Едва поставив меня на ноги, деспот схватился за подол моего платья и вздернул его до самой головы, да так и оставил, предоставляя дальше бороться с ним самой. И пока я тянула с себя ткань, получила единственное предупреждение о том, что случится в следующее мгновенье, когда широкие грубые ладони прошлись по внутренней стороне моих бедер, требуя раскрыться шире. Зная особую тягу моего мужчины к оральным ласкам, удивлена я не была, просто думала, что этот раз будет только для него, учитывая продолжительность вынужденного воздержания. Потеряв равновесие, я врезалась лопатками в стену, изгибаясь во властном захвате Грегордиана и открываясь так, как он и желал. Но и этим деспот не удовольствовался. Закинув себе на плечо мою правую ногу, он оставил меня абсолютно беззащитной, распахнутой до предела для его обжигающего дыхания, взгляда, прикосновений. Вид его, такого огромного, способного, не напрягаясь, переломить мой позвоночник как соломинку, все ещё полностью одетого, сидящего между ног у бесстыдно обнаженной меня… Уже от одного этого внутренние мышцы зашлись в сокращениях от неумолимо накатывающего оргазма. Черт возьми, мое тело настолько хорошо знало то наслаждение, которое он мне дарил, что готово было взорваться авансом, лишь от обещания, что это случится. Грегордиан поднял на меня глаза, и в них читалось одновременно и полное понимание того, что со мной творит, и мужское торжество, и свирепый, сжигающий его самого голод.

— Еще нет! — рыкнул он и сжал до боли мои бедра, вынуждая чуть распуститься стиснувший тело и сознание болезненно-сладкий узел.

И только убедившись, что его приказ исполнен, Грегордиан скользнул в меня пальцами, раскрывая, и прижался ртом безошибочно точно и именно с тем давлением, что вырвало из меня хриплый, почти страдальческий стон.

Смотреть на лицо деспота, пока он с безупречным мастерством заставлял свиваться все мои ощущения в один огромный пылающий клубок, шаровую молнию, предназначение которой разнести меня в пыль, было невыносимо до сумасшествия, но и отвести глаза я была не в состоянии. Понятия не имею, как мне так долго удалось удерживать себя от падения за грань, а может, считанные секунды показались вечностью, но когда Грегордиан наконец рыкнул в мою терзаемую им плоть: «Ну же!», зашлась в отчаянном қрике освобождения мгновенно. Господи, да. Я до черных мушек перед глазами могу отстаивать свою правоту в чем угодно перед моим деспотом, но с тем, что в чувственном плане он владел мною безраздельно, исключительно, полностью, я спорить не могу. И если раньше я противилась этой мысли из-за того, какие отношения были между нами, и того, что моя раз за разом происходившая капитуляция оседала после горечью внутри, то сейчас во мне кипело, рвалось наружу абсолютное счастье.

Поднявшись, Грегордиан стремительно стянул с себя одежду и, лишив меня возможности хоть немного полюбоваться его телом, обхватил за талию и потащил к бассейну. Вода оказалась совсем не теплой, и я зашипела от сотен ее укусов на моей г орячей, потной коже. Откинув голову на бортик, деспот усадил меня поверх себя.

— Только так все будет происходить в том темпе, после которого ты сможешь ходить! — криво усмехнулся он, но предельное напряжение всех его мышц и мучительное содрогание, прокатившееся, едва я обхватила его член, показали, что от юмора мой мужчина чрезвычайно далек.

После пусть и недолгого перерыва впускать его в себя было просто убийственно-восхитительно, но наблюдать за его лицом в этот момент — удовольствие, почти перекрывающее собственное. И без того всегда резкие черты Грегордиана обострились до предела: лоб весь покрылся глубочайшими складками, брови сошлись как будто в крайнем проявлении гнева, челюсти сжаты до хруста, верхняя губа вздернута как в оскале, глаза, широко распахнутые и при этом почти невидящие, устремлены сқвозь толщу идеально-прозрачной воды туда, где его каменно-твердая плоть вторгалась в меня.

Когда проникновение достигло своего апогея, огромные ладони стиснули камень бортика так, что казалось, пальцы войдут в его толщу словно в масло, а мощные бедра рванули вверх, почти полностью поднимая меня над водой, требуя немедленного движения. И я вняла этому яростному молчаливому ультиматуму, сразу выбрав беспощадный темп, от которого мои собственные мышцы запылали уже спустя минуту. Теперь я оценила выбор Грегордиана. Прохладная вода в бассейне омывала мое пылающее тело, полностью захваченное лихорадочной погоней за взаимным наслаждением, и не будь этого, я оказалась бы на грани спонтанного самовозгорания.

Грегордиан, несмотря на то, что я видела, как его колотит и выгибает, не требовал от меня большего, отдав все управление нашим безумием мне одной. И только в его диком взгляде я читала огненные письмена, гласящие: «Еще!», «Сильнее!», «Жестче!», и от них устремлялась по спирали нашего вожделения все выше, утаскивая моего деспота за собой. Когда мой позвоночник прошило в великолепном финале, Грегордиан наконец сорвался и, вцепившись мне в бедра, догнал меня за несколько мощных, сокрушительных толчков. Его рев был первобытной смесью облегчения и болезненного наслаждения и подействовал на меня словно волшебный катализатор, продливший мой собственный высший кайф необыкновенно долго.

— Внимательно послушай меня, Эдна! — голос деспота был хриплым, но строгим, в противоположность его рукам, без остановки мягко ласкающим мою спину и ягодицы.

Я лежала распластанная на широкой груди Грегордиана и все ещё захлебывалась дыханием и вздрагивала от медленно утихающих волн экстаза, беспорядочно бьющих в какие-то чувствительные зоны повсюду в теле, а он уже решил поговорить о чем-то серьезном?

— М-м-хм-м, — только и смогла ответить я и даже попыталась поднять голову.

— Прямо сейчас я увезу тебя из Тахейн Глиффа, спрячу и дам тебе артефакт Короткого пути, обладать которым так хочет монна Илва. — Вот теперь моя голова поднялась сама собой. — И предвосхищая твои вопросы — обманывать ее я не собираюсь, и ты сможешь вручить его ей собственноручно, если все завершится именно так, как задумано.

— А если нет?

— А если нет, и я, и только я, не приду за тобой, то ты воспользуешься им сама и покинешь мир Старших…

— Нет! — меня словно подбросило, и чувственной расслабленности как не бывало.

Я стремительно села и, хмурясь до легкого жжения на лбу, уставилась на Грегордиана.

— Да, Эдна! — привычно надавил он. — Я приду за тобой позже!

— Не считай меня слабоумной! — ткнула я пальцем в центр его груди. — Если ты не придешь за мной вовремя, это будет означать, что ты… — слово «мертв» застряло в горле, как будто было колючим, ранящим плоть шаром.

— Это может означать что угодно. В любом случае ты пообещаешь мне, что не станешь оставаться дольше и тем самым не предоставишь возможность моим врагам найти тебя! — хоть порыкивающие нотки и пробивались, но деспот все ещё увещевал меня, а не пытался властно припечатать по обыкновению.

— Здесь я остаться не могу? Даже если ты меня запрешь?

— Нет, Эдна, — Грегордиан сел прямее, смещая меня ниже, и его глаза оказались как раз напротив моих. — Я возьму с собой всех лучших воинов, они же и те, кому я доверяю в той или иной степени. А значит, поручить твою охрану мне некому… хотя я не стал бы этого делать в любом случае. Не в нынешних обстоятельствах точно.

Возмущение закипело во мне, и вдруг захотелось иметь какую-нибудь проклятую волшебную силу, чтобы взять и утащить своего мужчину в мир Младших, на волшебный остров, да хоть в чертову пещеру, куда никто и ничто не сыщет дороги, и заставить его позабыть обо всем на свете, принадлежать мне одной и не вздумать лезть в пекло из-за чужого идиотизма. Привет-привет, первобытные инстинкты. Кто бы знал, что вы у меня есть!

— Это несправедливо. Почему все должно быть так? — повысила я голос. — Этот долбаный конфликт возник за тысячу жизней до твоего рождения, и главные его виновники свои головы подставлять не собираются, так почему же именно ты должен быть тем, кто может расплатиться жизнью? Ради чего?