– Похоже, там война началась, – добавил Малкольм.

– Рапторы вырвались на свободу, – объяснил Хэммонд.

– Как же им это удалось?

– Сбои в системе… Арнольд не подозревал, что включилось только вспомогательное электроснабжение, а защитные ограждения отключены.

– Неужели?

– Помолчал бы, хитроумный выродок!

– Насколько помнится, – сказал Малкольм, – я предсказывал, что защита вырубится.

Хэммонд рухнул в кресло и вздохнул.

– Черт побери! – Он покачал головой.

От вашего внимания, верно, не ускользнуло, что наша идея была вообще-то предельно проста. Я с моими коллегами несколько лет назад понял, что мы можем клонировать ДНК вымерших животных и вырастить их. Нам показалось, что это блистательная мысль, что-то вроде первого в истории человечества путешествия во времени. Мы, так сказать, вознамерились воскресить динозавров. Это было так волнующе и казалось настолько реальным, что мы решили испытать судьбу. Мы купили этот остров и приступили к работе. Все оказалось проще простого.

– Проще простого?! – вскричал Малкольм. Неизвестно откуда он взял силы, но тем не менее поднялся и сел на постели. – Проще простого?! Да вы еще тупее, чем я думал! А ведь я и так считал вас круглым дураком!

– Доктор Малкольм – вмешалась Элли, пытаясь уложить его на подушки.

Но он только отмахнулся от нее и обернулся к динамику внутренней связи, откуда доносились душераздирающие вопли.

– Что там творится? – гневно спросил Малкольм

Вот вам реализация вашей простой идеи! Предельно простой! Вы создали новые формы жизни, не имея о них ни малейшего представления. Ваш доктор Ву даже не знает, как называются созданные им существа! Его не волнуют такие мелочи, как названия. Я уж не говорю о сути явления. Вы очень быстро сотворили множество новых существ, совершенно ничего о них не ведая. И при этом ожидаете, что они будут вам подвластны. Видимо, из благодарности за то, что вы их вызвали на свет Божий. Вы напрочь забыли, что они живые, что у них есть свои жизненные интересы и они могут не испытывать к вам никакой благодарности. Еще раз повторяю: вы забыли, как мало вы о них знаете, забыли о своей некомпетентности! Но бесшабашно заявляете, что все легко и просто… О Боже…

Он, закашлявшись, откинулся на подушки.

– Знаете, в чем порок так называемой «научной мощи»? – продолжал Малкольм. – Это своего рода унаследованное богатство. А вам, наверное, известно, какими тупицами бывают урожденные богачи. Это правило не знает исключений, – Что он такое говорит? – возмутился Хэммонд. Хардинг жестом показал ему, что больной бредит. Малкольм подмигнул ему.

– Я поясню вам свою мысль, – произнес он. – Тот, кто хочет достичь могущества – в любой области! – должен постоянно чем-то жертвовать. Он должен учиться, долгие годы соблюдать суровую дисциплину. Это относится к достижению любого могущества. Чтобы стать президентом компании, или получить черный пояс по каратэ, или сделаться гуру, то есть духовным наставником, – для всего этого требуются значительные усилия, самоотверженность. Вам необходимо от многого отказаться ради достижения цели. Это должно быть для вас чем-то очень-очень важным. И когда вы наконец достигаете желанной цели, вы обретаете могущество, и его уже у вас не отнять. Оно становится частью вашего естества. Это в буквальном смысле слова результат вашей самодисциплины.

Самое интересное тут вот что: если вы, скажем, овладели искусством убивать голыми руками, вы одновременно дозреете и до того, что не будете растрачивать свое умение направо и налево. Могущество такого рода имеет как бы встроенные механизмы безопасности. Самодисциплина приучает человека к тому, чтобы он не злоупотреблял обретенным мастерством.

Но мощь науки подобна богатству, полученному по наследству: здесь не нужно никакой дисциплины. Вы прочли в книгах о чужих свершениях и делаете следующий шаг. Это можно проделать и в юном возрасте. И быстро добиться успеха. Здесь нет сурового ученичества, длящегося десятилетиями. Не существует мастеров-предшественников: всех ученых, работавших раньше, можно просто игнорировать. Нет здесь и преклонения перед природой. Правило одно: быстро разбогатеть, быстро создать себе имя. Хитрите, врите, подделывайте результаты – это все не имеет никакого значения. Ни для вас самих, ни для ваших коллег. Никто вас не осудит. Все такие же беспринципные. Все играют в одну игру: получить как можно больше и сразу.

А поскольку вы стоите на плечах у гигантов, вы в состоянии быстро добиться результата. Не успев понять, что же вы на самом деле совершили, вы уже сообщаете о своем свершении, патентуете его и продаете. А у покупателя еще меньше сдерживающих факторов, чем у вас. Он просто покупает могущество, как любой другой товар, обеспечивающий ему комфорт. Ему и в голову не приходит, что это требует обучения и самодисциплины.

– Вы понимаете, о чем он говорит? – спросил Хэммонд.

Элли кивнула.

– А я не могу уловить смысл.

– Хорошо, я скажу совсем просто, – терпеливо проговорил Малкольм. – Каратист не убивает людей голыми руками. Он не позволяет себе в порыве гнева убить свою жену. Настоящий же убийца не признает дисциплины, у него нет тормозов, и он способен продать свою силу на субботней распродаже. Именно такого рода могущество дает нам наука. Вот почему вы решили, что создать Парк юрского периода проще простого.

– Но это было действительно просто! – заартачился Хэммонд.

– Тогда почему же все идет наперекосяк?

Джон Арнольд, у которого от напряжения кружилась голова, открыл дверь электростанции и вошел в темное помещение.' – О Господи, да тут совсем черно!

Он должен был вообще-то раньше сообразить, что свет выключен. Арнольд почувствовал сквозняк: в здании было два подземных этажа. Так, нужно найти эстакаду… И надо быть поосторожней, чтобы не сломать себе шею.

Эстакада…

Он, как слепой, пробирался на ощупь, пока не понял, что это бесполезно. Надо как-то осветить помещение. Арнольд вернулся назад и приоткрыл дверь сантиметров на десять. Света стало достаточно. Но как удержать ее в таком положении? Арнольд решительно снял ботинок и всунул его в щель.

Он разглядел эстакаду и пошел по заржавленному железу. Обутая нога топала громко, босая ступала тихо. Но хотя бы не приходится тыкаться вслепую!.. Впереди показалась лестница, которая вела вниз, к генераторам. Еще десять метров…

И вдруг стало темно.

Свет померк.

Арнольд посмотрел назад и увидел, что велоцираптор закрыл собой дверной проем. Ящер наклонился и тщательно обнюхал ботинок.

Генри Ву мерял шагами комнату. Он нетерпеливо пробежался пальцами по клавиатуре, потрогал мониторы. Ву все время был в движении. Ему казалось, что он сойдет с ума от нервного напряжения.

Ву еще раз мысленно повторил, что ему предстоит сделать.

Действовать надо быстро. Сначала включится экран. Тогда нужно нажать…

– Ву! – раздалось, свистя, из рация. Ву схватил микрофон:

– Я слушаю!

– Ну как? Включилось наконец это проклятое электричество или нет? – Это был Малдун. Его голос звучал как-то странно глухо.

– Нет еще. – Ву улыбнулся, обрадовавшись, что Малдун жив.

– Я думаю, Арнольд пошел для этого в технический корпус. А что было потом, я не знаю.

– Где вы сейчас? – спросил Ву.

– Я заткнут.

– Что-что?

– Заткнут в чертову трубу, – объяснил Малдун. – И пользуюсь тут большим спросом.

«Веселенькое занятие – торчать затычкой в трубе!» – думал Малдун.

За гостиницей лежал штабель дренажных труб, и Малдун, как какая-то жалкая тварь, втиснулся задом в первую попавшуюся трубу. Там было тесновато, но зато его здесь не могли достать велоцирапторы.

По крайней мере, после того, как он отстрелил лапу первому голубчику, подошедшему к трубе. Раненый раптор, взвыв, отскочил, и остальные стали вести себя с тех пор гораздо почтительней. Малдун жалел только о том, что не дождался, пока в трубе появится морда мерзкой твари, а спустил курок раньше.