– Гад, своих солдат продал!!!
– Стойте, товарищ командующий, стойте!
Плюгавым оказался чекист, а замкомбрига сидел рядом. Как внешность бывает обманчива…
Но вообще, если сказать честно, и все эти заставы, посты, они тоже обманчивы. В Чечне они погоды не делают. Днем в республике одна власть, официальная, а ночью командуют боевики.
Осенний призыв
Война шла без больших сражений. Федеральные силы заперли боевиков в горах. А те и сами на равнину не лезли. А что, лето, барашка зарезал – покушал. Картошки захотел, хлеба? Сходил в село, взял у верных людей, опять покушал. Потом пошел по федералам пострелял. Вот такая война.
Как-то замполит группировки Внутренних войск полковник Серенко предложил:
– Давай слетаем в Орехово, там наши стоят.
Прилетели. Обычный лагерь. Землянки, дорожки, выложенные кирпичом, окопы.
– Как тут у вас?
– Да тихо. Они сидят, вон, напротив, через речку.
– Перестреливаетесь?
– Да, бывает. Сейчас станковый гранатомет будет работать.
Из-за палатки, словно артисты цирка на арену, в колонну по одному, в ногу, вышли три солдата в новом камуфляже. Без грима. Но подворотнички слепили белизной, сапоги – надраенными до блеска голенищами. Каски на их головах блестели, как борта «Мистраля», сходящего со стапелей, и такие же ядовито-зеленые, видать со склада, «броники» БЖ-1. Бойцы окружили АГС и застыли в напряженных позах, ожидая команды.
– Все, давайте! Огонь!
Один боец дернул шнур, взвел гранатомет, словно запустил движок бензопилы. Другой, прильнув к прицелу, словно всадник к гриве лошади на полном скаку, выпускал в сторону гор заряды, делая между ними небольшие паузы: бам!.. бам!.. бам! Третий, приложив ладонь ко лбу, наблюдал за противником. Мы не снимали. Вадик курил, Кукушкин, задумавшись, смотрел куда-то в сторону. Вдруг противоположный берег ожил. Защелкали автоматные очереди и ухнул миномет, а над нами, жутко шурша, пролетел ПТУР. Его ракета прошла над дорогой, повинуясь воле оператора, завернула за угол и там взорвалась. Из землянок с оружием в руках выскакивали бойцы. В линялых комбинезонах, в тапочках и кроссовках, косматые и небритые, пара человек вообще в одних синих армейских трусах. Они падали, кто за бруствер, кто прямо на землю и лупили по той стороне. Двое оттолкнули солдат от АГСа и засаживали гранаты очередями. Вадик и Кук перебегали с места на место, снимали, направляя объектив то в одну сторону, то в другую. Минута, две, три… Тишина.
– Все, поехали!
Кукушкин, с камерой в руке, согнувшись в три погибели, мухой пролетел пустырь и уже стоял у машины. После того, как в Грозном в январе месяце пуля чиркнула его по голове, он старался лишний раз не высовываться. Вадик, наоборот, медленно встал и картинно, не торопясь, зашагал через пустырь.
– Вадь, не выпендривайся, потряси жирком!
А он, наоборот, встал, прикурил сигарету, закрываясь от ветра, и так же медленно пошел дальше. Вдруг из окопа выскочил один из тех самых новеньких образцовых солдат. Засеменил рядом, прикрывая собой Вадика от противоположного берега. Я взбесился.
– Ты что творишь!!! А ну бегом!!! Хочешь, чтоб его из-за тебя убили!!!
Вадик сразу набрал скорость. Он припадал на правую ногу, и было видно, что ему больно идти. Мы отъехали триста метров от передовой. Остановились у блокпоста Московского ОМОНа. Это в него только что попал ПТУР. Как раз перевязывали раненого, осколок застрял в бедре. Видать, от контузии глаза раненого разъехались в разные стороны. Один смотрел вправо, другой влево. Я встречал такое в первый раз. Ну а потом была пьянка. Из-за превышения дозы я нес околесицу. О том, что рано оставил службу, что с удовольствием бы вернулся… Потом еле доковылял до своего вагончика. А утром, часов в шесть, ко мне ввалился полковник Серенко.
– Все, решен твой вопрос!
Я, как вчерашний омоновец, никак не мог собрать глаза в кучу.
– Какой вопрос…
– Есть у нас в Главке для тебя должность. Полковничья! Тебе надо ехать в Москву, оформлять документы.
– Мне в вытрезвитель надо. Или в дурдом.
Вадик, резко повернувшись в мою сторону, поднял вверх палец. Сделал паузу, глядя на меня исподлобья.
– Вот, Саша! Правильно!
Фифти-фифти
Я тут решил заглянуть в аэропорт «Северный». В военную прокуратуру. Был у меня там один знакомый полковник, Петрович. Дядька неплохой, из Питера. Давал мне некоторые комментарии по обстановке. Ужинали вместе пару раз. Даже как-то и формальный повод нашелся – Петровичу стукнуло сорок пять. Комендант Грозного, генерал Баскаев, произнося тост, тогда пожелал:
– Здоровья тебе, Петрович! Каждый мужчина должен успеть сделать три вещи. Построить дом.
Петрович кивнул.
– Вырастить сына.
Петрович кивнул еще раз.
– И посадить… Да. Посадил ты, наверное, немало?
– Пятьдесят семь человек!
Гости смеялись.
А вообще, прокурорских в группировке не любят. Некоторые командиры даже в хозяйства свои их не пускают. «Чтоб не совали нос, куда не следует». Считается, что одни воюют, а другие им всячески мешают это делать.
И вот я как-то зашел проведать Петровича. Хозяин кабинета сидел за столом. А у окна на стуле – лысый круглоголовый генерал. Петрович угрюмо кивнул на меня:
– Вот он.
Генерал сжал кулаки:
– Да ты знаешь, что я сейчас с тобой сделаю?!
– В смысле?
– Да тебя расстрелять надо!
Я понял, что вляпался. Вот только во что и почему?
– Что же ты снимаешь скрытой камерой?! Человека вон подставил!!!
Петрович сидел молча, свесив голову, касаясь подбородком груди. До меня стало доходить… Видать, мой дружок ляпнул что-то не то во время последнего интервью. Его выпороли, а он сказал, что я снимал его тайно, исподтишка. Чудесно.
– Значит, скрытой камерой я снимал?
– Точно!
– А у меня запись-то сохранилась. Там прямо перед товарищем полковником юстиции микрофон стоит. Его видно в кадре. Вооооот с такой большой синей бобышкой! А на ней написано «Вести»! А еще товарищ полковник говорит: «Раз! Раз!» Ну, это чтобы мы звук наладили перед записью. Это что, «жучок»? «Прослушка»?
Я хлопнул дверью. Вот же кретины. Все настроение испортили. Вадик и Кук ждали меня у подъезда зеленого щитового здания прокуратуры.
– Поехали на Центральный рынок. Шашлыку поедим.
– Ты уверен?
– В чем?
– Да в том, что там из нас шашлык не зажарят?
Центральный рынок считался самым опасным местом в Чечне. Нет, конечно, в засаде сидеть – тоже риск, и в колонне ехать по Аргунскому ущелью, того и гляди на фугас налетишь. Но это, как говорится, «фифти-фифти»: может, повезет – а может, убьют. А вот если вы пойдете на Центральный рынок в милицейской или военной форме, без крутой охраны – там точно либо ножом пырнут, либо пристрелят.
Мы не полезли в толпу, а устроились с краешку, в одной из огороженных рубероидом тенистых кабинок. Мангал дымил прям перед нами. Шампур шашлыка из баранины в Грозном стоил десять рублей, из осетрины – двенадцать. Привезенные из Дагестана огромные рыбины валялись прямо на дороге, в пыли. Отгоняя мух, мы уселись за неопрятный стол. Шашлык был вкусным. С дымком. Я уж было настроился на чревоугодие. Вдруг сидящий передо мной Кукушкин застыл с куском мяса во рту и с выпученными глазами. Они и так у него были навыкате, а тут вообще выскочили из орбит, прилипли к стеклам очков с внутренней стороны. Я осмотрелся. Мы были не одни. В нашей кабине, в углу, находился еще один человек. Он лежал на земле. На боку. На нем были поношенные синие «треники» и несвежая красная майка. В свисающем набок животе торчал нож. На виду оставалась лишь только яркая наборная рукоятка. Чуть пролившаяся из раны кровь запеклась. Вот это сосед. Ясный перец, мы не стали обедать. Снялись потихонечку и ушли. Дома, на Ханкале, я и ужинать не захотел. Бррр!
Абдула и девяносто девять автоматов Калашникова
В Чечне началась пора спецопераций. Происходило все по одному и тому же сценарию. Армия брала в кольцо выбранное разведкой село, а внутрь заходили милиционеры и внутренние войска. Подозрительных мужчин сгоняли на площадь. Да они здесь все подозрительные: угрюмые, бородатые, с тяжелыми взглядами из-под густых бровей. У кого не было документов и кто не мог объяснить свое нахождение в селе – увозили в Грозный, на фильтропункт. А оттуда человека пойди достань. Легче попасть, чем вернуться. Прочесывали все подряд: сараи, дома, гаражи. Рушили поленницы дров, протыкали шомполами сено, ворошили свежезарытые ямы на задних дворах. Искали оружие и частные нефтеперегонные станции. Тут ведь знаете как – один раз ковырнул лопатой, и можно автомат или пулемет доставать, копнул второй раз, а из-под земли нефть сочится. Вдоль дороги сплошные банки с самодельным бензином. Заправишься на бензоколонке – пальцы в движке застучат. Купишь горючку у частника – машина будет работать, как часы.