козью шкуру, — бормочу первое, что приходит в мой ослепленный мозг, а в ответ Молька со всей силы топает ногой.

— Ты! Ты! Да кто тебя звал?!

— Я пришел, как договаривались… — туплю я, совершенно убитый видом сверху вниз в ложбинку ее декольте. Умная, красивая, страстная. Женюсь. Прям завтра.

— Я уже нашла жениха, — психует Верочка, и распахивает дверь, за галстук втягивая обратно Туалетного утенка. — Вот, знакомься, Егор — мой жених.

— То есть… вот это все… — Эту ересь даже вслух произносить не хочется, но только проговорив ее вслух, я пойму, что не схожу с ума, и все это происходит на само деле. — То есть ты стала красоткой ради вот этого?!

Не ради меня и не для меня?!

— Я всегда была красоткой, — спокойно, как удав, заявляет Молька, и в ее взгляде я вижу неприкрытый вызов моему терпению. — Всегда была такой. Уверяю, Мистер Протри глаза, я не стала бы делать пластику даже чтобы увидеть верхний предел вертикального растяжения твоего лица.

Что она только что сказала?

Мы смотрим друг на друга, как два идиота, потому на этот раз адская козочка переиграла саму себя — сказанула от души какую-то хрень, а теперь думает, как я должен ее расшифровать, чтобы понять высокопарный слог.

Но это все ерунда, потому что на повестке дня другой животрепещущий вопрос: какого, блин, хрена она скинула свою козью шкурку для бесхребетного млекопитающего, которое, кроме всего прочего, выдает за своего жениха?!

Правда, думать я сейчас вообще не могу.

Ну правда: как тут думать и анализировать мотивы ее бестолкового поступка, когда перед тобой такая красота, что хоть хватай, забрасывай на плечо и уноси в свой драконий замок, чтобы вытрахивать из нее дурь.

— Ты здесь лишний, — внезапно подает голос эволюционировавший початок кукурузы, и даже задирает подбородок.

Ты что, придурок, правда думаешь, что этого достаточно, чтобы догнать меня в росте?

— Еще щеки надуй — и вылитый «пионер — всем пример», — ворчу я.

Проблемы нужно решать по мере их поступления, а сейчас мне просто необходимо избавиться от «жениха», потому что любопытная козочкина родня уже начинает скапливаться в узком коридоре квартирки ее родителей. Объясняй потом, почему тут вместо меня солирует залетный гастролер погорелого театра.

— Ну-ка выбрось гадость из рук, — пытаясь улыбаться маме моей умницы, и одновременно выбрать из цепких лап козочки галстук Туалетного утенка, сквозь зубы цежу я.

— Да кто ты вообще такой, — возмущается она, но, что характерно, тоже шепотом. — В твоих услугах больше не нуждаюсь.

— Да мне в общем плевать, в чем ты там нуждаешься. Сейчас вытравлю тараканище — и мы с тобой доиграем спектакль. Кстати, очень советую хорошенько насидеться на своей аппетитной заднице, потому что на этот раз ты меня довела до ручки, и я не собираюсь спускать с рук откровенное издевательство над моими самыми искренними побуждениями.

Пока Молька пытается понять, что к чему, я замечаю на тумбе, под всеми моими букетами, ушко ножниц. Быстро выхватываю его и в один выразительный щелчок отрезаю галстук у самого узла. Молька выкатывает глаза, разглядывая вяло поникший в ее руке «язык», Туалетный утенок начинает подозревать, что в этот раз ему точно не уйти живым, и делает шаг к двери.

— Егор, вы уже уходите? — хлопает глазами будущая теща.

Я собираюсь сказать, что он не уходит — он улетает в космос на ближайшие пару жизней, но тут это недоразумение открывает рот и выдает:

— Нет, я как раз хотел попросить Веру… Эмм… Хотел попросить ее… стать моей женой.

И, хоть огрызок галстука смешно топорщится на фоне его рубашки, Тараканище сует руку в карман пиджака и достает оттуда коробку. Берет Мольку за руку и стройным речитативом строчит:

— Ты знаешь, что нам было хорошо вдвоем. И знаешь, какую непростительную ошибку я совершил, поддавшись на условности общества и ультиматум моей семьи. За этот год не было дня, когда бы я не пожалел о случившемся, и только страх быть отвергнутым удерживал меня на расстоянии. Но ты… В моей жизни не было женщи…

Он, конечно, не успевает закончить, потому что я отодвигаю козочку плечом и жестко сжимаю нос умника двумя пальцами. Прямо до приятного хруста. Оказывается, звук вопящего соперника почти так же приятен, как и стон кончающей женщины.