Следующим кандидатом на трон легендарных Пястов стал царевич Федор Алексеевич. Однако панство, получив в свои загребущие ладони пролившийся из Парижа «золотой дождь» из блестящих полновесных луидоров, избрало королем Яна Собесского.

И вот теперь он — самый реальный претендент на корону, хоть сам, хоть как зять, на все согласный. Еще бы не соглашаться — получил от регента Филиппа Орлеанского пенсию в размере круглой суммы в пятьдесят тысяч ливров ежегодно. И это при том, что регент летом заключил тайный союз с царем Петром. От такой двуличной политики Версаля Фрол вначале онемел, но быстро нашелся и рассыпался в славословиях. Внушительная сумма была выделена и на сколачиваемую конфедерацию — теперь можно было не сомневаться, что паны смогут устроить знатную бучу. Рокоши шляхта очень любила, до самозабвения, и видела в них способ отстаивания своих привилегий, которые возбуждали все европейское дворянство, тяготившееся закрепляемой абсолютистской властью королей…

— Ты красив в этом мундире, любимый, — теплые ладошки пани легли на золотые позументы расшитого мундира, украшенного двумя лентами, орденскими звездами и знаками. Все это великолепие было сотворено мастерами пошива и ювелирами — и щедро оплачено французским золотом, привезенным из Варшавы.

— Дела вынуждают меня покинуть завтра твои сладостные объятия, — Фрол старался говорить искренне, хотя он настолько устал от ночных услад, что уже был готов сбежать куда-нибудь подальше.

— Ты только спрячь его, наденешь, когда посетишь тестя и отправишься на встречу с цезарем. А то царь отправил по твою душу убийц, которые рыскают в округе, хотя боятся приближаться. Возьми хотя бы два десятка шляхтичей — они порубят всех, кто к тебе осмелится приблизиться. И мое сердечко сразу успокоится!

— Зато я волноваться начну! Такая прорва народа сразу привлечет внимание, и на нас бросят эскадрон драгун. А оно надо?!

— Ты прав, мой милый, — пани погладила его по плечу, а он уверенно произнес, хотя испытывал сомнения:

— Лучше уеду тайно — требуется еще неделю говорить всем, что я страдаю от жестоких ран.

— Месяц, не меньше, мой милый! Завтра будет объявлено, что у тебя воспалились раны, и ты в бреду. Заменять тебя будет слуга — этот прохиндей стонет так убедительно.

— Надеюсь, что у нас все получится, моя Анна, — Фрол привлек ее в свои объятия и попытался нежно поцеловать. Куда там, полячка ответила ему с такой яростью, что он начал отступать. И к его сожалению выбрал неверное направление — в опочивальню…

— Надеюсь, что я понесу, наконец, от тебя ребенка, — проворковала Анна, когда страсти поутихли, а вымотавшийся Фрол, выжатый как лимон, не мог двинуть ни руками, ни ногами.

— Ведь ты признаешь своего бастарда, ваше высочество?

Самозванец вначале еле промычал, будучи не в силах. Потом, памятуя инструкцию царевича Алексея, довольно бодро отозвался, припомнив сказанные Алексеем Петровичем слова:

— Как только — так сразу!

«Блин горелый — такого хрен обманешь, сам обведет вокруг пальца любого. Да еще с подходцем — недаром патриарх его выделяет», — мысль пронеслась в голове Алексея мгновенно, как только он увидел епископа Иону. Тот имел настолько благообразный вид, какой себе умеют придавать политические деятели «демократии», бывшие партийные номенклатурщики, дипломаты и мошенники. В общем, карманы лучше держать от него подальше, обчистит и сразу скажет, что так и было.

— Тебе ведь грамоту мне нужно передать, сын мой, как Авраам Федорович, говорил? Ведь так?

— Да, вот она, — Алексей протянул свернутый листок бумаги, где собственноручно написал несколько строк. На этот раз одет был он посадским человеком, не богатым, но и не бедным, и приехал в открытом возке, причем честь по чести — заказанный обителью товар привезли.

— Тебя, наверное, обманули, мил человек, эта не рука царевича, — в голосе епископа звучал елей, размазанный на мед — мысли Ионы стали понятны, он не заскандалил, видимо решил, что имеет дело с провокацией. Подобные проверки царские людишки устраивали постоянно. Зато с главным вопрос был решен — эти слова говорили о том, что епископ лично знает царевича. А потому играть в молчанку не имело смысла — Алексей Петрович «перевоплотился», проделав необходимые манипуляции прямо на глазах пораженного ими владыки.

— Нет, это я писал собственноручно. Только после наведенной на меня порчи и отравления я напрочь забыл, как писал прежде. Да и буквицы запамятовал, даже как писать, только недавно с трудом вспомнил и то не все. Память напрочь отшибло, как не помер, не понимаю!

— Боже мой, — епископ машинально перекрестился, вглядываясь в лицо, негромко пробормотав:

— Ты же у цезаря был в полной безопасности, царевич! Зачем ты на свою смерть вернулся?!

— Ты меня раньше срока не отпевай, владыка! Я не милости приехал у отца просить, а ответ за все дела потребовать. И не прятаться в землях чужедальних, а родные земли обойти. Походил и поездил, не скрою, да и грамотку тебе привез от архимандрита Старицкого Иоакима. Вот она, прочитай на досуге, говорил я с ним недавно.

«Никогда нельзя даже родным людям показывать свою информированность — пусть каждый знает столько, сколько ему надлежит. В лишних знаниях излишняя скорбь, особенно когда заговор плахой грозит», — Алексей увидел, что епископ быстро посмотрел на письмо, пробежав по тому глазами, и отложил в сторону.

— А теперь я прежний вид приму, малость себя уродовать буду, мало ли кто войдет, а мне нужно быть неузнанным, — Алексей принялся старательно возвращать себе «грим», и уловил одобрительный блеск в глазах Ионы — старик явно понимал толк в лицедействе.

— Все правильно делаешь, царевич, люди они разные бывают, есть среди них те, кто донесет — тридцать иудиных сребреников многих сейчас прельщают. Ибо не ведают, что творят!

— Не ведают, включая клириков, что руку Антихриста держат!

От сказанных слов Иона вздрогнул, старческие глаза загорелись, но были тут же спрятаны веками. Епископ тихо произнес:

— Не суди, да не судим будешь. Царь ведь миропомазан и отец тебе — два тяжких греха на себя взвалить можешь…

— Придется взваливать, ибо кроме меня никто сего сделать не сможет, — Алексей уселся на лавку, сразу показывая, что его визит чисто деловой, и указал Ионе на место рядом с собою. Старик подчинился, расправил теплую рясу и присел, глаза настороженно блестели.

Мотнув головой, Алексей негромко сказал:

— Сейчас ты выслушаешь меня, и сам решать будешь. И начну я сразу с того момента как очнулся на постоялом дворе, отравленный…

Свою историю он поведал очень медленно, постарался передать свое состояние. Единственное, о чем никогда и никому не будет говорить, так это о том, что он человек из другого времени. Ведь на дворе 18-й век, примут за беса и начнут изгонять его из тела. Экзорцисты тут есть, особенно хорошие специалисты среди палачей.

А оно ему надо их умение на себе пробовать?!

Говорил честно, лучше не врать без большой нужды, просто правду надо недоговаривать. А вот старик слушал его крайне внимательно, временами задавая короткие вопросы, острые как клинок кинжала, засунутый под ребра сильным ударом. Знающий старик, зело недоверчивый — но и пост высокий занимает, был бы недальновиден и не умен, давно бы коллеги «сожрали» вместе с рясой и не поперхнулись.

— Это хорошо, что ты в монастырь не попросился, хотя клобук не гвоздем прибит, как верно подметил. Однако, царевич, в опасные дела ты втягиваешь, тут рисковать многим придется.

— Так без труда не выловишь рыбку из пруда, да и опасно на тонком льду стоять, тут осторожность не помешает, — Алексей усмехнулся — слова Ионы для него стали понятны.

«Старик не прочь поиграть по самым высоким ставкам, но требует показать весь список возможных пожалований. Что ж — он в своем праве, и тут мне не нужно скупиться на обещания. Но и не давать сразу и очень много, памятуя о том, что аппетит во время еды приходит!»