— Это государь вас просто проверил. А захочет — всех вас схватят, а на ваши места своих людишек поставит, думаешь, Феофан Прокопович ему их не подберет в полной горсти?!

Потому как помрачнел епископ, Алексей понял, что удар достиг цели. И усилил нажим:

— А я поддержу церковь — она вторая рука державы, а первая армия с флотом. И освобожу благодатное «Дикое поле», очистив его от татар. И даже дальше — пока на Святой Софии не засияет православный крест. И везде наш патриарх свою власть духовную распространять станет.

— Я помогу тебе, государь, и с другими архиереями поговорю. О том кто из начальственных людей на твою сторону перейти хочет, поставлю в известность, как и о мыслях их.

«Вот так используют духовные пастыри своих овец, и тайну исповеди — но что не сделаешь ради благого дела!»

— Поговорю со священниками, коих много недовольных твоим отцом. Ты все знать будешь — поддержим твое вхождение на престол! Ибо править ты будешь, государь по совести и вере, ни в чем православную церковь нашу не утесняя на всех землях.

— Крест целую! Мне две руки нужны — зачем одноруким быть как царь, родитель мой.

— В Москве нужно поместный Собор собрать незамедлительно, как ты сам примешь царство под свою руку.

— Как только, так сразу! Мне нужен переход гарнизона на мою сторону. И, желательно, чтобы в других городах, архиереи склонили народ выбрать нашу, правильную сторону. И дворяне с боярами тоже определились — опора нужна, чтобы бесовские реформы остановить, нужные оставить, а все упразднить. И столица будет где центр православия, а не на чухонских болотах. В том клянусь всем сердцем!

— Мы поможем тебе всем, чем сможем. Но и ты помоги, государь! Раскольники двойную подать платят, что царь Петр на них возложил. И не дело, что они продолжают православных христиан смущать!

— Решим эту докуку, раз и навсегда, — Алексей пообещал твердо, стараясь, чтобы голос не дрогнул, не сорвался. Епископ удовлетворенно улыбнулся, услышав его столь грозный ответ.

«А ведь вы их боитесь, оттого и жестоки. Вопрос мы решим, но совсем не так, как вам бы хотелось. Монополии на души людские я не допущу — державе служат мусульмане, лютеране, буддисты — будут и староверы. И нечего мне гонения с гражданской войной устраивать».

— Тогда все, государь. Теперь нужно делом заниматься — времени остается мало, нельзя его упускать…

— Мы пропали, царевич, нам теперь не убежать!

— Панихиду раньше времени не устраивай капрал, — Фрол одернул своего «подельника» по самозванству. Даже сейчас, попав в безысходную ситуацию, тот не потерял спокойствия духа, смотря в окно со второго этажа очередного постоялого двора, каких было много за эти недели отчаянного бегства по германским землям.

Теперь ветер судьбы в виде нескольких групп облавщиков, занес их в Мекленбург, удивительную землю, где еще слышалась вполне понятная славянская речь. Ведь всего четыре века прошло, как крестоносцы захватили последний славянский город Аркону и остров Руяну, который переименовали в Рюген. Но так псы-рыцари все «перекрещивали», старательно избавляясь от славянского наследия. Так и Бранденбург, который они недавно миновали, возник отнюдь не на пустом месте — до того славяне именовали городок Бранибор — «рубежный лес».

— Худо дело, но не все для нас потеряно, их всего шестеро, — пробормотал Фрол, напряженно размышляя. И воскликнул:

— Мундир давай, помоги ленты вздеть, ордена. Быстрее!

— Ты что удумал?

— В зале за столами офицеры сидят, наемники. Если правильно и по уму все сделать, они нас от царских гвардейцев спасут. И пистолеты зарядить нужно — драка страшной будет.

Силантий заторопился — раз, и руки уже в рукавах, лихорадочно застегиваются пуговицы. Через пару минут лже-царевич был при полном наряде — золотые позументы блестели, свет свечей отражался на ограненных рубинах и сапфирах, вделанных в эфес шпаги (подарок возлюбленной, купленный на французские луидоры испанский клинок из Толедо). Две ленты через плечо — голубая и синяя — русского ордена святого Андрея Первозванного и польского Белого Орла. Пистолеты за генеральский шарф с золотыми кистями всунуты — один открыто, другой орденскими лентами прикрыт.

— Ну что — позвеним шпагами, вспомним былое!

Лейб-кампанцы посмотрели друг на друга и усмехнулись — они прекрасно понимали, что сегодняшний вечер может стать последним. И хотя в германских городах было не принято стрелять из пистолетов и рубиться, но недаром говорят, что цель оправдывает средства. Их настигли не для того, чтобы силком увести в Петербург — такого не позволит даже мелкий немецкий князек.

Убьют — и все дела, проблема решена в пользу царицы и Меншикова с компанией, да и сам царь одобрит смерть непутевого сына, которого называл «непотребным» и «удом гангренным».

— Славная будет драка!

Фрол сузил глаза, и, поддерживая шпагу, спустился по узкой лестнице в зал. Там горели факелы и свечи — зимой смеркается рано. Но было многолюдно, табачный дым вился к потолку, чад от неизменных жареных колбасок и сала бил прямо в ноздри. Вызывая у голодных людей волчий аппетит, а у сытых уже отвращение и желание немедленно перебить его «аромат» большой кружкой пива.

Стоял легкий гомон, который мгновенно стих, словно по взмаху волшебной палочки, когда посетители увидели спустившегося с лестницы Фрола. Уродливый шрам, «подновленный» умелой рукой капрала привлек внимание, пожалуй, не меньше, чем орденские ленты, которые и во дворцах не так часты, а тут на обычном постоялом дворе, в трактире, или говоря на русском, в кабаке затрапезном.

— Прошу вас, ваше царское высочество, не обессудьте за столь невзыскательный стол, — немецкий офицер лет тридцати пяти склонился перед Фролом в учтивом поклоне. — Не удивляйтесь — рассказы о русском кронпринце, что с оружием в руках отбивается от убийц, посланных его злой мачехой, уже знают везде. Как и о тех страшных ранах, следы от которых вы носите на своем благородном лице.

— О, все преувеличивают, — пожал плечами Фрол, окидывая взглядом зал. Погоня пока не вошла, но то, что счет идет на минуты он прекрасно понимал. — Такова молва!

Немцев сидело за столом трое, все вооруженные шпагами, без нее дворянину было выйти на улицу как без штанов. Но пистолетов не было — кушать с огнестрельным оружием как то не принято. А потому оружие за поясом царевича было сразу замечено.

— Ваше высочество, я генерал-майор Бурхард Кристоф фон Мюнних, из Ольденбурга, нахожусь на военной службе саксонского курфюрста и польского короля Августа. Со мной адъютанты, эти доблестные молодые офицеры. Мы вам можем послужить, если вы позволите!

— За мной увязались убийцы, они меня догнали и сейчас войдут — это гвардейцы царя Петра. А потому для вас будет не совсем удобно, если вы ввяжетесь в стычку, ведь русский монарх союзник польского короля, у которого вы находитесь на службе.

— Какое мне до этого дело — с кем дружат монархи?! Вы в опасности, и вы не преступник, а жертва. Мы дворяне, ваши высочество, а честь не пустой звук! Карл, сходите и зарядите наши пистолеты! Нет, постойте — у нас нет времени — убийцы пришли!

Действительно, двери распахнулись и клубах проникшего в теплый зал холодного воздуха вошли шестеро в плащах и треуголках, которые носили здесь все дворяне. Отблески пламени в камине отражались на пистолетах, которые было хорошо видно через распахнутые плащи.

Взгляды вошедших «гостей» остановились на стоящем царевиче — орденские ленты сразу бросились в глаза. Двое радостно ахнули, трое удовлетворенно вздохнули, а шестой несколькими словами послал мать кронпринца в известную всякому русскому даль, и при этом затронув его лошадь. Но эти глумливые фразы вызвали гневную отповедь от старшего среди гвардейцев. Он живо обернулся к сквернословцу:

— Заткни пасть!

И пошел прямиком к царевичу, остановившись напротив — их теперь разделял только широкий дубовый стол. За ним выстроились шеренгой его спутники — рослые, широкие в плечах и крепкие — иных в петровской гвардии не держали.