«Крым» стоит спокойно, не выражая эмоций, смотрит в одну точку, чуть выставив вперед подбородок. Понятное дело, настраивается, это же первый его поход.
Все оглядываются по сторонам, где-то в километре ухают «Грады». Экипированный плотный мужчина в годах подгоняет:
– Быстрее! Идет прорыв!
Ого, прорыв… Это в какую сторону, интересно, не в нашу ли?
«Пятнашка» заводит себя перед боем
– Давай бегом, басмачи!!!
Я аккуратно интересуюсь:
– Народу хватает?
Он отвечает спокойно, словно речь о кворуме на профсоюзном собрании:
– Да, хватает.
И тут же кричит остальным:
– Давайте быстрее, прорыв идет!!! «Мух» возьмите побольше!
– А кто куда прорывается?
– Да тикают они.
«Пятнашка» карабкается на подскочившие БМП. Молодой ополченец с рыжей бородой вводит себя и других в боевой раж. Он кричит, словно футбольный фанат:
– Кто лучший?!
Все хором:
– «Пятнашка»!!!
– Кто самый сильный?!
– «Пятнашка»!!!
– Порвем всех!
Вьюжит метель. Впереди, на заснеженных дебальцевских улицах, мелькают фигурки, перебегающие вдоль стен с оружием наперевес. Сквозь белую завесу на перекрестках крутится броня. Все, штурм начался.
Вот тебе и котел…
Я уже знаю, как берут города. Видел. Или даже участвовал. Какая разница, кто я – солдат или репортер. Если что, и того, и другого завернут в одинаковый черный мешок и отправят «на дембель».
Иногда города берут молниеносно, рывком. Как это было в Чечне: Аргун, Урус-Мартан, Гудермес. Быстрый пробег по улицам, закрепление в «свечках», ну то есть в высотных зданиях, подход техники, установление флага, и все, конец. Иногда бои в городах идут месяцами, как в Грозном. Тогда это схватки на этажах, сгоревшие во дворах танки, море крови и тысячи раненых.
Бои за Дебальцево продолжались три дня. Обычные русские солдаты шли по обычному провинциальному городку, каких сотни разбросано по Украине и по России. Они шли через дворы и скверы, пересекая площадь. Иногда растягиваясь в колонну, иногда, услышав выстрелы, инстинктивно скучиваясь и приседая. Стоящие в центре многоэтажки зияли пустыми проемами в обгоревших стенах. Колонны постепенно «жирнели», атакующих прибывало все больше и больше. Танкисты то и дело останавливали свои «коробочки» и наяривали из пушек и пулеметов, выкидывая из люков пустые гильзы назад, на дорогу, прямо на головы прячущихся за броней ополченцев. Люди и броня упорно, как гигантская зеленая гусеница, ползли вперед, нет-нет перекидываясь словами.
– Что-то их мало…
– Да, говорят, в больнице сидят, в железнодорожной…
– Ну что, все пять тысяч в больнице?
– Да хрен их знает!
Ни шума, ни крика, ни понуканий. Стрельба впереди? Остановились, поводили жалом, постреляли. Пощелкали автоматами, бухнули из гранатомета.
Тут же друг друга обучают обращаться с «Мухой».
– Смотри, вот здесь открывается ручка, взводится прицел…
– Там инструкция есть.
– Да, и предупреждай, чтоб сзади никто не стоял, а то своих поубиваешь реактивной струей. Вот так. Профессионалы… Из «Мухи» засадили. Стихло? Опять вперед.
– Так, ребята! Стой! Отходим!
– Куда?!
– Не торопитесь, сейчас по ним арта́ навернет!
– Это дело…
Артиллерия делает здесь основную работу. Вот только наводит ее кто? Я еще не видел ни одного корректировщика, надеюсь, я смогу отличить его от простого бойца. У него и карта в руках, и прибор разведки, и командир его от себя никуда не отпускает. А тут… Все равны. В общем, пушкари работают по своему, только им известному плану. Нам остается только прислушиваться к канонаде и прикидывать, в нашу сторону бьют или наоборот. Но в основном бьют куда-то по окраинам.
Штурм Дебальцева
И штурмовые группы шагают как-то самостоятельно. Каждая своим маршрутом. Как пламя через бикфордов шнур, по цепочке течет информация. Репликами.
– Говорят, вон соседей прижали. Уже полгруппы легло.
– Где?!
– Да хрен его знает где!
«Пятнашка» должна была добраться до центра Дебальцева и закрепиться. Но с размаху дошли до противоположной окраины, расстреляв все боеприпасы, вернулись туда, куда нужно. Заночевали в развалинах. Бил «Град», и где-то совсем рядом фырчали танки.
На третьи сутки брали больницу. Ополченцы обсыпали ее просторную территорию обильно, как муравьи. Стягивая окружение, просочились внутрь. Больница была пуста. Местные жители, которых нашли в подвалах, пояснили:
– А украинские военные уехали. На броневиках. Еще в шесть утра.
Вот так. Уехали. Немногочисленные пленные, которых вылавливали по городу, перепугано лепетали:
– А? Кто? Я? Сто двадцать восьмая бригада.
– Шо? Та! Сто двадцать восьмая.
Их кормили, раненых перевязывали. Никто никого не бил. Только подкалывали.
– Ага… Молодцы. Ну что, герои, Украине слава?
Пленные угрюмо молчали. Все смертельно устали. И вместе грелись у костра.
Кое-где по улицам зеленели брошенные украинскими военными БТРы, БМП и грузовики. Бойцы Абхаза проворно выводили на них краской: «Пятнашка». Все, трофей. Занято. Другие пускай ищут в другом месте.
Техника, отбитая у Вооруженных сил Украины
А потом открылись целые залежи всякого добра. За городом, в украинских опорных пунктах. Вот уж побросали так побросали. Зеленые снарядные ящики. Разбитые в щепки, разбросанные по позициям, и целые – штабелями, с аккуратно уложенными боеприпасами. Странновато… Украинские офицеры звонили из котла своим начальникам, что им не хватает боеприпасов. А тут их столько, что за день не посчитаешь. Танковые и артиллерийские, мины стодвадцати– и восьмидесятидвухмиллиметровые. Тонны. Можно было еще воевать. Хотя в окружении не особо-то повоюешь. Тут и там на земле валяются «бидоны» от «Ураганов». Им тоже давали здесь прикурить.
Мы бродим по раскисшей грязи вслед за ополченцем Юрой с позывным «Амур».
– Они здесь окапывались все лето. Делали укрепрайон. Но вообще набросано все. В нормальной армии так не делается.
«Амур» экипирован как настоящий «рэкс»: «горка», разгрузка, кинжал, тучкой торчащий из нагрудных ножен, шлем в чехле с натянутыми на него очками, раскрашенный в камуфляж автомат, на руках штурмовые перчатки. Еще год назад он работал барменом в одном заведении в Подмосковье. А потом сказал хозяину тихо и без эмоций:
– Поехал я.
– Куда?
– Воевать.
А здесь мы случайно разговорились и выяснили, что жили-то в одном городке. Я помню, хозяин заведения, мой приятель, говорил мне о нем:
– Представляешь, говорит: «Поехал». Я только руками развел.
«Амур» не торопясь осматривает доставшееся «Пятнашке» богатство, иногда флегматично обращаясь к противнику:
– Спасибо тебе, сто двадцать восьмая бригада. Приносите еще… А лучше бегите отсюда, пока мы вас всех не поубивали.
В рассредоточенных капонирах застыли мощные КРАЗы, «Уралы». Обсыпанные гильзами и пустыми снарядными ящиками гаубицы, развернутые в сторону Горловки. Видать, отсюда они били по несчастному городу. На щите одной написано «Катенька», на другой «Виктория». На позициях стоят закопченные армейские котелки, вскрытые банки с помидорами, огурцами и соленым салом.
Док берет банку, вертит ее в руках и вдруг, отвинтив крышку, делает глоток. Я успеваю только открыть рот.
– Варенье.
– Ну ты даешь, дядя!
Док со смаком жует губами, потом картинно выставляет на меня глаза.
– А что – смородина.
«Амур» брезгливо сбрасывает в кучу обгоревшие автоматы. Одни железки.
