БТР резко затормозил перед кучкой бетонных развалин.

– Быстро из машины! Все!

Я выскочил и, как мог быстро, пересек метров пятнадцать открытого пространства и моментально врезался в толпу ополченцев, сгрудившихся в развалинах.

Тут же был и экипаж нашей машины. Механик нервно курил, наводчик матерился и размахивал руками.

– Представляете, ПТУР по нам пустили! Вот сволочи! В двух метрах пролетел! А потом минами стали ложить!

Я посмотрел на Уклеина, тот мрачно кивнул. ПТУР, надо же. Минуту назад от всех нас могла остаться лишь кучка пепла. И не пожалели же ракету для какого-то БТРа.

Я наивно вклинился в разговор:

– Так письмо же они вроде написали…

– Га-га-га!!!

Похоже, я их развеселил.

– Письмо! Да они хоть сто писем напишут, все равно обманут!

– Вон тебе перемирие, гляди!

Метрах в тридцати от наших развалин поднимаются черно-серые султаны разрывов. И мы, и бойцы инстинктивно приседаем после хлопков.

– Вот тебе и письмо, и перемирие!

Я начинаю потихоньку осматриваться. Домик. Вернее, все, что от него осталось. В стене, прямо напротив двери, большая дыра. Попробую в нее заглянуть.

– Эй, аккуратнее! Там снайпер! Они сидят, вон, в зарослях. Метров двести от нас.

Мы находимся, так сказать, в прихожей. Заглядываю в соседнюю комнату. Там пусто. В полу люк погреба, из него торчит голова Семена Пегова, его рыжая борода блестит на солнце на фоне серых развалин. Надо же, под землю уже успел слазить.

Обратная сторона войны - _85.jpg

РЛС – одно из самых веселых мест на Донбассе

Возвращаюсь на исходную позицию. Бойцы уже не прячутся, они занимаются обороной.

– Кошмар! Из БТРа надо рацию взять! И мы вам батареек еще привезли!

Надо же, вы слыхали? Я разные позывные встречал, причем у весьма серьезных бойцов: Хроник, Чародей, Туман, Глобус, Стакан, Отрыжка, Негр, Дельфин, даже Покойник. Но вот Кошмар… Оригинально. Он у них на РЛС, как я понял, за старшего. Он вовсе не старый – чернявый парень в незастегнутой каске, в пятнистом бронежилете, надетом поверх синего полувоенного свитера. Автомата нет, в руках рация. Тихо говорить, похоже, он не умеет, все время кричит. И его все слушаются.

Взрывы чуть поутихли. Мои ребята снимают. Рыбаков большой камерой, Уклеин маленькой, крутят во все стороны, набирают материал. А снимать есть что. Люди. Они, как сталевары у мартена, стоят в сантиметре от огненной лавы. Неосторожное движение, и лава отожжет руку, ногу. А то и голову. Люди стараются, они пашут на ниве войны. Рыбаков, снимая, не делает лишних движений. Дымя сигареткой, он, как снайпер, выцеливает объект. Вот портрет хороший, вот мина опять взорвалась, вот стрелок, пригибаясь, семенит из одного окопа в другой. Уклеин в этой обстановке преображается. Из сангвиника превращается в холерика. Он весел, балагурит с бойцами, снимает то тут, то там, стараясь не упустить ничего интересного.

Станция, которую обороняет ДНР, глубоко врезается в передовые позиции украинских войск. РЛС у них, как бельмо на глазу, как типун на языке, мешает маневрировать у донецкого аэропорта. И эту оборону украинские войска все время пытаются сбить. Но не выходит.

Обратная сторона войны - _86.jpg

РЛС бойцы набивают ленту

Два бойца растягивают из ящиков пулеметные ленты. Как будто бабы полоскают белье. Они выдергивают ленты вверх поочередно, то правой, то левой рукой, просматривая, заряженные они или нет. Наконец, каждый из них становится на колено и принимается набивать в ячейки патроны. Уклеин рядом. Расспрашивает, перекрикивая канонаду:

– Устали?

– Нет! Мы же не на отдых сюда приехали, а на войну!

– А старший-то у вас серьезный парень. Кошмар-то.

– Правильно, с нами построже надо!

У некоторых бойцов на рукавах шевроны с надписью «Спарта» – это батальон Моторолы. У других на касках написано «Сомали» – это батальон Гиви. Они двигаются не суетясь, видно, что война для них штука знакомая. Возраст – от двадцати до пятидесяти. Вот один небритый дедок, с трубой «РПГ-7» на плече, машет рукой кому-то скрывающемуся в тени здания.

– Дай-ка мне две «морковки», пойду засажу в минометчиков, достали они!

«Морковки» – это гранаты для ручного противотанкового гранатомета. Сленг такой. Вообще, на этой войне много новых слов появилось.

Обратная сторона войны - _87.jpg

Дед-гранатометчик

Дед, вкрутив гранату в трубу, подмигнув Уклеину, выбирается из РЛС.

– Ну что, потанцуем?

Еще одно словечко, неологизм юго-восточной войны. «Потанцуем» – значит повоюем. На это предложение сразу отзывается Кошмар. Вытаращив глаза, он кричит:

– Я тебе потанцую!!!

– Я быстро!

– Аккуратнее давай!

Дед заворачивает за угол станции. Секунд через тридцать слышно, как он засаживает две гранаты по позициям украинских минометчиков. И уже через минуту вокруг нас начинают взрываться мины. Кошмар опять начинает кричать, уже на нас. Наверное, это не он сам выбрал себе позывной, это ему подчиненные прилепили.

– Давайте в блиндаж!!!

– А где он?

– Да вон дырка в земле!!!

Мы влезаем внутрь. Большая яма, накрытая бревнами. Печка-буржуйка.

Стенки ямы обтянуты полиэтиленом. Как и земляные лавки, тянущиеся вдоль стен. За нами в блиндаж ссыпаются и бойцы. Матеря Украину, они устраиваются на полу.

– Им все равно, в кого стрелять! Видят БТР – и «Огонь!».

– Да, им плевать, ОБСЕ это или журналисты.

Потом мы молчим. Взрывы бьют прямо у блиндажа. Пыль толчками вдувается в яму сквозь щели. Я смотрю в одну точку. Думаю. Интересно, пожалеют ли они еще один ПТУР, когда мы поедем обратно… Попадут или нет? Видимо, вид у меня при этом делается жалобный. Небритый боец, примерно моего возраста, лет под пятьдесят, заглядывает мне в глаза и ободряюще хлопает по плечу.

– Ничего, отец, все будет нормально. Сейчас они устанут, мы вас прикроем, и поедете с Богом! Они и головы поднять у нас не смогут!

Я машинально киваю, а внутренне злюсь. «Отец»! Неужели я так плохо выгляжу, что даже этот мужик за папу признал. Развить тему я не успеваю.

– Давайте, вперед!

Обратная сторона войны - _88.jpg

РЛС блиндаж

Обратная сторона войны - _89.jpg

Едем от РЛС в БТР. Старый солдат Уклеин абсолютно спокоен

Все выскакиваем из блиндажа. Мы мчимся к БТРу, бойцы на позиции. Через секунду, под пулеметные и автоматные очереди, мы срываемся с места и через пять минут уже разгружаемся у «девятки». Я подхожу к Пегову, он нервно расстегивает ремешок шлема, сдергивает его с головы и закуривает. Я прислоняюсь рядом к стене.

– Повезло.

Семен оборачивается и внимательно смотрит на меня. Потом мелко и быстро кивает.

– Да. Везет мне на эту херню!

Позор мне. Я рассуждаю, словно старичок-обыватель, Пегов – как репортер. Так и надо, отец.

Легенда

У каждой войны есть фронт и тыл, есть смертельно опасные джунгли и свой Сайгон, город, где можно временно забыть об опасностях, выпить, выспаться, отдохнуть. Так вот, если сегодня здесь, на юго-востоке, аэропорт, Пески, Дебальцево – это джунгли, то Донецк – это Сайгон. У ополченцев здесь есть свой кабак. Там они, говорят, несут потери почище, чем на линии фронта. Одни задирают других, а бойцы – люди с оружием, со всеми, как говорится, вытекающими последствиями.

Журналисты собираются в баре «Легенда». Хозяин его, дядя Коля, – человек огромный, бывший шахтер, своими габаритами он похож на подъемный рельсовый кран. Мышечная масса у него, как у циркового борца-тяжеловеса. Кулаки реально как пивные кружки. Он аккуратно лавирует между столами, как ледокол между джонками. Дядя Коля покладист и разговорчив, он не мешает нашему отдыху.